Морская соль - Жданов Николай Гаврилович - Страница 9

Дуся поспешил наверх.

На следующем мостике на узких площадках, казалось висевших в воздухе, были размещены зенитные автоматы.

Дуся придвинулся к самому краю мостика, но, взглянув вниз, невольно отпрянул и цепко ухватился за ограждение: палуба была так далеко внизу, что ему показалось, будто он повис где-то между небом и морем.

— Не робей — привыкнешь! — заметил офицер. — Нашим морякам приходится нести вахту и повыше.

Выше находился сигнальный мостик.

— Отсюда матросы передают боевые приказы и сигналы на другие корабли: днём — разноцветными флагами, ночью — огнями, — сказал офицер.

Так вот они где стоят, эти удивительные моряки-сигнальщики! Их мостик похож на большое гнездо, поднятое к самому небу. Как приятно смотреть отсюда во все стороны, только не под ноги, а в море! Тогда совсем даже не страшно.

Чайка, лениво расправив крылья, пролетела совсем рядом, — были ясно видны красные перепонки на её лапках, поджатых к животу.

Подул ветерок, и Дуся услышал шорох корабельного флага. На мачте правее мостика и почти на одном уровне с ним билось и трепетало знакомое полотнище с широкой синей полосой внизу, с красной звездой, серпом и молотом над нею. Казалось, флаг этот звал в далёкий зеленоватый простор моря.

Покрытое мелкой зубчатой волной, оно словно лучилось под солнцем. Вдруг далеко, у самого горизонта, взметнулась белая пенистая груда, глухой удар прошёл по воде, и чуткое тело корабля вздрогнуло.

— Что это? — тревожно обратились к офицеру сразу несколько человек.

— Мины рвут. Тут ещё до сих пор не море, а суп с клёцками, — очень серьёзно сказал офицер и осторожно погладил свои маленькие чёрные усики.

Когда спустились обратно на палубу, к Дусе протискался Япончик, дёрнул за рукав и поманил за широкий раструб вентилятора.

— Чего ты? — спросил Дуся.

— А вот того ты! — рассердился Япончик. — Ты что же, подвести нас хочешь?

Дуся, не понимая, испуганно смотрел на приятеля.

— Про воротник я тебе говорил? Из-за тебя нас здесь матросы салагой звать будут. Пойдём!

Он потянул Дусю за руку, и тот невольно последовал за ним. Они сошли вниз по железному трапчику и оказались в узком коридоре. На Дусю пахнуло теплом и запахом машинного масла, вокруг него что-то сильно гудело.

— Не бойся, это воздух гудит, — сказал Япончик, — вентиляторы такие. Мы в самом низу были. Тут до дна ещё знаешь сколько!

— Куда же мы идём? — спросил Дуся.

— Давай, давай поскорей, тут близко.

Сделав два-три поворота, они очутились в небольшом отсеке, где тускло горел свет и по стенам белело несколько умывальников.

Япончик быстро накинул дверной крючок и, ловко вскарабкавшись на одну из раковин, снял с переборки продолговатую дырчатую коробку, издававшую сладковатый запах.

— Давай воротник! — заторопил он Дусю и сам помог отделить воротник от фланелевки.

Затем Япончик посыпал на воротник из банки и начал сам усердно и быстро стирать его под краном.

Через несколько минут всё было готово, и они как ни в чём не бывало выбрались снова на верхнюю палубу. Дуся чувствовал только хлористый запах и некоторую неловкость от мокрого воротника, касавшегося шеи и холодившего плечи.

У грот-мачты уже никого не было. Дуся и Япончик бросились в носовую часть корабля. На огромной палубе виднелись только одинокие фигуры занятых своим делом матросов.

Мальчики, запыхавшись, огибали башню орудия, когда перед ними внезапно очутился старший помощник. Дуся остановился как вкопанный, а Япончик мигом скользнул за брезентовые пожарные чехлы, вывешенные для просушки.

— Куда так спешите, молодой человек? — услышал Дуся. Широкая рука легла ему на плечо. — Э, да ты, брат, уже вымок где-то. За борт, что ли, упал?

— Нет, я не упал, — пробормотал Дуся, оглядываясь, но бежать уже было поздно. — Это — так просто, — сказал он на всякий случай.

— Чего проще, — согласился офицер, — чем ждать, пока воротник сам вылиняет! Что ж ты молчишь? Может, струсил немножко, а? Испугался?

