Прорыв - Круз Андрей "El Rojo" - Страница 11

В общем, смену отсидел спокойно. Никого не видел, никого не слышал, никто нас не беспокоил. Никому не понадобилась кучка старых кирпичных пакгаузов у чёрта на рогах, у линии ржавых и просевших рельсов, которые, наверное, и не ведут никуда.

Побудка тоже прошла относительно легко, растолкали всех быстро. Спокойно расселись, зябко поеживаясь в утренней прохладе, снова вскипятили воду под чай, позавтракали. Можно, конечно, с ходу по машинам и ломиться дальше, но едем всё равно очень медленно, регулярно останавливаемся, проверяем дорогу, так что лишний час погоды не делает.

Километрах в трёх от нас деревня. Я её только с утра в бинокль разглядел и заметил, что многие трубы дымят: значит, в домах печки топятся. Ну или плиты, тут уж кому что. Похоже, что в деревне люди живут, а не мертвяки, иначе такой идиллии не было бы. Впрочем, истину мы уже давно вывели — чем глуше деревня и дальше от больших городов, тем больше вероятность того, что в ней все живыми останутся. К тому же крестьянин не только хитёр и достаточно умён, чтобы выживать в любой ситуевине, но ещё и служили из мужиков местных все. Это не городские, отмазываться от армейской лямки у них особых возможностей не было.

Вопрос тогда такой: кто мы для деревенских? Городские дурачки, да ещё столичные, — законная добыча? У нас ведь и техника, для села идеальная, и стволы, и вообще имущество всякое. Или мы всё же выжившие в конце света, как и они? Вот вопрос вопросов, и рано или поздно, но прояснять его придётся. Если бы знать, что деревня будет не враждебной, то можно было бы туда смелее заезжать, а то и на ночлег проситься.

Но теперь не до того, выяснять некогда, надо ехать. Мы хоть и прошли вчера немало, но реально лишь Москву обогнули и только-только начали двигаться в нужном направлении. Это по прямой пятьсот вёрст, а наш маршрут куда длиннее в силу своей вихлястости.

Наш дозорный УАЗ выскочил на дорогу, мы огляделись. Сумерки уже ушли, день обещал быть солнечным, видимость до самого горизонта нормальная. В общем, колонна пошла. Мы немного ускорились, отрываясь от неё, уходя в головной дозор.

А вообще поездка спокойно пока проходит, тьфу-тьфу-тьфу, подумалось мне. На морфа мы вчера разве что почти нарвались, но ушли спокойно, блеснули разумом, так сказать. Интересно только, «людской» это был морф или какого-то зверя версия? Думаю, что когда-нибудь диссертации ещё будут защищать по «морфологии морфов». Вообще-то тема интересная, учитывая, что даже люди меняются довольно разным образом. Согласно условиям обитания или как?

Ну ещё от собак дохлых напряг был, да и тот издали, можно даже вовсе это не считать. А пока под зубастыми покрышками нашего вездехода похрустывает асфальт какого-то «междеревенского» двухполосного шоссе, мотор под капотом урчит ровно, бак почти полный, живём помаленьку. И жить будем ещё как минимум час, а вот затем… затем надо будет идти к шоссе, пересекать реку, потому как других мостов на этом направлении нет. А мост по понятиям хоть тактическим, хоть стратегическим, хоть военным, хоть варначьим, да и просто по жизни — узкое место, перекрыть его легко, я уже об этом говорил, да и вообще такая мысль возвращается в голову регулярно.

Второй мост здесь тоже имеется, но он железнодорожный. Чёрт знает, сумеем ли мы на него вообще с машинами подняться и проехать по нему? Или мы там просто застрянем? Лучше и не проверять. А то так даже проедешь, а потом выяснишь, что с насыпи не съехать, и покатишь, куда рельсы ведут. Кому такое надо?

Проскочили через несколько деревень, в большинстве из которых жили люди. Нам смотрели вслед, враждебности никакой не проявляли, хоть во взглядах сквозила настороженность. Действительно, мало ли кто мы такие?

В одной же деревне на улицах лежали обгрызенные трупы, в поле зрения попались несколько мертвяков. И опять стая дохлых собак, попытавшихся было увязаться за колонной. Это они живых почуяли или остатки памяти от прошлых сельских кабыздохов работают, которые облаивали всё, что едет мимо? Выяснять не стали, не до этого. Просто уехали от них подальше. Что случилось в этой деревне, что она так «озомбела»? Странно, мне казалось, что деревням-то мало что угрожает. Хотя в некоторых только старики и живут, у иных и сил-то защититься не будет, случись там зомби появиться. Но всё равно странно.

