Миры неукротимые - Холдеман Джо - Страница 50

Больничный совет уведомил семью Джона, что операция должна быть сделана сейчас, в последний год перед высадкой на Эпсилон. Это была только рекомендация, не приказ, но подкрепленная очень вескими соображениями. Джон никогда не сможет попасть на Эпсилон, куда в будущем будут переброшены лучшие представители медицины «Нового дома». Кроме того, в ближайшие десятилетия ожидается очень напряженная работа для медиков, и операции такого рода, как у Джона, получат относительно низкий приоритет.

Врачи не могли даже приблизительно оценить вероятность успеха операции до тех пор, пока Джона не выведут из криптобиоза. Сначала нужно было восстановить в его теле нормальный электролитический баланс. Конечно, он мог умереть при выходе из спячки, но в ближайшем будущем возможности снизить риск не предвиделось.

Против был только Дэниел. Он пришел в ярость от того, что в их семейную жизнь и планы вторгаются доктора со своими предписаниями – предписаниями, опирающимися на догадки, которые могут оказаться совершенно ошибочными. Но Эви проявила стойкость в этом вопросе, так как она единственная в семье собиралась оставаться на борту «Дома» и после высадки. Она готова была поскорее скомандовать хирургам: «Вперед!»

О’Хара оказалась посередине; ее пугала необходимость дать согласие на рискованную операцию, и в то же время очень хотелось, чтобы Джон наконец поправился; короче говоря, она малодушно надеялась, что этот вопрос решится без нее. Сколько у нее мужей на самом деле – один, два или полтора?

Насчет позиции Джона у них троих не было никаких сомнений. Он предпочел бы умереть, чем вести жизнь паралитика.

В конце концов О’Хара отдала свой голос Эви, и Джона вывели из криптобиоза. Сначала все выглядело скверно. В его открытых глазах не было ни тени узнавания или понимания. Но все же на третье утро его взгляд осмысленно остановился на О’Хара. Она объяснила ему положение, и Джон кивком выразил согласие.

Операция длилась девять часов. Эви не была хирургической сестрой, но ей разрешили присоединиться к операционной бригаде в качестве «мальчика на побегушках». Она рассказала О’Хара о неприятной минуте, когда ей пришлось, скорчившись под столом, держать мочесборник для старшего хирурга, юной девицы, годившейся ей в правнучки. Это было ужасно: девчонка буквально держит в руках жизнь ее мужа, а сама еще не умеет профессионально справляться с позывами урогенитального сфинктора. Но нейрохирурги должны быть привычны к долгим операциям, какое бы впечатление этот эпизод ни произвел на Эви.

Их предупредили, что результат будет виден не сразу; так что никто не встревожился, когда Джон не проявил признаков немедленного выздоровления. Через неделю он вернулся к своему словарю «да – нет –дерьмо» и мог сосчитать до десяти. Теперь можно было забрать его из госпитальной палаты в его комнату с низкой гравитацией.

В речевой деятельности не наблюдалось ни малейших изменений. Через месяц доктора провели серию тестов и вынуждены были признать, что операция никак не повлияла на его состояние. Его мозгу теперь хватало кислорода, но он просто отказывался служить.

Глава 7

Будь таким, как ты есть

В возрасте 55. 43 (11 Тереза 428).

Собственно, все началось десять дней назад. Я была слишком занята, чтобы заниматься дневником: морочила юные головы, выворачивала людей наизнанку, всякое такое.

Меня назначили заведовать отделом индукции – индукции способностей через добровольное гипнотическое внушение – на том веском основании, что больше никто с этим связываться не желает. К тому же я занималась этим еще на земной орбите и даже лично прошла первую половину процедуры. Результат – Прайм.

Правда, это было 26 лет назад, по моему подсчету, или 66 лет «настоящего» времени, или 147 лет Эпсилона. Больше половины жизни назад, как ни считай. Я вспоминаю этот процесс как дурной сон; всякое воспоминание – как пробуждающийся кошмар.