— Немножко испугался, — сказал Дуся и вздохнул.

— Давно на флоте? — спросил офицер строго.

Но Дуся увидел в его прищуренных глазах весёлые, добрые искры.

— Не очень… — сказал он. — Мы тут с одним мальчиком вместе приехали, да он сейчас простудился.

— Только прибыли и уже бывалыми казаться хотите? Откуда ж ты сам?

— Из Кронштадта, — ответил Дуся.

Хотя он больше помнил жизнь в Ярославле, но сказать про Кронштадт ему очень хотелось.

— Вот как! Да мы с тобой земляки, выходит! — обрадовался старший помощник. — Как фамилия?

— Парамонов, — сказал Дуся тихо.

— Парамонов? — переспросил офицер. — Парамонов из Кронштадта? Постой, постой… отец твой на Баренцевом море служил?

— Служил, — сказал Дуся и еле слышно добавил: — Погиб он.

— Да, погиб… это верно — погиб… — задумчиво проговорил офицер, с каким-то новым вниманием вглядываясь в лицо Дуси. — Вот, братец ты мой, какая история выходит. Ну-ка, пойдём со мной, поговорим.

Он повернулся и пошёл к люку. Дуся двинулся за ним.

— Беги! — донёсся шёпот Япончика.

Но Дуся даже не остановился: в ушах его звучал голос моряка, и что-то в этом голосе было такое, что заставляло мальчика покорно идти за этим человеком. Он вслед за офицером спустился по вертикальному трапчику в полутёмный железный коридор.

— Вот и моя хата, — сказал старший помощник, останавливаясь.

В темноте щёлкнул ключ, и железная дверь каюты раскрылась перед Дусей.

— Прошу пожаловать, — сказали ему.

Как всякому мальчику его лет, Дусе очень хотелось побывать в каюте военного моряка. В другой момент он порадовался бы случаю очутиться здесь, теперь же он лишь с робким любопытством поглядывал по сторонам.

Большое, вделанное в переборку зеркало, фаянсовый умывальник, платяной шкаф, койка, аккуратно заправленная мягким байковым одеялом, рабочий стол красного дерева, над ним металлические часы, барометр, сбоку книжная полка, на полу мягкий ковёр, в углу диван, обитый кожей, — всё это размещено красиво, экономно, от всего веет чистотой, строгим порядком и каким-то особенным, деловым корабельным уютом.

Офицер снял фуражку, вытер платком гладко бритую голову и загорелую морщинистую шею и, расстегнув китель, сел в кресло, указав Дусе рукой на диван.

— Стало быть, моряком решил стать? — спросил он.

— Да, — пробормотал Дуся, всё ещё не справляясь со своим смущением.

— Правильное решение. Отец твой отличным был моряком, храбрым офицером!

Вот уже третий раз за эти дни Дуся слышал о своём отце от людей, которых он никогда раньше и не видел, но которые, оказывается, знали его отца и, как он мог уже заметить, относились к нему с глубоким уважением, даже любовью. Вероятно, этот человек тоже слышал об отце. Может быть, он сам бывал с ним в морских походах и сражениях.

— Вы моего папу знали? — спросил он.

Моряк помедлил с ответом.

— Нет, — сказал он, — лично я его не знал, хотя мог бы знать. Я тоже в Кронштадте живал и на Баренцевом служил, но вот встретиться не пришлось. Слышал же я о твоём отце много. С его именем связаны очень памятные страницы наших морских сражений и побед. Вот подрастёшь — узнаешь. Я надеюсь, что из тебя тоже выйдет хороший моряк — в отца. Как ты думаешь?

— Я попробую, — тихо сказал Дуся.

— Попробуешь? — переспросил капитан второго ранга. — Ну, добро, пробуй, только чтобы без промаха. А я погляжу, как у тебя дела пойдут.

Он погладил Дусю по стриженому затылку и отпустил.

Оказалось, что обе группы нахимовцев уже закончили осмотр корабля и вернулись на палубу. Япончик и Пруслин сидели на кнехте у борта, а Терехов и Терёхин устроились на маленьком возвышении рядом с орудийной башней. Там ещё было немного места, и Дуся собирался примоститься с ними рядом. Но в это время появился Стрижников. Все тотчас встали.

— Сидите, сидите, — сказал капитан-лейтенант. — Впрочем, — продолжал он, прищурясь, — знаете, что тут под вами? Тут же люк порохового погреба!