Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении - Ильенков Эвальд Васильевич - Страница 78

Под видом "синтетического" суждения всегда на самом деле, по Канту, происходит аналитическое выражение априорных познавательных способностей субъекта, а вся система теоретического знания предстает как система абстракций, служащих цели самовыражения, самоанализа субъекта познания.

Чувственно-данный мир превращается в чистый повод, в чисто внешней материал самовыражения субъекта, его "дедуктивного" саморазвертывания.

В вещах "в себе", в вещах, взятых самих по себе, Кант не считает возможным установить основания для теоретического синтеза абстрактных определений. И это -- спекуляция вовсе не на пустом месте, а на действительной трудности теоретического анализа и теоретического синтеза.

Ибо вся трудность теоретического анализа вещи всегда и состоит в том, чтобы абстрактно выделить и выразить в ней такие определения, которые необходимо, внутренне связаны с самой природой вещи.

Эмпирическое созерцание вещи на этот вопрос ответа дать не может. Чтобы отделить необходимую форму бытия вещи от такой, которой может и не быть, -- без ущерба для существования вещи как именно данной конкретной вещи ("лебедя", "тела природы", "труда" и пр.), нужно перейти от созерцания к чувственно-практическому эксперименту, в общественной практике человека во всем ее историческом объеме.

Лишь практика общественного человечества, то есть совокупность исторически развивающихся форм реального взаимодействия общественного человека с природой вне человека, -- оказывается и основой, и критерием истинности теоретического анализа и синтеза.

Этой реальности Кант не видит. Естественно, что и трудности, с этим связанной, он разрешить не может.

Как выглядит эта реальная проблема в развитии политической экономии?

Это ясно прослеживается на категории "труд" и не связанной с ним категории "стоимости".

Поскольку категория стоимости закладывается в фундамент всей теории и служит теоретическим основанием всех остальных обобщений, поскольку от понимания "труда" как субстанции "стоимости" зависит теоретическое понимание всех остальных явлений товарно-капиталистической системы.

Верно ли суждение: "субстанцией стоимости является труд?" Нет. Это теоретическое суждение равноценно по своей теоретической значимости суждению -- "человек есть по своей природе частный собственник", утверждению, что быть частным собственником столь же атрибутивно присуще природе человека, сколь телу природы -- протяженность.

Иными словами, здесь выявлены в рассмотрении эмпирически данного положения дел абстрактные характеристики, каждая из которых с необходимостью, заложенной в природе и того и другого, вовсе не заключена.

Маркс прекрасно показал, в чем тут дело. Исторически преходящее свойство труда принято здесь за характеристику, выражающую его внутреннюю природу. Создает стоимость далеко не всякий труд, далеко не всякая исторически-конкретная форма труда, -- подобно тому, как частным собственником является не человек как таковой, а исторически-конкретный человек -- человек внутри определенной, исторически конкретной формы общественного бытия.

Но как различить то, что принадлежит исторически конкретной форме существования человека -- от того, что принадлежит ему как человеку вообще?

Ответ на этот вопрос может дать только дальнейший анализ той реальности, о которой выносится теоретическое суждение, с точки зрения всей практики человечества.

Последняя (практика человечества) и выступает как единственный критерий, позволяющий уверенно отвлечь, аналитически выявить такое определение, которое выражало бы атрибутивно принадлежащую предмету форму его бытия.

Эмпирически всеобщим фактом и в времена Смита-Рикардо, и во времена Маркса было бытие человека в качестве частного собственника. Таким же эмпирически всеобщим фактом было и свойство труда создавать не просто продукт, а товар, стоимость.

Это эмпирически всеобщее положение дел классиками политической экономии и фиксировалось в виде суждения "субстанцией стоимости является труд" -- труд вообще, без дальнейших теоретических уточнений, выражающих как раз его конкретно-историческую определенность, внутри которой он только и создает не продукт, а товар, не потребительную стоимость, а стоимость.

И поскольку классики политической экономии вырабатывают абстрактно-теоретические определения с помощью односторонне-аналитического метода, постольку они оказываются в итоге не в состоянии понять: а почему именно труд выступает то в форме "капитала", то в форме "заработной платы", то в форме "ренты"...

Задача абсолютно, по самой своей природе, неразрешимая -- одна и та же и у естественников XVII-XVIII вв. и у Смита-Рикардо. Те пытаются понять: как и почему "атомы", "частицы", "монады" своим сочетанием порождают то космическую систему, то тело животного. Эти -- как и почему "труд вообще" порождает то капитал, то ренту, то заработную плату...

Теоретический "синтез" никак не получается ни у тех, ни у других, -- и не получается именно потому, что анализ их не был конкретным, а расчленял предмет на равнодушные составные части, общие для любой предметной сферы или для любой исторической формы производства.

Труд вообще есть безусловно необходимое условие возможности, условие бытия, возникновения и развития и ренты, и капитала, и заработной платы.

Но он же является и условием их "небытия", их отрицания, их уничтожения. Труд вообще столь же безразличен к "бытию" капитала, как и к его "небытию". Тут точно такое же отношение, как у атома -- к человеческому мозгу.

Он является всеобщим и необходимым условием его возникновения, но он не является внутренне необходимым условием, таким условием, которое одновременно есть столь же необходимое следствие. Тут нет формы внутреннего взаимодействия, внутренней взаимообусловленности.

И из рассмотрения атома самого по себе (как всеобщего и необходимого условия возникновения мозга) -- никогда, никакими силами не поймешь той конкретной формы взаимодействия, в которой миллиарды миллиардов атомов составляют мозг.

Так же и из рассмотрения "труда вообще" -- той необходимости, с которой труд внутри товарно-капиталистической системы производит капитал, заработную плату и ренту...

В связи с этим пороком односторонне-аналитических абстракций, выработанных классиками буржуазной науки, Маркс замечает:

"Перейти от труда прямо к капиталу столь же невозможно, сколь невозможно от расовых особенностей перейти прямо к банкиру или от природы -- к паровой машине".

Перекликаясь с известным афоризмом Фейербаха -- "из природы прямо не выведешь даже бюрократа", Маркс и с этой стороны подводит к тому же выводу: все трудности теоретического анализа и синтеза решаются реально на почве категории конкретно-исторического взаимодействия, взаимообусловленности явлений внутри определенного, исторически возникшего и развившегося целого, внутри конкретно-исторической системы взаимодействия.

Иными словами, и "анализ-синтез" и "дедукция-индукция" перестают быть метафизически полярными, а потому и беспомощными логическими формами только на почве сознательно исторического взгляда на исследуемую реальность, на основе представления о любой предметной реальности как об исторически возникшей и развившейся системе взаимодействующих явлений. Такой взгляд и дал Марксу в руки четкий рациональный критерий, согласно которому, опираясь на всю рационально понятую историю практики человечества, он уверенно разрешил трудности, связанные с проблемой "теоретического анализа", "теоретического синтеза", теоретической дедукции и теоретической индукции.

В практике человечества, взятой во всем ее историческом объеме, Маркс и обрел критерий для различения эмпирического "синтеза" -- и синтеза теоретического, аналитических абстракций, фиксирующих всеобще-эмпирическое положение дел -- и теоретических абстракций, фиксирующих в своей взаимосвязи внутренне необходимую связь выражаемых ими явлений.