Но теперь это не проблема. Здесь намного меньше людей, а я улучшила свои администраторские навыки. Одна из проблем состоит в том, что три четверти файлов индукции пропало. Девять десятых уничтожены во время информационной катастрофы. И только несколько восстановлены. Вторая проблема – недостаточный энтузиазм в массах.

Это еще мягко сказано. Проще найти консенсус с бандой мятежников. Индукция особенно эффективна для молодых, и, конечно, лучшие кандидаты – это люди, не проявившие никаких талантов в общественно-полезных направлениях деятельности. Но когда вы предлагаете им подвергнуться индукции, они ощериваются и выпускают когти: «Не хочу быть роботом, хочу оставаться собой!» Даже если оставаться собой значит просто успешно перерабатывать свой рацион в компост.

Одним из кандидатов на индукцию, не оказавшим сопротивления, к моему огромному облегчению, стал муж Сандры – Джейкоб. Он не обнаруживал каких-либо особых талантов, необходимых первопоселенцам – хороший бросок не самое существенное достижение в жизни. Я просто показала ему список, и Джейкоб сказал, что, на его вкус, слесарное дело может оказаться интересным. Он закончил завтрак, поцеловал нас обеих на прощание и на две недели сдался монстру ИС.

Большой проблемой остаются для нас обращенные. Вот это уж настоящие машины по производству компоста. Можно, конечно, просто брать каждого за руку и отдавать машине, а они будут блаженно улыбаться, понимая, что на то Господня воля. Но даже истуканы обладают гражданскими правами. Психометрики называют их «личностями, утратившими волевой импульс», что я лично нахожу эвфемизмом для слова «истукан». Пройдя индукцию, они заслужили бы право вновь быть причисленными к человеческой расе. Но по мнению некоторых, гораздо нравственней предоставить им тонуть в болоте, но – по собственному выбору.

Камаль Мухаммед, инженер общественного мнения, помогавший нам для общего блага отправлять людей в спячку, сам не был в криптобиозе. Он уже давно в отставке, и лет ему теперь 105 (233 по времени Эпсилона), но он и сейчас то и дело помогает администрации. Я пошла к нему советоваться.

У него одна из самых выдающихся жилых комнат на корабле. Десятилетиями он увлекался восточными искусствами и ремеслами. В его комнате растут в горшках около пятидесяти карликовых деревьев – бонсай, образующих маленький лес, занимающий все пространство и разделенный узкими тропинками. Койка, на которой сидел Мухаммед, была захламлена обрывками бумаги, сложенными в технике оригами. У стены, там, где у большинства людей стоит консоль связи или куб, у Камаля выкрашен чистый белый квадрат. В центре – ваза с четырьмя цветками, изысканно и живописно дополненная лежащим рядом камнем размером с кулак, в серую и розовую крапинку.

– Восхитительно, – сказала я. – С Земли? Он кивнул.

– Догадалась. Из Японии. Мне привез его друг. – Камни, которые мы использовали в парке для украшения ландшафта, были с углеродно-чондритного астероида; таких красивых, как этот, в розовую крапинку, я в жизни не видела. – Теперь позволь мне продемонстрировать мою собственную проницательность; ты пришла, так как люди проявляют достаточно благоразумия, чтобы отказываться от ваших затей. Тебе нужна моя помощь, чтобы надуть их. Для общего блага, разумеется.

– Ага. Но я бы пришла просто полюбоваться на деревья, если б знала о них.

– Ты из крипто, иначе ты бы знала… – Он наставил на меня палец. – Вспоминаю тебя. Ты один срок была координатором от Политики….

– Примерно сотню лет назад, эпсилоновских лет.

– Конечно. – Он задумчиво кивнул. – А еще раньше, в Ново-Йорке, ты была местным enfant terrible исходного проекта. О’Кэйси, нет, О’Хара. Марианна. Ты написала книгу. Потом ты заведовала криптодемографией «Дома». Святой Петр – привратник в юбке. Решающий, кому вознестись на небеса.

– У тебя замечательная память. Но я не только демографией занималась, конечно.

– Ты еще работала с этой жуткой машиной, формирующей личность. Наматывающей провода на глазные яблоки…

– И вовсе это не провода. Крохотные сенсорные датчики, их практически не чувствуешь.