Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Топор с посеребренной рукоятью - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 21


21
Изменить размер шрифта:

Именно тогда я понял, что люблю свою нежную спутницу, люблю всем сердцем и душой. Сколь загадочна, непостижима любовь! Сколь неподвластна рассудку! Я любил в Моне не лицо или фигуру, хотя они и были прелестны. И не голос, хотя более музыкального голоса мне в своей жизни слышать не доводилось. И не ее быстрый и деятельный ум. Нет, было нечто в глубине ее темных мечтательных глаз, в самой глубине ее души, так же как и моей, что роднило нас на все времена. Я протянул руку и сжал ее ладонь. Я узнавал мысли Моны лишь по выражению ее чувственного лица. Ее взгляд говорил, что она прочла мои мысли и чувства, и прекрасные ланиты моей возлюбленной покрылись румянцем. Смерть рядом со мной не страшила ее, и сердце мое учащенно забилось.

Но нам не было суждено умереть. Хоть мне и казалось, что колпаки наши не пропускают звуков, однако на самом деле некоторые воздушные колебания легко проникали сквозь них или же своим воздействием создавали аналогичные колебания внутри. Мы услышали громкое биение, гулкий звон, как будто вдалеке били в гонг. Я не понимал значения этих звуков, но у моей спутницы не было сомнений. Держа мою руку, она поднялась из-за нашего укрытия и, внимательно прислушавшись, приникла ко дну, а затем стала двигаться против течения. То было бегство от смерти, потому что ужасная тяжесть в груди становилась все невыносимее. Я видел, как милые глаза Моны с тревогой вглядывались в мое лицо, и с трудом брел вслед за нею. Судя по ее движениям, запас кислорода у нее был израсходован меньше, нежели у меня. Я держался, сколько позволяла природа, а затем перед глазами у меня все поплыло, я выбросил вперед руки и упал без чувств.

Очнувшись, я увидел, что лежу на своей кровати во дворце атлантов. Старик-жрец в желтых одеждах стоял у изголовья, держа в руке сосуд с тонизирующим снадобьем. Маракот и Сканлэн склонились надо мной, а Мона на коленях стояла в ногах кровати, и в чертах ее лица читалось крайнее беспокойство. По-видимому, храбрая девушка поспешила к убежищу, около входа в которое во время торнадо били в огромный гонг, чтобы заблудившиеся могли сориентироваться. Она кинулась за помощью и привела ко мне спасательную команду, к которой присоединились и оба моих товарища; они-то и отнесли меня домой. Что бы я ни делал в своей жизни, я вечно буду благодарен Моне, потому что саму эту жизнь подарила мне она.

Теперь, когда Мона чудесным образом последовала за мной в надводный мир людей под солнцем, я часто размышляю о нас и нашей любви. Я так любил Мону, что искренне желал остаться в морских глубинах навсегда, лишь бы не потерять любимую. Еще долго я не мог понять, какие такие сокровенные узы соединяют нас, но я видел, что и Мона чувствует их. Манд, ее отец, объяснил мне природу этой связи. Его объяснение было и неожиданным, и убедительным.

Он смотрел на нашу любовь со снисходительной улыбкой человека, предвидение которого оправдывается. И вот как-то раз он привел нас к себе и установил в комнате серебряный экран, на какой атланты проецируют свои мысли и знания. Никогда, пока жив, я не забуду того, что он нам показал. Сидя рядом и взявшись за руки, мы завороженно следили за картинами, рожденными присущей атлантам памятью о прошлом их расы.

Мы видели скалистый полуостров, омываемый прекрасным синим океаном. Возможно, я не упоминал прежде, что в этом мысленном кинематографе, если можно его так назвать, воспроизводятся не только формы предметов, но и их цвет. На мысу стоял большой белый дом причудливой формы с красной крышей. Его окружала пальмовая роща, где, вероятно, расположился военный лагерь, потому что мы различали белое полотно палаток, видели блеск оружия. Стражники несли вахту. Вот из рощи вышел человек средних лет, одетый в боевые доспехи и с легким круглым щитом на руке. В другой руке он что-то нес, но был ли то меч или копье — я не мог разглядеть. Вот он повернулся, и я понял, что он принадлежал к той же расе, что и атланты. Его можно было назвать близнецом Манда, но черты лица его были несравненно грубее и резче — несомненно, это был жестокий человек, но жестокий не от невежества, а в силу своего характера. Жестокость и ум — опаснейшее сочетание! Высокий лоб, сардоническое выражение обрамленного бородой рта и знакомые нам жесты могли принадлежать только Манду, но душой он с той поры сильно изменился к лучшему.

