Буддизм. Энциклопедия - Королев Кирилл Михайлович - Страница 10

Местом ухода Будда избрал местечко Кушинагара недалеко от Варанаси. Простившись с учениками, он лег в позе льва (на правом боку, головой к югу и лицом к востоку, правая рука под головой) и погрузился в созерцание. Когда дыхание Будды отлетело, ученики по обычаю кремировали тело; легенда гласит, что один из учеников вытащил из костра зуб Будды — величайшую святыню буддизма, на протяжении восьми столетий хранившуюся в Индии, а позднее переправленную на остров Шри-Ланка. Сейчас этот зуб хранится в храме ланкийского города Канди.

Когда погребальный костер погас, в пепле были найдены шарира — «шарики плоти», доказывавшие святость Будды. Эти шарира поделили между собой восемь лучших учеников Будды, а со временем для них выстроили особые культовые хранилища — ступы. По замечанию Е. А. Торчинова, «эти ступы стали как бы предшественниками китайских пагод и тибетских чортенов (монгольских субурганов). Надо также сказать, что буддийские ступы — одни из наиболее ранних архитектурных памятников Индии (вообще все наиболее ранние памятники индийской архитектуры — буддийские). Обнесенная стеной ступа в Санчи сохранилась до нашего времени. По преданию, таких ступ было сто восемь (священное в Индии число)».

Подношение дереву Бодхи. Рельеф ступы Санчи.

Так закончилась земная жизнь легендарного Будды — и так началось распространение буддизма. При этом сама легенда о Будде, разумеется, становилась с годами все богаче и расходилась буквально по всему миру: она достигла даже Византии — естественно, все имена подверглись неизбежному искажению, — где стала известна как легенда о царевиче Иосафате (то есть Бодхисаттве) и отце его Авенире. Более того, под именем Иосафат Будда Шакьямуни был канонизирован византийской церковью — и оказался включенным в православные святцы!

В ее «наполнении» существенную роль сыграли не только молва и реликвии-шарира, но и тексты сутр, которые также закладывались в ступы и почитались как записи подлинных слов Будды: сутры представляли собой, при таковом восприятии, суть учения Будды, Дхарму, а поскольку Дхарма есть суть Будды, тем самым сутры становились своего рода «духовными мощами» Просветленного.[16] А позднее, по мере того как ширилось число приверженцев новой религии и все более разнообразными становились посвящения достигшему паранирваны Учителю, начали появляться его скульптурные и живописные изображения. Первоначально память о Будде находила визуальное воплощение в символических объектах — ступенях, престолах, деревьях, изображениях колеса Дхармы и т.п. С появлением же первых скульптурных и живописных портретов — до сих пор ведутся дискуссии о том, где и когда именно это произошло, — легенда получила «наглядное подкрепление» (причем молва, конечно же, стала утверждать, что самые ранние из этих изображений являются прижизненными). Известен случай, когда статуе царя Удраяны из древесины сандалового дерева, ошибочно сочтенной изображением Будды, приписывали способность «замещать» Будду, пока тот находился на небесах и проповедовал Дхарму своей матери и небесным божествам. По словам современного американского буддолога Джона Стронга, «подобные портреты очевидно рассматривались как временная замена Будде в отсутствие последнего и считались так или иначе живыми».

Поклонение дереву Бодхи в Бодх-Гае.

Если согласиться с достаточно распространенной точкой зрения (восходящей к Махаяне), что Будда Шакьямуни — лишь один из неисчислимого количества будд, обитающих в разных мирах и в разные промежутки времени, оказывается непонятным то почтение, которым окружена фигура бывшего принца Сиддхартхи Гаутамы. Но если вспомнить, что он был Учителем — не только открыл Путь, но и объяснял, как им воспользоваться, — тогда почитание становится понятным. В отличие от множества других будд — например, Амитабхи, Вайрочаны или будды грядущего Майтрейи, — Шакьямуни именно учил, и неудивительно поэтому, что только для него одного эпитет «будда» является именем собственным.

