Миры обетованные - Холдеман Джо - Страница 17

16 сентября. Провела в библиотеке целый день. А до этого у нас была лабораторная по «Развлечениям». Нас знакомили с американским фольклором. Банджо — очень своеобразный инструмент. До сих пор я слышала банджо лишь в составе оркестра, аккомпанемент — ритм, диксиленд. Сегодня на банджо не бренчали. Музыкант перебирал струны, как на соло-гитаре, и делал это просто виртуозно. Партия была заучена им наизусть. Казалось, он грезит наяву и абсолютно не обращает внимания на свои пальцы. Второй музыкант играл на скрипке и вел себя совершенно иначе. Он рассматривал струны и гриф как бы с изумлением: неужели скрипка так прекрасно поет в моих руках?! Скрипач, большой и толстый, был обладателем широкой седой бороды. Я поразилась, как он играет своими длиннющими пальцами на маленькой скрипочке. На мой взгляд, ему требовался инструмент покрупнее, например контрабас. Толстяк смычком высекал из струн нежнейшую мелодию. К семинару по менеджменту мы готовились в читальном зале библиотеки, потому что нашим домашним заданием был анализ двух дюжин газет. Газеты мы отбирали по своему вкусу. К нам в общежитие они не поступали. Те из студентов, кто мог позволить себе раскошелиться на аренду множительной техники, быстро сделали копии и понесли их домой. Я и Хокинс такой возможностью не располагали и поэтому проторчали в читалке целый день, выписывая из статей цитаты. Я обнаружила ещё одну привлекательную черточку у Хокинса: он не богат.

17 сентября. С утра до вечера читала Крейна и литературу об его творчестве. Хороший писатель, но трудно привыкнуть к его стилевой манере, к использованию архаизмов и диалектных форм: «Чтобъ имъ однолично ни въ чемъ нужи ни которыя не было, а жили бъ и ходили просты…» Я долго соображала, прежде чем поняла — это ведь и о вольной судьбе Миров!

18 сентября. Я изрядно нервничала, идя на собеседование по Крейну, но все обошлось. Шауманн дает студенту задание изучить творчество того или иного автора, и «перескочить» через данный зачет нельзя. Не явился — приходи через месяц. В течение получаса Шауманн экзаменует студента по биографии и книгам писателя, затемвы берете себе новую тему. Оценки не ставятся. Шауманн уверяет, что придерживается этой системы исключительно из-за своей лени. На самом же деле таким образом он обеспечивал себе полную преподавательскую часовую нагрузку и убивал при том сразу двух зайцев: вопросы, которые он готовил своей жертве, «не повисали в воздухе», а студент усваивал программу в срок.

Сразу после пары «Религии Америки» я отправилась в Ист-Ривер на встречу с Кайз. Ист-Ривер — маленький городок, построенный на речке с одноименным названием около двадцати лет назад группой земледельцев. Вскоре они обанкротились. Суд до сих пор не разобрался с мешками документов, в которых оказалось много путаницы. Городок стал на время ничейным, бесхозным. Здесь нет больших зданий, которые можно было бы заселить или сдать под производственные площади. Однако вдоль речки стоят блочные коробки, совершенно пустые. Над водой высится недостроенная конструкция моста. Пространство между опорами и балками затянуто, в целях безопасности, металлической сеткой. Забравшись на мост, вы видите буксиры, баржи и катера, идущие вверх и вниз по реке прямо у вас под ногами.

Мы встретились с Кайз в заведении с философским названием «Месть Виноградной Косточки». Кайз сидела в углу просторного помещения, которое в свое время, очевидно, предназначалось под товарный склад и занимало примерно одну двенадцатую территории торгового комплекса.

Меня здесь поразила акустика — нечто невероятное! Место, на мой взгляд, никак не годилось для политических сходок, для сборищ революционеров и тайных заговоров. Слова звучали звонко, как на сцене; обыкновенный шепот становился эффектным театральным шепотом. Электричества не было, и свет из окон, из-за их отсутствия, тоже не падал. На каждом столике стояло по свече, народ тем и довольствовался. Разномастная, на свалках собранная, что ли, мебель была беспорядочно расставлена на холодном полу. Я бы не удивилась, различив на стене портреты Ковальского и Ленина.