Когда человек приблизился к дому, ему навстречу вышла молодая женщина. Она была в характерном для древних греков длинном облегающем одеянии — в простейшем и вместе с тем благороднейшем наряде, какое когда-либо носила женщина. Подходя к мужчине, она держала себя с покорностью и уважением, как подобает дочери вести себя в присутствии отца. Он, однако, грубо оттолкнул ее и занес руку словно для удара. Когда она отпрянула, солнечный свет упал на ее прелестное лицо с полными слез глазами, и я увидел, что это была моя Мона.

Серебряный экран померк, и через мгновение на нем появилась другая сцена. Перед нами была скалистая бухта того же полуострова. На переднем плане мы видели лодку необычной формы с высокими заостренными концами. Была ночь, но луна ярко освещала воду. В небе Атлантиды мерцали знакомые звезды. Медленно и осторожно лодка стала причаливать. В ней находились два гребца, на носу стоял человек, закутавшийся в темный плащ. Когда лодка подплыла к берегу, он нетерпеливо огляделся по сторонам. В ярком свете луны я увидел его бледное и серьезное лицо. Не нужно было судорожного рукопожатия Моны или восклицания Манда, чтобы объяснить внутренний трепет, который охватил меня. Этим человеком был я!

Да, я, Сайрес Хедли, ныне живущий в Нью-Йорке и Оксфорде, я, продукт современной культуры, был когда-то частью этой могущественной древней цивилизации. Наконец мне стало ясно, почему многие символы и иероглифы, которые я видел вокруг, казались мне смутно знакомыми. Снова и снова я напрягал память, чувствуя, что стою на пороге какого-то важного открытия: оно совсем рядом и все лее остается за пределом досягаемости. Я понял и причину глубокого душевного волнения, возникавшего всякий раз, когда я встречался взглядом с Моной. Оно шло из глубин моего собственного подсознания, где хранилось воспоминание двенадцати прошедших тысячелетий.

Затем лодка коснулась берега, и из прибрежных кустов показалась мерцающая белая фигурка. Я простер руки, чтобы подхватить ее. После поспешного объятия я поднял девушку и перенес в лодку. Внезапно в лагере поднялась тревога. Неистово жестикулируя, я молил гребцов скорее отчаливать от берега. Но было поздно. Из-за кустов появились толпы людей. Сильные руки схватили лодку за борт. Тщетно пытался я отбиться. В воздухе сверкнул топор и обрушился на мою голову. Я замертво упал на девушку, моя кровь окрасила ее белое одеяние. По ее безумным глазам и открытому рту мы видели, что она кричала, когда отец за длинные черные волосы выволакивал ее из-под моего тела. И занавес опустился.

Снова осветился серебряный экран. Мы видели внутреннюю часть дома-убежища, построенного мудрым атлантом накануне рокового дня, того самого дома, в котором мы все сейчас находились. Я видел столпившихся людей: разразилась катастрофа. Там я снова встретил мою Мону и ее отца, который стал лучше и мудрее, поэтому он оказался среди тех, кто спасся. Огромный зал раскачивался, словно корабль в бурю, а атланты, охваченные благоговейным страхом, приникали к колоннам или падали на пол. Затем дом накренился и стал опускаться под воду. Экран померк, и Манд повернулся к нам с улыбкой, чтобы показать, что все кончилось{14}.

Да, мы жили раньше, все мы — Манд, Мона и я — и, наверное, будем жить опять, снова и снова ступая по длинной череде наших существований. Я умер на Земле и поэтому в своих новых воплощениях жил на суше. Манд и Мона умерли под водой, поэтому их космическая судьба развивалась здесь. Для нас на мгновение приподнялся уголок темного покрова природы, и мимолетный проблеск истины озарил нас. Каждая жизнь — лишь глава в задуманном Творцом повествовании. Нельзя судить о ее мудрости или справедливости, пока в некий День Откровения с неведомой до сей поры вершины знания и мудрости не оглянешься назад и не увидишь, наконец, причины и следствия на всем протяжении бесконечного Времени.

вернуться

14

Очень похожую, но не вымышленную историю описывает в своей книге «От прошлых жизней к жизням грядущим, бессмертие и перевоплощение» Патрик Друо, современный французский исследователь проблемы множественности существований и припоминания прошлых жизней (так наз. «регрессия памяти»). См. Patrick Drouot, «Des Vies anterieures aux Vies futures. Immortaliteet Reincarnation*, Paris, Ed.du Rocher, 1989, pp. 111-126. Более подробно эта тема освещена в трактате Йога Раманантаты «Регрессия и реинкарнация. Память прошлых жизней и множественность существований». Для пользы читателя не откажем себе в этом удовольствии и мы:

«Следующий пример гораздо длиннее прочих. Мы так подробно останавливаемся на этой истории, потому что она очень трогательна и поучительна: история эта свидетельствует о кармической силе любви, которая может соединять две души в течение бесконечного периода времени. Она, помимо того, показывает, как, собственно, действует карма. Итак, перед нами двое влюбленных, которые в последнем воплощении зовутся Пьером и Луизой.

