Остров тайн - Акентьев Владимир Васильевич - Страница 4

ДРОГНУЛИ ВАНТЫ И ПАРУСА…

На площадке второго этажа были три двери. На одной из них — надраенная до солнечного блеска медная дощечка.

Так вот он — таинственный Ка Эм!..

Дима решительно нажал кнопку. Раздался негромкий звонок, послышались приближающиеся шаги, и дверь распахнулась.

Дверь открыл невысокий плотный моряк. Его загорелое лицо в рамке коротко остриженных седых волос и пушистых усов казалось бронзовым.

— Здравствуйте, друзья, прошу!.. — он отступил, пропуская гостей, улыбнулся — веселые морщинки побежали от глаз к вискам.

Три руки одновременно взметнулись в пионерском салюте:

Здравствуйте, товарищ капитан первого ранга!

Прошу, — повторил капитан. — Я вас ждал. Будем, однако, знакомиться! — голос у моряка был низкий, густой. — Только… — он открыл дверь в комнату, в глубине которой виднелся накрытый стол. — Не знаю, как вы, а я бы, ей-богу, не отказался чем-нибудь закусить…

Если бы почтенный седоусый капитан вдруг прошелся по комнате колесом или, скажем, запел петухом, то даже это едва ли произвело бы на юных его гостей большее впечатление, чем фраза — сама по себе обыденная и сказанная к месту и вовремя, — но в точности воспроизводившая Димины слова на берегу Березянки!

Капитан же, казалось, не замечал смущения гостей:

— Прошу садиться и не стесняться!

Ребята почувствовали, что они и в самом деле проголодались. Отдавая должное угощению, они подробно рассказали старому моряку все, что с ними произошло в это необычное утро. Когда завтрак был окончен, капитан встал:

— Моя каюта не самое удобное место для игры в лапту или в пятнашки, — пробасил он, жестом приглашая ребят в соседнюю комнату, — но, клянусь розой ветров, в ней все же достаточно места, чтобы четверо друзей могли побеседовать!

Это было бесспорно, гости отлично устроились: Валя — возле стеклянного шкафа с диковинками, собранными на всех морях и океанах земного шара, Дима — у большой карты, испещренной разноцветными пунктирами морских маршрутов, Федя же примостился между нактоузом и штурвалом, где и почувствовал себя тотчас в морской стихии…

Нужно сказать, что капитан, называя свой рабочий кабинет каютой, не был абсолютно точен: комната напоминала скорее морской музей, и даже, пожалуй, не сам музей, а какую-то из его кладовых… Здесь в живописном беспорядке громоздились самые неожиданные предметы, так или иначе связанные с морем… Рядом с двадцати пудовым адмиралтейским якорем красовалась картушка судового компаса; загадочно поблескивал стеклом и медью водолазный шлем, соседствуя с огромными морскими раковинами причудливой формы; на столе — современный морской бинокль, и тут же — полутораметровая подзорная труба, достойная Жака Паганеля; старинный секстант, корабельный колокол, брейд-вымпел, гюйс, карманные часы — луковица с ключиком для завода, модели парусных и паровых кораблей, карты, чертежи, толстые книги в кожаных переплетах, журналы, перевязанные крест-накрест папки, коллекция холодного и огнестрельного оружия давно минувших времен… — невозможно даже приблизительно перечислить все, что увидели здесь трое друзей.

Между тем в руках капитана появилась трубка. Мы не оговорились — именно появилась: Валя, не сводившая глаз с хозяина удивительной комнаты, могла дать честное пионерское, что за секунду до того в руках капитана не было ничего, что он не вынул трубку из кармана, не взял со стола или откуда бы то ни было, — нет, трубка появилась сама!

Капитан скрылся в облаках густого дыма. Федя сжал рукоятку штурвального колеса, словно опасаясь в условиях столь плохой видимости столкнуться со встречным судном, а Валя… закашлялась.

— Прошу прощения! — поспешно сказал капитан, и трубка тотчас неведомо куда исчезла.

Дым голубой вуалью медленно плыл к открытому окну…

Капитан перебросил ногу на ногу, посмотрел поочередно на каждого из ребят:

— Друзья, чтобы вам стало ясно, почему я поднял сигнал «Мне нужна помощь!», я должен начать свой рассказ с события, которое произошло не вчера и дажене позавчера, а более двух десятков лет назад… Постараюсь быть кратким.

