Красное море под красным небом - Линч Скотт - Страница 17

Он поднял со стола недопитую бутылку вина и извлек из-под нее карту.

— Ваша карта, — сказал он, поворачивая ее кончиками пальцев левой руки. — Десятка сабель.

— Что ж, — рассмеялся Реквин, демонстрируя под оправой очков широкую дугу желтоватых зубов. — Весьма искусно. И вдобавок одной рукой. Но даже если я признаю, что вы можете проделывать такие трюки постоянно, в присутствии моих служителей и гостей… вы и мастер де Ферра проводили много времени за играми, где контроль гораздо более тщательный, чем над карточными столами.

— Я могу рассказать вам, как обмануть и в этих играх. Только освободите меня.

— Зачем предоставлять вам такое преимущество?

— Тогда давайте поменяемся. Освободите мою правую руку, — сказал Локки, вкладывая в слова всю искренность, на какую был способен, — и я объясню вам, почему не следует доверять нынешней системе безопасности в Солнечном Шпиле.

Реквин посмотрел на него, сложил пальцы в перчатках и кивнул Селендри. Та убрала лезвия — не перестав, впрочем, направлять их на Локки — и нажала на переключатель за столом. Локки, неожиданно свободный, выпрямился и стал растирать правое запястье.

— Вы очень любезны, — сказал он. — Действительно, мы много играли не только за карточными столами. Но каких игр мы тщательно избегали? «Красные и черные», «Считаем до двадцати», «Желание девушки». Всех игр, в которых гости играют против Солнечного Шпиля, а не друг против друга. Игр, математически рассчитанных на то, что заведение всегда остается в выигрыше.

— Иначе трудно заработать, мастер Коста.

— Да. И для нас они совершенно бесполезны: мне нужны плоть и кровь, чтоб было кого дурачить. Мне безразлично, сколько при этом у вас действует механизмов и сколько служителей за мной наблюдают. В игре между гостями всегда возможен обман. Это так же верно, как вода проходит сквозь щели корабельного корпуса.

— Очень смелая речь, — сказал Реквин. — Меня восхищает красноречие обреченных, мастер Коста. Но мы с вами оба знаем, невозможно обмануть, скажем, «Карусель риска» — разве только все четверо игроков сговорятся, что делает игру совершенно бессмысленной.

— Это верно. Обмануть карусель невозможно, по крайней мере в вашей башне. Но если нельзя обмануть игру, можно обмануть игроков. Вы знаете, что такое бета паранелла?

— Снотворное. Очень дорогая алхимия.

— Да. Бесцветная, безвкусная и вдвойне действенная, если принята с алкоголем. Вчера вечером за каждой партией, прежде чем передать карты, мы с Джеромом посыпали ею пальцы. У мадам Корвалье есть хорошо известная привычка жевать за игрой и облизывать пальцы. Рано или поздно она должна была получить достаточную дозу, чтобы отключиться.

— Да, — сказал Реквин, явно озадаченный. — Селендри, ты что-нибудь знаешь об этом?

— По крайней мере могу поручиться, что у Корвалье есть такая привычка, — шепотом ответила она. — Это ее любимый метод раздражать противников.

— Так и есть, — подтвердил Локки. — Было истинным удовольствием смотреть, как она сама себя усыпляет.

— Готов признать, что ваша история правдоподобна, — сказал Реквин. — Меня самого… немного удивила необычная слабость Измилы.

— Действительно. Эта женщина сложена как эллинг из Древнего стекла. Мы с Джеромом выпили больше; то, что выпила она, не заставило бы ее и глазом моргнуть, если бы не порошок.

— Может быть. Но поговорим о других играх. Что скажете о «Слепых союзах»?

Игра «Слепые союзы» проводилась за круглым столом со специально возведенными перед картами каждого игрока преградами, так что каждому, кроме сидящего прямо напротив (партнера) видна по крайней мере часть карт. Каждый участник молча ставит правую ступню на левую ступню соседа справа, и так вокруг всего стола. Ни один из игроков, таким образом, не может подать сигнал под столом. Поэтому партнерам приходится полагаться на догадки и интуицию; они не могут общаться ни взглядами, ни голосом, ни прикосновением.

— Детская загадка. У нас с Джеромом специально сконструированные башмаки с железными наперстками под кожей носка. Мы можем извлечь ногу из башмака, а эти железяки продолжают создавать впечатление давления пальцев. С помощью специального кода мы раскрывали друг другу набор своих карт. Вы когда-нибудь встречали таких удачливых игроков в эту игру, как мы?