Если придерживаться материалистических представлений о жизни, которые сегодня разделяет большинство человечества, то о каждом из эпизодов этой драмы можно было бы сказать строфой Шекспира: «Нет повести печальнее на свете...» — и слова эти прозвучали бы как удары молотка по крышке гроба. Но знающие о законе реинкарнации и, соответственно, о разворачивающейся перед нами перспективе множественности существований, воспримут эту повесть совершенно иначе: они увидят в ней для двух влюбленных несомненный повод для надежды и обещание невыразимо и невообразимо счастливых дней, лет и жизней в бесконечном будущем. Патрик Друо поместил эту историю в своей книге «От жизней предшествовавших к жизням грядущим. Бессмертие и Реинкарнация».

Когда автор рассказа познакомился с героем своей повести, он не мог представить себе, во что выльется их знакомство. В ту пору автор был уже известным исследователем регрессии. И вот когда у него завязались с Пьером*** дружественные отношения, тот впервые и рассказал ему начало этой истории, вернее, тот кусок ее, который перевернул его нынешнюю жизнь. Это была любовь, вспыхнувшая у него к женщине по имени Луиза.

— Я уже пять лет ее не видел, но не перестаю думать о ней дни напролет. Она все время у меня в голове. Иногда мне кажется, что я вижу ее на улице, и сердце у меня начинает бешено колотиться. Достаточно какой-то вещи или детали напомнить о ней, и в голове у меня тут же начинает прокручиваться целый клубок вопросов: где она сейчас? думает ли она обо мне? и т.д. И, однако же, я люблю свою жену. Я даже часто говорил себе: если б сегодня у меня была возможность начать все сначала с Луизой, я сказал бы «нет». Я не хочу отказываться от того, что я мало-помалу построил со своей женой. Но мне хотелось бы понять истоки этого одержания, почему мысль о Луизе так неотступно меня преследует.

Г-н Друо высказал тогда предположение, что причина, должно быть, заключается в существующей между ними кармической связи.

Значит, ты считаешь, что у нас будет шанс вновь встретиться в следующей жизни? — спросил Пьер.

Души, соединенные кармической связью, зачастую воплощаются в одно и то же время, чтобы работать вместе и учиться друг у друга, — ответил г-н Друо. — Это, как я считаю, относится не только к супругам, но и к друзьям, родителям и детям, и даже — к целым группам людей.

Пьер согласился, у него было смутное ощущение, что так оно и есть. Но он колебался, стоит ли предпринимать «путешествие» в свои прошлые жизни, чтобы отыскать там причину своей одержимости Луизой. Для начала он подробно рассказал свою историю.

— Случилось это шесть лет назад. Мне было тридцать лет, и я работал в одной фирме инженером-наладчиком реализованной продукции. Мы заключили выгодный контракт по продаже оборудования с концерном в Бургундии, и я часто приезжал туда, чтобы следить за сборкой и наладкой машин. Иногда мне приходилось задерживаться там на несколько дней. Так я и познакомился с Луизой. Дочь испанских переселенцев, она работала секретаршей у одного из патронов бургундского предприятия. Ей было ровно 19 лет. Она была необычайно красива: длинные черные волосы, смуглая кожа, большие глаза. Когда я в первый раз увидел ее, у меня был шок. Я был уже женат: я женился, когда закончил инженерную школу. У меня был сын. Но у меня с женой не все ладилось. Мы много и постоянно спорили: вкусы наши не совпадали, все было проблемой и превращалось в драму: куда поехать на каникулы, когда вставать и т.д. Короче говоря, частые поездки в Бургундию стали для меня необходимой отдушиной. И вот однажды вечером, будучи там, я случайно встретил Луизу, когда она уходила с работы. Было довольно поздно. Она задержалась, чтобы закончить срочную работу. Я пригласил ее в кафе на рюмку вина. Она немного поколебалась, а потом приняла мое приглашение. В кафе, как это водится, мы болтали о пустяках. Чем больше я с ней говорил, тем сильнее меня влекло к ней. Мы обнаружили, что у нас много общего. Нам нравилось одно и то же, мы смеялись в тех же самых местах... Я уже сказал, что мои отношения с женой складывались не лучшим образом. В течение многих лет моя супружеская жизнь была поводом для бесконечных разочарований, но несмотря на это, я ни разу не изменил жене. Но в тот вечер, расставшись с Луизой, я заметил, что не могу перестать думать о ней. На следующий день я уехал в Париж, и всю дорогу, пока я вел машину, образ Луизы стоял у меня перед глазами. И мне от этого было и радостно, и грустно.