В мае 1941 года меня вызвали в Ленинград, где я принял новое судно «Восход». Это был превосходный корабль — прочный, маневренный, развивавший скорость до 20 узлов… Первый рейс предстояло совершить в Мельбурн. 22 июня, южнее островов Чагос, мы приняли радиограмму, в которой сообщалось о вероломном нападении на нашу Родину. Подтверждалась необходимость доставить груз по назначению в короткий срок. Вместе с тем нас предупреждали о возможности встречи с боевыми кораблями противника.

Эта встреча произошла на рассвете 26 июня — нас атаковала подводная лодка. Выпустив торпеду, от которой нам удалось увернуться, противник, решив, видимо, не тратить больше торпед на невооруженное судно и пустить нас ко дну парой орудийных выстрелов, стал всплывать… Но если фашист считал нас своей бесспорной добычей, то у нас на этот счет было свое мнение… Уклоняясь от торпеды, «Восход» повернулся носом к неприятелю, и тут-то я скомандовал: «Самый полный вперед!»

Капитан глубоко вздохнул. Через окно в комнату влетел шмель. Его жужжание напоминало отдаленный гул самолета.

— Когда боевая рубка лодки показалась над водою, мы прошли уже добрую половину разделявшего нас расстояния. Наш маневр для врага был полной неожиданностью. Увидев, что «Восход» приближается с неотвратимостью пушечного ядра, лодка поспешно перешла на погружение. Тысяча штормов! — Теперь-то они поторапливались!.. Но тщетно: мы достигли точки, где за несколько секунд до этого под водою скрылся перископ, и резкий толчок подбросил наше судно… «Восход» скользнул по корпусу лодки, сметая напрочь боевую рубку.

Фашист затонул. Мы потеряли лопасти винта и, разумеется, руль. Повреждения сами по себе не такие уж значительные, но налетевший шторм не дал возможности приступить к ремонту. Восемь дней потерявшее управление судно носилось по воле ветра и волн…

На девятый день ветер стих. На судне закипел аврал. Не так-то просто заменить на плаву винт… Заполнив водою баковые балластные цистерны, подняли корму, но этого все же было недостаточно: пришлось перетащить на нос весь груз и вообще все, что только было можно. Наконец ступица вала вышла из воды, можно было менять винт… Пока мы занимались этим, нас неуклонно сносило к зюйду, и вдруг я заметил на горизонте темную полосу…

Земля?.. Это было невероятно. Еще до аврала — едва только небо очистилось от туч — штурман произвел необходимые измерения и точно определил наше положение. Мы находились в свободной от каких бы то ни было островов части Индийского океана!..

Вскоре горизонт затянуло туманной мглой, и различить что-либо стало невозможно. Наутро, как я ни всматривался, на горизонте ничего обнаружить не удалось. Очевидно, темная полоса, которую я накануне принял за землю, объяснялась причинами метеорологического характера.

Закончив ремонт, мы взяли курс на Мельбурн и благополучно закончили рейс.

Капитан! — Федя, подавшись вперед, грудью прижался к штурвалу. — А вдруг это все-таки была земля?!

Капитан медленно покачал головой. Снова неизвестно откуда появилась трубка… Снова комната заполнилась дымом, снова, несмотря на героические усилия сдержаться, закашлялась Валя, поспешно извинился капитан и опять неизвестно куда исчезла трубка…

— Шли годы, — продолжал капитан. — Окончилась война… Рейс следовал за рейсом… И вот — странное дело: чем дальше в безвозвратное прошлое уходил памятный для меня день 5 июля 1941 года, тем чаще вставала перед моими глазами тяжелая океанская зыбь и темная полоса на краю неба, исчезающая в туманной мгле…

Капитан встал, подошел к окну, помолчал немного и продолжал, не оборачиваясь к слушателям:

— Так родилась мечта… Но для человека дела, не привыкшего отступать перед трудностями, мечта неотделима от надежды, от уверенности в ее осуществимости… Смешно, просто удивительно смешно, чтобы старый отставной капитан, вспоминающий, как двадцать лет назад увидел нечто похожее на землю, отправился в конце двадцатого столетия разыскивать остров, не нанесенный на карту… Это смешно, но…