— Неужели вы серьезно?

— Покажу вам башмаки.

— Ну, вам действительно необыкновенно везло… а бильярд? Ваша победа над лордом Ландревалом произвела большое впечатление. Как вам это удалось? Все шары, кии и все остальное предоставило заведение.

— Да, конечно, это подделать невозможно. Я заплатил десять солари консультирующему врачу Ландревала, чтобы ознакомиться с состоянием здоровья лорда. Оказывается, у него аллергия на лимоны. Каждый вечер перед игрой с ним мы с Джеромом натирали себе шеи, щеки и пальцы разрезанными лимонами, а с помощью различных масел маскировали запах. Полчаса в нашем присутствии, и он так опухал, что едва мог видеть. Не уверен, что он понял, в чем дело.

— Вы утверждаете, что выиграли тысячу солари с помощью нескольких ломтиков лимона? Ерунда!

— Конечно, вы правы. Я попросил его отдать нам тысячу солари, а он по доброте душевной позволил нам публично унизить его, победив в его любимой игре.

— Гм-м-м…

— Часто ли Ландревал проигрывал до того, как встретился с нами? Одну из пятидесяти партий?

— Лимоны. Будь я проклят…

— Да. Если невозможно обмануть игру, нужно найти способ обмануть игрока. Владея нужной информацией, соответственно подготовившись, я могу с любым игроком в вашей башне обойтись как с марионеткой. Кто-нибудь с моими способностями, хорошо меня знающий, может обмануть и меня.

— Хорошая история, мастер Коста. — Реквин протянул руку, взял со стола бокал и отпил вина. — Полагаю, я могу поверить хотя бы в часть сказанного вами. Я подозревал, что вы с вашим другом такие же купцы, как я, но в моем заведении вы можете называть себя герцогом или трехглавым драконом — был бы солидный кредит. А он у вас, несомненно, был, когда вы входили в мое заведение. И это приводит нас к самому важному вопросу: какого дьявола вы мне все это рассказываете?

— Мне необходимо ваше внимание.

— Вы его получили.

— Мне нужно нечто большее. Вы должны оценить мое мастерство и понять мои наклонности.

— Это тоже есть, если поверить вашему рассказу. Но для чего конкретно вам это нужно?

— Ради шанса, что мои дальнейшие слова на вас подействует.

— Да?

— Я здесь не для того, чтобы лишить ваших гостей пары тысяч солари здесь и пары тысяч там. Это забавно, но вторично по отношению к моей главной цели. — Локки развел руки и виновато улыбнулся. — Я здесь, чтобы проникнуть в ваше хранилище и опустошить его прямо у вас под носом.

3

Реквин моргнул.

— Это невозможно.

— Это неизбежно.

— Мы сейчас говорим не о ловкости рук и не о лимонах, мастер Коста. Объяснитесь.

— Ноги устали, — сказал Локки. — И в горле пересохло.

Реквин взглянул на него, потом пожал плечами.

— Селендри. Стул мастеру Косте.

И стакан. Нахмурившись, Селендри принесла от стены красивый резной стул темного дерева с кожаной подушкой. Она поставила стул за Локки, и тот с улыбкой сел. Селендри повозилась еще немного и вернулась с хрустальным кубком, который передала Реквину. Тот взял бутылку и щедро налил в кубок вина. Красное вино? Локки мигнул — потом расслабился. Конечно, камекона, меняющееся вино, одно из чудес алхимии Тал-Веррара. Реквин передал ему кубок, потом сел, сложив руки.

— Ваше здоровье, — сказал он. — Оно вам очень понадобится.

Локки сделал большой глоток теплого вина и несколько секунд наслаждался тем, как прямо посреди глотка вкус абрикоса сменился кисловатым яблочным. Если его сведения из области торговли вином еще верны, такой глоток стоит не меньше двадцати солари. Локки одобрительно кивнул Реквину. Тот в ответ небрежно махнул рукой.

— От вашего внимания, мастер Коста, не могло ускользнуть, что мое хранилище — самое надежное в Тал-Верраре. Это единственное место во всем городе, которое можно назвать чрезмерно охраняемым, не исключая личных помещений самого архонта. — Реквин постучал по туго натянутой правой перчатке пальцами левой руки. — Или что он размещается внутри Древнего стекла, и доступ к нему возможен только с помощью ряда механических и металлургических чудес, которые, если мне позволено погладить себя по ягодицам, можно назвать несравненными. Или что половина приоров, членов городского совета, так высоко его ценят, что поместили в него свои личные состояния.