Через две недели я вернулся в Бургундию, чтобы проконтролировать работы, которые вступили в завершающую стадию. Мы почти закончили монтаж агрегатов, и пора было приступать к испытаниям, которые предшествовали уже вводу нашего оборудования в действие. Я был страшно занят, и у меня совсем не было времени встретиться с Луизой, с которой я мог только обменяться парой слов у дверей ее шефа. И все-таки однажды я предложил ей позавтракать в кафе, и она согласилась. За завтраком я снова почувствовал глубокое и непреодолимое влечение к ней. Я вполне отдавал себе в этом отчет: я был на пути к тому, чтобы безумно влюбиться в Луизу. Моя командировка должна была продлиться еще две недели. Два-три раза я снова приглашал ее вечером после работы в кафе. В один из таких вечеров, когда мы бок о бок шли по улице, я обнял ее. И она сразу же ответила мне. И затем призналась: она разделяла мои чувства и тоже страдала оттого, что не может свободно со мной встречаться, поскольку я женатый мужчина.

В субботу утром я вернулся в цех, чтобы пробыть там полдня, так как сборочная группа работала также по выходным. Вечером мы с Луизой наметили совместный ужин, и, конечно же, произошло то, что должно было произойти. Я и не представлял себе, что физическая близость может быть настолько сильным и сокрушительным переживанием. С этой минуты я проводил с Луизой каждую свободную секунду. Вскоре я должен был вернуться в Париж. Все переменилось в моем сознании. На этот раз я встретил свою супругу с чувством, мне ранее не ведомым — чувством вины. Я стал тем, кто притворяется, — я, которому так хотелось кричать, что я люблю Луизу. В последующие недели я не раз отправлялся в Бургундию. Однажды, вернувшись в Париж, я во всем сознался жене. Меня мучили угрызения совести, и я смутно отдавал себе отчет в происходящем. Жена уже и прежде догадывалась, что что-то не так. Произошла сцена. Я был готов к этому. Затем она забрала с собой сына и уехала к родителям. Через несколько дней она вернулась, но потом опять уехала. Я не покидал Парижа, но каждый день звонил Луизе.

А в Бургундии в это время развертывалась другая драма. Луиза открылась родителям, с которыми она еще жила (как я сказал, это была совсем молодая девушка). В ее глубоко католической семье испанских эмигрантов держались строгих правил. Родители Луизы крайне отрицательно отнеслись к случившемуся, а вместе с ними и все ближайшее окружение Луизы — ее братья, сестры и даже подруги. Как? женатый мужчина, к тому же с ребенком и на 12 лет старше ее! И с той поры Луиза находилась под постоянным давлением. Она также не вполне отдавала себе отчет в происходящем. А со мной было и того хуже. Моя супружеская жизнь превратилась в повседневный ад, но я был очень привязан к сыну и, в определенном смысле, у меня сохранились чувства к жене. Но я понимал, что в ней растет неуверенность в завтрашнем дне. Мы не были богаты, но я в конце концов начал получать жалованье, которое позволило ей оставить работу и заняться воспитанием нашего сына. И если бы я ушел от нее, то что с нею бы стало? Это никоим образом не могло оставить меня равнодушным. Но была Луиза. Каждый раз, как я вновь видел ее, были те же объятия, то же единство, но теперь мы оба страдали от чувства вины, и мы стали задаваться вопросом, есть ли у нас будущее?

Был конец весны. Наладка машин заканчивалась, все было готово. Я предложил Луизе уехать со мной. Мы начали бы вдвоем новую жизнь. Нужно было, чтобы она поехала со мной. Но в тот момент у нее не было душевных сил уехать. Я вернулся к своей парижской жизни. Через несколько месяцев, совершенно отчаявшись, я бросил все и переехал жить на север Франции. Не для того, чтобы увеличить число километров, отделяющих меня от Луизы, так как это в конечном счете ничего бы не дало: мысленно она постоянно была во мне, но я попросту надеялся, что там она согласится ко мне присоединиться. Но она не смогла сразу же решиться на такой шаг. Я ждал ее. Мы почти каждый день перезванивались. Прошел год. Мы с женой развелись. Подавленный и унылый, я жил в своей квартире один. Это был какой-то кошмар! Тогда-то я и встретил ту, которая стала моей сегодняшней женой. Очень умная и великодушная молодая женщина. Я видел ее несколько раз. Между прочим, на севере мне подвернулась очень интересная работа. Я больше не был таким несчастным. И я вдруг решил жениться на этой женщине. Мы были женаты не более месяца, когда мне позвонила Луиза и сказала, что она наконец решилась уйти из дома и что она теперь свободна. Слишком поздно! Смириться с этим было нелегко: несколько месяцев мы еще продолжали перезваниваться. Затем начали звонить друг другу все реже и реже... Но всеми фибрами души я оставался привязан к ней. Всякий раз, разговаривая с супругой, я думал о Луизе и о том, что мы могли бы жить вместе. Моя жена была беременна. Я прекрасно понимал, что не могу всю жизнь жить, оглядываясь назад. Затем Луиза сообщила мне, что она, в свою очередь, тоже выходит замуж. Больше я о ней почти ничего не слышал. Моя жена сильно помогла мне. Наши отношения прочные, но в глубине души я постоянно ощущаю грусть и горечь: почему мы с Луизой не смогли прожить жизнь вместе?

