Враг рода человеческого - Хольбайн Вольфганг - Страница 30

— В большинстве случаев, вы сказали?

— Почти всегда, — поспешно поправился Йоханнес, а затем, помолчав несколько секунд, сказал: — Всегда.

— Осторожно, господин священник, — насмешливо заметил Бреннер. — Ведь среди заповедей Господних есть одна, запрещающая ложь, не так ли?

Йоханнес засмеялся. На этот раз его смех звучал искренне.

— Вы должны называть меня патером, — сказал он весело. — Что же касается подобной заповеди, то она действительно существует… — он вздохнул. — Я, к сожалению, слишком поздно понял, что мне, по-видимому, не следовало приходить к вам. Я, похоже, принес вам больше вреда, чем пользы. Может быть, мне лучше уйти?

— Нет, — поспешно сказал Бреннер. — Я просто немного раздражен. Это ведь… мало приятное занятие — целыми днями лежать в постели и к тому же ничего вокруг не видеть. У вас нет случайно какого-нибудь паршивенького транзисторного радиоприемника?

— Здесь — нет. Но я посмотрю у себя дома. Если я найду что-нибудь подходящее, то зайду к вам завтра. В отношении информации вас здесь держат на голодном пайке, не так ли?

— Да. Но они компенсируют это неудобство тем, что не допускают ко мне журналистов.

— Вам надо только радоваться этому, — убежденно сказал Йоханнес. — Сейчас волна интереса к вам немного спала, а первое время это была настоящая осада больницы. Репортеры залезали даже на деревья и часами дежурили там, пытаясь сделать снимки хотя бы вашей палаты, именно потому, кстати, вам занавесили окно.

Это сообщение должно было успокоить Бреннера, но вместо этого оно разозлило его. Неудивительно, что он даже днем не мог разглядеть окна. Если бы он знал, почему оконный проем постоянно остается темным, он был бы избавлен от множества переживаний.

— Если все обстоит так, как вы говорите, то, вероятно, вы знаете о том, что в действительности произошло, намного больше, чем я, — заявил он.

— Вряд ли, — отозвался Йоханнес тоном, в котором слышалось сожаление. — Газеты выдвигают самые дикие и невероятные версии, но никто ничего не знает наверняка, кроме того, что произошел какой-то взрыв, а за ним последовал грандиозный пожар. Полиция оцепила всю местность и никого даже близко не подпускает.

Словно вспышка молнии, в памяти Бреннера внезапно возникло видение: черный призрак, скачущий верхом на огненной струе, несущийся на него с оглушительным воем. Видение тут же потухло, прежде чем он успел понять, что же все это было и было ли оно в действительности. Сможет ли он хоть когда-нибудь восстановить подлинную картину случившегося с ним?

— Это было… что-то вроде монастыря, не так ли?

Бреннер пожал плечами:

— Думаю, что среди нас двоих вы намного лучше разбираетесь в монастырях и церквях, чем я.

— Да, — согласился с ним Йоханнес. — Вы ведь страховой агент?

— Ну и что?

— И вы знаете все агентства, существующие в городе? Или, скажем, в стране?

— Вы меня сразили наповал, — сдался Бреннер — Да, мне кажется, что это был своего рода монастырь. Мы застряли в дороге с машиной, у которой кончилось горючее, и хотели оттуда позвонить.

— Мы? — переспросил Йоханнес.

— Да, эта девушка и я.

— Какая девушка?

И снова в мозгу Бреннера вспыхнула картина, на этот раз более отчетливая, хотя вспышка, озарившая ее, очень скоро погасла: обрамленное темной копной волос узкое девичье лицо с глазами, в которых таилось глубоко укоренившееся недоверие к жизни; возможно, это были последствия давней душевной раны, которая так и не зарубцевалась со временем. Бреннер на этот раз был уверен, что увиденный им образ девушки был реальным. Она существовала в действительности. Бреннер попытался удержать в памяти мелькнувшее видение, но оно уже погасло.

— Мне кажется, это была просто попутчица, — неуверенно произнес он. — Я, наверное, подобрал ее где-то по дороге.

У Бреннера было странное чувство, что воспоминания возвращаются к нему по мере того, как он произносит соответствующие слова, то есть не воспоминания вызывали поток слов, а наоборот, вслед за произнесенными словами возвращалась память о реальных событиях. Неожиданно он сильно разволновался. Он, должно быть, случайно толкнул все же нужную дверь и теперь ему следует шаг за шагом идти по этой дороге воспоминаний.