Кайз заприметила меня, несмотря на то, что я блуждала по залу почти впотьмах. Я пробиралась меж столов в основном на ощупь. Но вскоре и мои глаза привыкли к слабому свету. Кайз провела меня к заменяющей стол старой деревянной двери, к которой хозяева приколотили ножки. Кайз представила меня трем своим друзьям.

Один из них выглядел как заправский революционер. Его звали Уилл. Фамилии, как и принадлежность к клану, тут не сообщались. Маленькое обезьянье лицо Уилла обрамляли курчавые баки, борода и растрепанная шевелюра. Легкий, мосластый, подвижный, он носил рабочую спецовку. Хотя на мой вопрос: «Чем Уилл занимается?» — он ответил, что сидит и размышляет. Двое других моих новых знакомых представились студентами. Они обращались друг с другом с неподдельной нежностью. Это были, вне всякого сомнения, настоящие влюбленные. Изящная, бледная, как будто она из Ново-Йорка, блондинка Лилиан Стерн прекрасно смотрелась в паре с высоким негром Мухаммедом Твелвом. Негр был приятно удивлен, когда узнал, что мне известно, как знаменита в Африке фамилия Твелв. Мы выяснили, что великий Твелв, доводился прапрадеду Мухаммеда родным братом. То было кровавое время.

В «Виноградной Косточке» мне предстояло выдержать своеобразное собеседование. Я уже знала, что ранее подобный экзамен устраивался и для Кайз. Процедура оказалась не из приятных. Вопросы задавал в основном Уилл. По отношению ко мне он держался очень высокомерно. В его голосе звучали злые, враждебные нотки, хотя сами вопросы облекались в весьма корректную форму. Когда Уилл открывал рот, остальные замолкали и ловили каждое слово лидера. Да, Уилл привык тут лидировать, это бросалось в глаза.

Боюсь, я слегка переиграла, уходя от прямых ответов. Не то чтобы я намеренно искажала факты и откровенно пудрила Уиллу мозги, — я просто выдавала ему то, что он ожидал от меня услышать. Пожалуй, я не удержалась от искушения немного побесить его.

Уилл: — Предположим, оба Координатора — люди бесчестные.

Я: — На то они и политики.

Уилл: — Хорошо. Что мешает им попирать законы и злоупотреблять властью, получая мзду за многомиллионные операции по импорту и экспорту?

Я: — Через их руки постоянно проходят десятки миллионов долларов.

Уилл: — Но, в конце концов, они обязаны отчитываться перед своими налогоплательщиками, парламентом. Кроме того, здесь на Земле существует таможенная служба.

Я: — В Торговой палате их слово решающее.

Уилл: — Ваш прогноз. Во сколько будет оценена привилегия получить доступ к шлангу с кислородом?

Я: — Вы, наверное, имеете в виду водород? Кислород мы сами производим. За водород придется раскошелиться, это точно.

И так далее. Конечно же, о многом я умолчала. О том, например, что никто не рассчитывается за водород деньгами. Это наш чистый бартер с Америкой: ваш водород — наша сталь. Что же касается Координатора и его возможностей наварить себе миллионы… Что он станет с ними дедать? Пересчитывать под подушкой? Чтобы потратить хоть часть крупной суммы, Координатору придется лететь на Землю или на Девон. Но разве не будет там отслежен буквально каждый шаг столь высокопоставленного лица? Обязательно будет. Гарантия тому — Тайный Совет, в который, по Положению, входят экс-Координаторы. Они тотчас лишат Координатора-взяточника права голоса в Тайном Совете.

Безусловно, идея быстрого обогащения незаконным путем вводит в соблазн многих политиков Земли. Что в принципе понятно. Кого-то из наших, наверное, тоже бы попутал черт, когда бы в Мирах население исчислялось сотнями миллионов людей…

Стоит обратить внимание и на такой факт: отчего в Мирах так мало диссидентов? Где политическая оппозиция? Ее практически нет. Нет потому, что у вас всегда есть выбор — если вам не нравится политическая система и государственное устройство Мира, в котором вы живете, вы легко переселитесь на другую орбитальную станцию. Неожиданно до меня дошло, что политический спектр Миров чрезвычайно широк. Систем и партий в них больше, чем по всей Земле было за последнюю сотню лет!