Несколько лет назад моя фирма направила меня на работу в свой парижский офис. Вот я снова здесь. Все вернулось на круги своя. Мне сорок лет, и я сказал себе, что еще есть время во всем разобраться. Потому что я чувствую, как эта история мешает мне углубить свои отношения с женой.

Таков был рассказ Пьера***. Г-н Друо встретился с Пьером через несколько дней, и тот был полон решимости предпринять путешествие в прошлые жизни. После обычной психофизической подготовки исследователь обратился к высшему сознанию субъекта:

— В своей нынешней жизни вы встретили, узнали и полюбили Луизу. Если вы уже встречались в какой-то другой жизни, в каком-то другом месте, то мы сейчас отправимся прямо туда.

И исследователь провел субъекта сквозь временной туннель и, когда тот увидел себя в окружении белого света, спросил его:

— Что вы видите? Вы в помещении или на улице?

«Это замкнутое пространство. Большой зал. Очень много света».

— Вы один?

«Нет. Много народу. У меня такое впечатление, что я на торжественном приеме. Все люди одеты в вечернее платье. Повсюду подсвечники. Я слышу также музыку: похоже на клавесин».

Исследователь просит субъекта сосредоточиться на самом себе, мысленно пройтись по себе руками и узнать — мужчина он или женщина. Пьер выполняет приказание и говорит:

«Я мужчина. Я чувствую, что у меня высокий рост и незаурядная сила. На мне надета какая-то униформа с брандебурами и черные сапоги».

— На какие мысли это вас наводит?

«У меня впечатление, что я офицер в армии Наполеона».

Есть ли с вами также другие офицеры?

«Да, есть несколько офицеров».

— Я бы хотел, чтобы вы теперь сосредоточились на людях, собравшихся там. Каковы они из себя? Опишите их.

«Мужчины во фраках, женщины в широких платьях. Среди них есть одна... Волосы у нее собраны на затылке в пучок. У нее матовая смуглая кожа и черные волосы ».

— Что вы теперь чувствуете, описывая мне эту женщину?

«Это Луиза! Я уверен, что это она».

— На какие мысли наводит вас этот прием? Где, по-вашему, вы находитесь?

«В Испании. Мы во время войны с Испанией. Это прием у знатных испанцев. Здесь несколько офицеров Наполеона».

— И вы — один из них?

«Да, именно так».

— Как, по-вашему, относятся к вам испанцы?

«Они любезны, но несколько отчуждены. Мы для них — захватчики».

— Продвинемся во времени немного вперед и посмотрим, что произойдет в этот вечер.

«Я разговариваю с той молодой женщиной».

— Как ее зовут? Пусть имя проступит в вашем сознании.

«Мария».

— О чем вы говорите?

«Ни о чем особенно. Мы просто болтаем».

— Что вы чувствуете по отношению к этой особе?

«Влечение. Она очень красива, но ведет себя весьма сдержанно. С мужчиной не говорят в такой манере».

— В какой манере?

«Женщина не может говорить одна с мужчиной. Мария была воспитана в самых строгих правилах. Как и все молодые знатные испанки».

— Но вы не одни! Вокруг вас полно народу!

«Это не имеет значения. Она не может долго говорить со мной».

— Приблизимся к концу этого вечера. Что происходит теперь?

«Люди уходят. Мы тоже. Я вижу, как Мария уходит вместе с родителями и старшим братом. Мы возвращаемся в казарму, я думаю только о ней. Меня поразила красота ее лица. В нем есть что-то особенное».

— Продвинемся вперед. Вы видели ее еще?

«Я в маленьком темном переулке. Мария здесь, и в нескольких метрах от нас ее дуэнья».

— Вы хотите сказать что она пришла на это свидание тайком, в сопровождении доверенного лица?

«Да, именно так».

— Что вы говорите друг другу?

«Я говорю ей, что люблю ее и что хотел бы снова ее увидеть».

— Как реагирует Мария?

«Она очень волнуется. На глазах у нее слезы. Она говорит, что между нами ничего невозможно».

— Что вы теперь будете делать?

«Я не знаю. Я думаю только об одном: увидеть ее опять. Снова и снова. Бежать с нею».

— Еще немного продвинемся во времени, к концу этой истории.

Субъект начинает ворочаться на диване, по всей видимости, он сильно взволнован.

«Мария больше не может выходить из дому. Мы больше не видимся. Родители ее решили, что она уйдет в монастырь».

— У вас были более личные отношения с нею?

«Нет. Но мы любим друг друга, и она дома призналась в этом. Поэтому ее и отправляют в монастырь».