— А как ее звали? — поинтересовался Йоханнес.

— Я не знаю, — сказал Бреннер. — Мы очень недолго пробыли вместе, проехав небольшую часть дороги. А затем… затем кончился бензин. И дальше мы вынуждены были идти пешком. Было очень холодно, и когда мы отыскали дорогу…

— Дорогу к монастырю?

Внезапно волшебная картинка поблекла, Бреннер видел теперь только заснеженную дорогу и две цепочки следов. Дорога тянулась в лес и исчезала в его глубине. Слова больше не хотели помогать ему распутывать узел образов и видений.

— Возможно, — наконец ответил он, — но я точно не помню.

— А вы можете назвать хотя бы имя этой девушки или сказать, как она выглядела? — судя по голосу, Йоханнес, похоже, сгорал от любопытства.

— Я…

В этот момент внезапно распахнулась дверь и раздался громкий гневный голос:

— Что здесь, черт возьми, происходит?

Послышался шум отодвигаемого стула, энергичные шаги, и все тот же сердитый голос — по которому Бреннер узнал одного из врачей — произнес:

— Кто вы такой? Что вы тут делаете?

— Я…

— Немедленно покиньте палату!

— Прошу вас, господин доктор, — послышался голос Йоханнеса, пытавшегося успокоить врача, — у вас нет никаких причин волноваться. Я пришел сюда только для того, чтобы…

Бреннер различил шелест белого халата врача, отличавшийся от шелеста одежды Йоханнеса. Доктор не дал договорить патеру, оборвав поток его слов энергичным жестом.

— То, зачем вы оказались здесь, мы сейчас выясним — но за дверью палаты, в присутствии полиции А теперь выйдите из комнаты. Пациенту требуется абсолютный покой. То, что вы здесь устроили, является не только незаконным вторжением на территорию больницы, но и просто безответственностью.

— Прошу вас… — начал было опять Йоханнес, но врач не дал ему больше вымолвить ни слова.

— Нет, это я прошу вас! Я в последний раз прошу вас покинуть эту палату. Если вы немедленно не уйдете отсюда, я вызову полицию!

Бреннер сначала молча, с растущим беспокойством слушал эту перепалку, а затем выпрямился, сидя на постели, и обратился к врачу:

— Что случилось? Я, конечно, не просил прислать ко мне священника, но все же, думаю, нет никаких причин…

— Священника? — врач невесело рассмеялся. — Так он представился вам священнослужителем?

— А этот человек — разве не патер? — растерянно спросил Бреннер и взглянул направо, однако на этот раз он не увидел там очертания фигуры Йоханнеса. Видимый Бреннером мир был очень ограничен. Стоило человеку, находящемуся в поле его зрения, отойти на шаг в сторону, и из призрака он превращался для больного в бесплотный голос. — Я думал, что он — священник больницы.

— Во всяком случае, не нашей, — сказал врач. И Бреннер услышал, как он снова повернулся к Йоханнесу. — Вы все еще здесь?

— Прошу вас, господин доктор! — заговорил тот. — Я понимаю вашу озабоченность, но я непременно должен…

— Сестра Аннегрет, вызовите полицию, — холодно сказал врач.

Йоханнес шумно вздохнул.

— В этом вовсе нет никакой необходимости, — тоном смирения сказал он. — Я ухожу. Прошу простить меня за бесцеремонное вторжение. И… господин Бреннер, попытайтесь, пожалуйста, вспомнить эту девушку. Это очень важно.

Бреннер услышал торопливые шаги Йоханнеса, который обогнул кровать и вышел из палаты. Женский голос, который он слышал впервые, спросил:

— Может быть, все же следует вызвать полицию, господин профессор?

— Нет, — ответил доктор после короткого размышления. Бреннер вспомнил наконец, как его звали: Шнайдер. Профессор Шнайдер. — Этот тип больше не явится сюда. Поэтому не будем делать из мухи слона.

Он повернулся к Бреннеру и подошел к его койке, вновь превратившись из бесплотного голоса в белеющий в сумраке расплывчатый призрак, лица которого не удается разглядеть. Когда врач заговорил, то Бреннеру сначала показалось, что тот обращается непосредственно к нему, но затем он увидел, как белые отростки призрачного пятна начали что-то шарить вверху: доктор возился с трубочками аппаратов, к которым был подключен Бреннер.