Глава 2

ЧЕТЫРЕ БЛАГОРОДНЫХ ИСТИНЫ: основы буддийского учения

Как уже говорилось в предыдущей главе, «буддизма вообще», некоего инварианта буддийского вероучения попросту не существует. Каждое направление (Хинаяна, Махаяна, Ваджраяна), более того — каждая школа внутри этих направлений исповедуют фактически собственный вариант буддизма. Тем не менее, по справедливому замечанию Е. А. Торчинова, «существует некий круг идей, которые в том или ином виде, с той или иной акцентуацией характерны для всех направлений буддизма (хотя их осмысление может быть в них весьма различным)». К этому кругу идей, которые с полным правом можно назвать основами буддийского учения, относятся, прежде всего, Четыре благородных истины, а также учение о карме, представления о возникновении мироздания (космогония) и описание последнего (космология).

В своей первой проповеди в Бенаресе Будда так сформулировал Четыре благородных истины:

«Вот, бхикшу, благая истина о том, что существует страдание (духкха). Рождение — страдание, старость — страдание, болезнь — страдание, смерть — страдание, соединение с тем, что неприятно, — страдание, разъединение с тем, что приятно, — страдание; когда нет возможности достичь желаемого — это тоже страдание.

Вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание имеет свою причину. Это жажда, ведущая к перерождению, связанная с наслаждением и страстью, находящая удовольствие то в одном, то в другом. Жажда бывает трех видов: жажда чувственных удовольствий, жажда перерождений и жажда существования.

Вот, бхикшу, благая истина о том, что страдание может быть уничтожено. Это уничтожение жажды и полное уничтожение страсти, отказ от них, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них.

А вот, бхикшу, благая истина о том, что существует путь, ведущий к уничтожению страданий».

(«Дхармачакраправартана-сутра»).

Согласно канону, Будда постиг эти истины трижды: сначала он «увидел» их, затем «применил» и наконец осознал их таким образом, что «ему больше нечего было узнавать о них». Это «троичное постижение» соответствовало трем поворотам Колеса Дхармы, почему проповедь в Бенаресе также называют «Приведением в движение Колеса Дхармы».

Страдание — неотъемлемая характеристика бытия. «Это страдание не есть результат некоего грехопадения и утраты изначального рая. Подобно самому бытию, страдание безначально и неизменно сопровождает все проявления бытия.

Конечно, буддисты отнюдь не отрицают того обстоятельства, что в жизни есть и приятные моменты, сопряженные с удовольствием, однако само это удовольствие (сукха) не является противоположностью страданию, а как бы включено в страдание, являясь его аспектом. Дело в том, что ни одно из возможных „мирских“ состояний не является полностью удовлетворительным. Мы находимся в постоянной неудовлетворенности, постоянной фрустрации. Мы можем испытать сильное физическое или даже духовное (например, эстетическое) наслаждение и готовы при этом даже воскликнуть: „Остановись, мгновение!“ Но мгновение не останавливается, наслаждение заканчивается, и мы страдаем, оттого что оно ушло, стремимся вновь испытать его, но безуспешно, отчего мы страдаем еще сильнее. Или наоборот: мы стремимся к чему-то, возможно, посвятив этому всю свою жизнь. И вот мы достигли цели, но нас постигает горькое разочарование — плод оказался не столь сладким, как нам представлялось, а жизнь утрачивает смысл, потому что цель достигнута, а более стремиться не к чему. И наконец, всех нас ждет смерть, которая делает все наши удовольствия и наслаждения конечными и преходящими. Но и это еще не все. Мы не только страдаем, но мы также все время оказываемся в ситуации страдательности, пассивного претерпевания. По видимости — человек сам кузнец своего счастья, но в действительности, будучи опутан клубком причинно-следственных отношений и связей, он не столько кует, сколько сам пребывает под молотом причинности на наковальне следствий. Говоря о страдании, буддизм отнюдь не ограничивается человеческим уделом. Страдают животные. Неисчислимы страдания обитателей адов, страдают от никогда не удовлетворяемых влечений голодные духи — преты. Даже божества тоже страдают. Им приходится воевать с демонами-асурами, им ведом страх смерти, поскольку они также рождаются и умирают, хотя срок их жизни огромен. Короче говоря, нет такой формы жизни, которая не была бы подвержена страданиям. Страдание абсолютно, удовольствие весьма и весьма относительно» (Торчинов).