— Что вы собираетесь делать?

«Я хотел бы бежать с нею. Вернуться во Францию или еще куда-нибудь».

— Но ведь вы офицер Наполеона, и вы на войне!

«Да, именно поэтому я не знаю, на что мне решиться. Я во власти безумия. Я все время думаю о ней, ее образ преследует меня. И я не могу ее видеть! Я пытаюсь передать ей записку. Она взаперти». Г-н Друо говорит:

— Я буду считать до трех, и мы окажемся в конце этой истории. Мы узнаем, удалось ли вам бежать вместе с Марией или в конце концов вам пришлось расстаться.

Оператор считает до трех.

«Ночь, — говорит субъект. — Я брожу вокруг дома Марии. Я очень часто прихожу сюда и смотрю на дом, в котором она живет. Подходят какие-то люди. Их трое».

Что вы чувствуете?

«Я чувствую опасность. Но, странное дело, это не ночные грабители. Они подходят ко мне. Один из них быстро обнажает длинную шпагу. Я не успеваю защититься. Боль пронзает мне грудь. Это брат Марии! Я узнаю его. Я падаю на землю. Остальные убегают».

— Что вы чувствуете теперь? Субъект плачет.

«Я умираю. Всюду кровь. Мне плохо. Я совсем один. Она в нескольких метрах от меня, а я умру здесь, так и не повидав ее!»

— Я буду считать до трех, а вы оставите это тело там, где оно лежит. Вы совершите переход, после того как тело умрет. Давайте, оставьте это тело. (Оператор считает до трех.) Что вы теперь чувствуете?

«Я парю в воздухе».

— А ваше тело?

«Я вижу его. Оно внизу. Лежит недвижимо. Мне видно также бегущих к нему людей, а я все поднимаюсь и поднимаюсь».

— Очень хорошо. Теперь вы можете найти связь между историей французского офицера с Марией и историей Пьера и Луизы?

«В обоих случаях их разделила Испания: социальные и культурные принуждения. Им не было позволено любить друг друга».

Исследователь постепенно возвращает Пьера в его сегодняшнее сознание. Я"

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

Какое путешествие! Это была она, я уверен! И все-таки это не Луиза, у нее было совсем другое лицо. Единственное, что меня смущает, это то, что мы, в конце концов, не так уж много виделись и в этой жизни!

Причина у этого, несомненно, кармическая. На следующем сеансе, если хочешь, можно попробовать проникнуть еще дальше.

Затем Патрик спросил у Пьера, не видит ли он еще каких-нибудь соответствий между своей жизнью и жизнью наполеоновского офицера.

— Нет, ничего особенного. Кроме, пожалуй, того, что меня всегда привлекала к себе наполеоновская эпоха. Я даже ездил в Бельгию, на поле Ватерлоо.

— А какие соответствия ты усматриваешь со стороны Луизы?

Мария и Луиза — обе испанки! Но мне кажется, что есть и еще что-то. Луиза получила очень строгое религиозное воспитание, и она говорила, что не выносит религии, потому что та сковывает ее свободу. А Мария, кажется, была заточена в монастырь. Может быть, в нем она и закончила свои дни?

Второй сеанс состоялся две недели спустя. Оператор говорит, обращаясь к высшему сознанию субъекта:

— Вы снова вернетесь назад во времени. Вы отправитесь очень далеко, в ту эпоху, когда вы и женщина, которую вы знаете в этой жизни как Луизу, встретились впервые. Идите к какому-нибудь важному событию, которое позволит вам твердо встать на почву в той жизни, если, разумеется, такая жизнь существует. Что вы видите? Где вы?

«Я на корабле».

— В море?

«Да, но совсем рядом я вижу берег».

— Есть ли рядом с вами на корабле и другие люди?

«Да, нас приблизительно человек пятнадцать».

— Вы мореход или пассажир?

«Я солдат. Это маленький корабль, перевозящий солдат. У нас копья. У меня на голове шлем со своеобразным белым гребнем, спускающимся на затылок».

— Как выглядит море? Как выглядит местность?

«Все очень красиво. Море и небо голубые. Прекрасная погода. Я чувствую себя очень хорошо».

— Вы на войне?

«Нет, все, напротив, очень спокойно. У меня впечатление, что это просто обычная дозорная поездка по морю. Мы возвращаемся. Я вижу белый город с какими-то низкими холмами и гаванью».

— Что это вам напоминает?

«Может быть, Ближний Восток, а может быть, Грецию».

— Приблизимся к минуте, когда вы причаливаете к берегу.

«Царит большое оживление. Повсюду кипит жизнь! Торговцы, лавки, дети, собаки. Цвета очень живые, яркие. Очень похоже на ближневосточный базар ».

— Что вы теперь делаете?

«Мы идем по городу и входим в казармы. Там упражняются гоплиты».