Когда добрались уже до околицы, я краем глаза увидел что-то справа, поодаль.

— Стой! — окликнул я Мишку. — Погоди секунду.

Взялся за бинокль. Непонятное сразу приблизилось, и я выматерился оторопело. А затем скомандовал:

— Давай туда поближе, осторожненько, слышишь?

— А чего там? — спросил Мишка, сворачивая в поле и приглядываясь, щуря свои маленькие глаза.

— Да там трупов куча, — ответил я, после чего скомандовал в рацию: — Колонне продвинуться на километр и ждать нас.

Нечего тут, рядом со стаей дохлых собак, особенно мельтешить, пусть из поля зрения исчезнут.

По мере приближения к страшному месту мы снова учуяли запах. Мерзкий, тяжёлый, липкий и уже привычный аромат разлагающейся мёртвой плоти. А затем мы увидели трупы. Четырнадцать человек, взрослые, дети, мужчины, три пожилые женщины, выложенные в неровный ряд. Пятна крови на одежде, кровь в грязи и грязь на ранах, посиневшие лица, изуродованные выстрелами, мелкие белые черви, копошащиеся на трупах.

Волосы зашевелились под шлемом, я почувствовал, как волна слабости накатывает на меня, в глазах потемнело. Вздохнул несколько раз подряд глубоко, пытаясь восстановить сознание.

— Это что? — тихо спросил Большой.

— Не знаю. Прикройте меня, — ответил я и полез из машины.

На всех трупах пулевые ранения, а на некоторых ещё и ножевые. У всех прострелены головы. У одного ребёнка, мальчика лет шести, голова расколота сильным ударом, почти расплющена. Многие частично объедены, но почему здесь нет морфов?

— Стреляли в голову после обращения, — сказал Лёха, остановившись рядом со мной. — Видишь?

Да, это не перепутаешь, цвет кожи трупов говорит сам за себя. Что-то меняется в зомби настолько, что даже разлагающийся труп отличается. И этих людей кто-то перестрелял и перерезал. Затем, когда они обратились, всем выстрелили в голову — кто-то не хотел раскармливать морфов.

— Тот, кто это сделал — недалеко, — сказал я. — Совсем недалеко.

— С чего ты взял? — спросил Лёха.

— Если кто-то истребил людей в деревне и при этом подумал, как сделать, чтобы не появились морфы — его это почему-то волнует. Моральную сторону отбрасываем сразу. Вывод — морф опасен для них самих.

— А зомби в деревне? — спросил он. — А собаки?

— Они ещё и просто стреляли в людей, как мне кажется. Те пытались или разбегаться, или отбиваться. И собак перебили. А этих поймали, вывезли сюда и перебили.

— Зачем?

— Откуда я знаю? — вздохнул я. — Уроды потому что. Грабили, может быть. Поехали отсюда, всё равно ничем не поможем.

Зрелище придавило. Может, и не так, как при иных обстоятельствах, потому что перед нашими глазами прошли уже тысячи трупов, привыкли ко всему, но это… Вспомнился бандит Толя, которого кастрировали и повесили возле Солнечногорска… Ему бы ещё вот этих в компанию, которые здесь порезвились.

— По машинам, — пробормотал я и полез на переднее сиденье. — Отъедем на пару вёрст и встанем, надо подумать, прежде чем дальше соваться.

Дорога завиляла, уводя нас от мёртвой деревни, поле закончилось, и с двух сторон нас стиснул густой ельник. Мы встали, и я, подхватив планшет с картами, направился к нашей «кашээмке», где и встретился с Сергеичем.

— Про мост думаешь? — сразу спросил он меня.

— Про мост, — кивнул я. — Там деревню всю истребил кто-то. Люди ведь сделали.

— Думаешь, что они могут мост контролировать? — уточнил он.

— Могут. И почти наверняка контролируют.

Я развернул карту на брезенте, закрывавшем прицеп с горючим. Подошли ещё и Лёха с Машей и Викой, а водители и стрелки остались в «уазиках», на всякий случай.

— Аня, — заглянул я в недра «буханки», — обмен какой-нибудь есть?