— Постойте, вы сказали, будто вы на Ближнем Востоке. Откуда там гоплиты?

«Мне теперь уже кажется, что мы в Греции. Я думаю об Александре. Да, я — солдат Александра».

— Но сейчас не идет война?

«Нет, но ходят слухи о готовящихся далеких походах. Александр собирается двинуть свою армию».

— Вы простой солдат или офицер?

«Я не простой солдат, но и не офицер. Наверное, это можно назвать «унтер-офицером». Я знаю, что только что командовал баркасом с дюжиной солдат на борту».

— Как вы себя чувствуете?

«Чувствую себя хорошо. У меня нет разлада с самим собой. Мне хорошо в этой жизни, в этом краю».

— Идите туда, где вы живете.

«Я живу здесь, в этом подобии казармы. Это моя семья. Я у себя дома».

— Я хочу, чтобы вы сосредоточились на себе и сказали мне, в каком периоде своей жизни вы находитесь.

«Я чувствую, что молод, мне порядка 20-25 лет. Я чувствую себя в прекрасной форме. Все хорошо. Здесь очень весело: люди, белые дома...»

Исследователь решает передвинуть воина Александра Македонского немного вперед:

— Направьтесь к тому моменту, в который должно произойти нечто важное.

«Я в маленьком городе у основания холма. Видно море. Очень красиво. Растут оливковые деревья. Я вижу, как люди поднимаются к храму».

— Что вы делаете?

«Я вместе с двумя другими солдатами, и мы тоже идем к храму. Мне кажется, мы идем воздать благодарение богам. Толком не знаю».

— Подойдем к храму.

«Я стою в группе людей у подножия ступенчатой лестницы. На верхних ступенях возвышается жрец. Он одет в длинную тунику и обращается к толпе. У него внушительный облик, это — верховный жрец. Он говорит о богах и о том месте, из которого мы пришли все. Он говорит также о Великом Переходе».

— Вы хотите сказать о «смерти»?

«Да».

— Есть ли рядом с жрецом другие люди?

«Да, молодые девушки, они сидят. И тоже слушают великого жреца».

— Вы знаете, кто они?

«Это весталки. Они воспитаны в храме. Они заботятся о храме и чтят богов. Некоторые из них развили в себе дар ясновидения».

— Их много?

«Порядка дюжины».

— Опишите их мне.

«Они все одинаково одеты, в белых туниках. У них распущенные волосы. Некоторые украсили себе волосы маленькими цветками. Это очень красиво».

— Что вы чувствуете по отношению к этим девушкам?

«Ничего, кроме уважения. Это весталки из храма. Они девственницы, посвященные богам. Я вижу одну из них, сидящую возле жреца в глубокой задумчивости. Наши взгляды встретились. Это как удар молнии. У меня впечатление, что на какой-то миг мне открылся мир богов».

— Продвинемся немного вперед и посмотрим, что происходит.

«Осталось мало народу. Солнце клонится к горизонту, и мы начинаем спускаться с холма. Жрец все время там, и весталки возле него».

— Они проведут свою жизнь в храме?

«Часть из них останется здесь, а другие уедут в иные храмы. Некоторые станут прорицательницами: боги будут говорить их устами, и они будут пророчествовать. Мне бы хотелось еще встретиться взглядом с той девушкой».

— Вам позволено с ними разговаривать?

«Да, мы можем говорить с ними, но не сближаться с ними, в обычном смысле этого слова».

— Посмотрим, не произойдет ли еще что-нибудь? Вы говорили, что ходят слухи о войне и походах. Направьтесь к событию, которое позволит нам глубже погрузиться в эту греческую жизнь времен Александра Великого. (Речь действительно шла об эпохе, когда произошло завоевание долины Инда войсками Александра Македонского.)

«Я вернулся в храм и нашел там девушку. И мы говорили».

— О чем вы говорили?

«О том, о сем. Она очень красива. Она не похожа на других девушек и женщин, которых я знал прежде. От нее веет какой-то необычной силой и вместе с тем мягкостью».

— Каково ее отношение к вам?

«Немного странное. Такое впечатление, что ей непривычно разговаривать с мужчиной. Я рассказываю ей о себе, о своей жизни, о битвах, в которых участвовал. Я говорю ей, что мы очень скоро отправимся далеко-далеко, туда, где солнце садится за горизонт».

— Продвинемся еще вперед и попытаемся узнать, встретитесь ли вы еще с этой девушкой.

«Ночь. Мы сидим вдвоем у подножия оливы, совсем рядом с храмом».

— Есть ли вокруг вас люди?

«Нет, у меня впечатление, что мы видимся тайком. Нас сильно влечет друг к другу. Это сильнее нас».

— Что вы испытываете?

«Чувство вины. Это весталка, святая девственница. Но я должен снова ее увидеть. Мне это необходимо. Мы говорим о богах, о звездах, о смысле жизни и других вещах, разговора о которых мне никогда прежде слышать не доводилось».

— А она? Как она держится?

«Она немного смущена, но в то же время ей очень интересно то, что я рассказываю ей о жизни «внизу», о повседневной жизни. Я чувствую, что это очень ее привлекает».

— Что вы теперь делаете?

«Я беру ее за руку, и она ее не отнимает. Между нами словно пробегает дрожь. Я беру ее в свои объятия и целую. Она испугалась, и я тоже. Сердце у меня бешено бьется. Мне кажется, что мы сошли с ума. Если нас застанут, то нас обоих казнят. Но я знаю, что люблю ее. И она тоже любит меня. Перед нами стена. Но я держу ее в своих объятиях, и я счастлив».

— Пока она здесь, в ваших объятиях, мне бы хотелось, чтоб вы мне сказали, не знакомы ли вы с этой особой в нынешней вашей жизни?

«Ода, я знаком с нею. Это Луиза. Это снова она».

— Что вы собираетесь делать?

«Я не знаю. Думаю, мы собираемся бежать. Это безумие, но мы так и поступим».

— Еще продвинемся в будущее.

«Я вместе с ней. Не знаю где. Здесь жарче, чем раньше. Вижу деревья».

— Сколько времени прошло после предыдущей сцены?

«Может быть, несколько недель, а может, месяц или два. Мы сбежали».

— Что вы делаете?

«Мы входим в дом. Здесь мы нашли прибежище, немного в стороне от маленькой деревни».

— Как выглядит ваш дом?

«Очень простой, сделан из соломы и извести».

— Что вы собираетесь предпринять?

«Не знаю. Мы попробуем жить здесь».

— Продвиньтесь еще в будущее.

«Мы все время в доме. У Арны девочка. Она счастлива».

— Кто это — Арна?

«Моя жена. Я люблю ее».

— Как вы зарабатываете на жизнь?

«Я рублю лес и делаю деревянные скульптуры. Собираю травы. Мы живем очень скромно, но мы счастливы. Я немного занимаюсь также гончарным делом».

— Вам там спокойно? Вы не подвергаетесь никакой опасности?

«Мы по-прежнему очень осторожны, но я думаю, что опасность уже позади».

— У вас есть какие-то планы?

«Мы ждем, когда дочурка подрастет, а потом попробуем вернуться в более значительный город, где бы я мог найти настоящую работу».

Вы далеко от «города на берегу моря»?

«Думаю, что да. Мы очень и очень долго шли».

— Продвинемся в будущее и посмотрим теперь, что происходит. Вы все по-прежнему в этой деревне вместе с Арной или уже в другом городе?

Субъект в сильнейшем волнении заворочался на диване:

«Солдаты! Они пришли за Арной. Их два десятка. Я не могу защищаться. Арна истошно кричит. Из рук у нее вырывают ребенка. Я пытаюсь броситься к ней на помощь. Они осыпают меня ударами. Они связали Арну. Они уводят ее! Я не хочу. Они меня держат. Их трое. Приближается еще один. Он поднимает меч и пронзает мне грудь. Я падаю. Я кричу. Все смешалось. Я вижу солдата с ребенком, кричащим у него в руках, и Арну, которую они тащат. Я чувствую другой ужасный ожог в спине. Все кончено. Я парю в воздухе над этой сценой. Арна, что они с тобой сделают? Еще несколько мгновений я остаюсь там, а затем чувствую, что начинаю подниматься. Величайшее спокойствие и мир овладевают мною».

Таким образом, драма невозможной любви между Пьером и Луизой завязалась тогда, между солдатом Александра Македонского и Арной, весталкой, обещанной богам. Здесь и образовалась кармическая связь. Мы не хотим навязывать читателям свою интерпретацию этой истории — им стоит подумать над нею самим.

Завершая рассказ о трагической судьбе двух влюбленных, мы предпочитаем предоставить слово самому автору:

«Вернувшись в свое нормальное состояние, Пьер спросил меня: «Считаешь ли ты, что Луиза и я встречались еще и в других жизнях, помимо этих двух?»

Я ответил ему, что обязательно должны были быть и другие. В самом деле, мой опыт говорит, что он и она более чем вероятно много раз воплощались в интервале между этими двумя жизнями. И в тех воплощениях у них также было много шансов встретиться. Может быть, в этих жизнях отношения их были иными. Может быть даже, они были тогда родственниками, друзьями или просто случайными попутчиками, а не влюбленными. Вполне определенно, по-видимому, лишь то, что сегодня Пьеру было назначено окончательно развязать свой кармический узел с Луизой.

Вот один из уроков кармы, который рискует показаться весьма суровым и потому заслуживает некоторых комментариев. Прежде всего касательно будущего: смогут ли наконец Пьер и Луиза свободно любить друг друга в б