Храм Фортуны II - Ходжер Эндрю - Страница 4

Затем, когда с этим было покончено, сплошные потоки людей потекли с Капитолия и Палатина, из других районов города, чтобы слиться на виа Сакра в огромную, веселую, расцвеченную всеми цветами и оттенками радуги колонну. Теперь процессия направлялась к мавзолею Божественного Августа, чтобы там наконец покончить с официальной частью и отдаться развлечениям.

Впереди похода двигались торжественно и с достоинством ликторы со своими топорами, воткнутыми в связки прутьев. За ними степенно ступала прекрасная белоснежная четверка коней из цезарской конюшни. Она везла раззолоченную, украшенную цветами и лентами колесницу, в которой стояли сам Тиберий и его сын Друз — устроитель игр.

Далее двигались представители всех жреческих коллегий Рима — мудрые понтифики в длинных белых одеждах, зоркие авгуры с обвитыми лавром посохами в руках, суровые гаруспики, которые могли предсказывать будущее по внутренностям жертвенных животных.

За ними легким шагом шли непорочные весталки — девственные жрицы Богини Весты, хранительницы домашнего очага. Их лица и головы были покрыты тонкими белоснежными покрывалами, дабы не смущали они очей народа своей неземной красотой.

Старшая жрица несла чашу с горящим в ней вечным огнем Весты. Это священное пламя никогда не должно было угасать, и девы в своем храме денно и нощно поддерживали его. Тут же на повозке ехал знаменитый Палладиум, которого привез в Рим еще легендарный Эней.

За весталками, весело приплясывая и подпрыгивая, что разительно контрастировало с полным достоинства поведением непорочных жриц, двигались служители грозного Марса, салии, в сопровождении группы музыкантов, во всю дующих во флейты и колотящих в барабаны. Эти были одеты в короткие пурпурные туники военного образца, в шлемы и панцири. На поясах жрецов болтались короткие мечи, а копьями с медными наконечниками они то и дело ударяли в священные бронзовые щиты, которые несли специальные прислужники.

Много веков назад один из этих щитов упал с неба к ногам доброго царя Нумы и громовой голос приказал ему как зеницу ока беречь эту реликвию, ибо щит символизирует мощь и силу Рима.

По совету жрецов Нума приказал изготовить еще одиннадцать таких же щитов, и теперь уже никто не мог разобрать, где подлинный, а где копии. Так что берегли все двенадцать.

Далее, смешавшись в кучу, шли служители прочих культов: фециалы, луперки и множество других.

Замыкали религиозное шествие августалы — недавно созданная коллегия, в чьи обязанности входило попечительство над культом Божественного Августа. Во главе их в легкой повозке ехала императрица Ливия — именно ее, вдову покойного цезаря, сенат назначил главной жрицей нового Бога.

А потом сплошной толпой валили неисчислимые массы народа — степенные купцы из Аргентарского квартала, трудолюбивые ремесленники с виа Импудика, бойкие молодцы неопределенных профессий из Субурры, ободранные пролетарии из Заречья, с нетерпением ожидающие раздачи хлеба и вина; все они шли с семьями, детьми, женами, друзьями и знакомыми. Тут же, опасливо озираясь, семенили крестьяне из Кампании и Самния, прибывшие в столицу посмотреть невиданное зрелище; было много иностранцев, мелькали даже черные африканские лица. Вся эта толпа с гомоном, шумом, свистом и песнями тащилась по просторной виа Сакра, спеша к мавзолею Августа.

Достойные сенаторы, патриции и всадники предпочитали не смешиваться с толпой и — кто в повозках, кто пешком — пробирались к месту последнего жертвоприношения боковыми улицами, которые в это время казались совершенно вымершими.

Впрочем, не совсем. Памятуя о недавних волнениях, осторожная и предусмотрительная Ливия вывела из казарм усиленные наряды преторианцев и расставила их в разных местах, так, правда, чтобы они не бросались в глаза. Но, кажется, предосторожность оказалась излишней — никто не вспоминал мятежного Агриппу Постума и не проявлял ни малейшего желания вступать в конфликт с законной властью. До политики ли сейчас, когда вот-вот откроются цезарские склады и поток дармовой еды, вина и денег обрушится на римский народ? А потом еще будут гладиаторские бои, гонки колесниц, голые девчонки на сцене театра...

— Да здравствует Тиберий Клавдий Нерон! — гремели крики.

— Слава нашему цезарю!

— Пусть хранят Боги щедрого Друза!

— Salve, Imperator![1] Salve! Salve!

Величественное здание мавзолея Августа высилось на Марсовом поле возле Триумфальных ворот. Покойный цезарь построил его еще при жизни, дабы подготовить достойное место для своего праха, но злая судьба распорядилась так, что еще раньше ему пришлось хоронить здесь останки тех, кого он так любил и кто был еще так молод: Марцелла и Друза Старшего, Гая и Луция... А вот прах дочери Юлии, внучки Юлиллы и внука Агриппы Август строжайше запретил помещать в семейную усыпальницу. Что ж, может не без причины.

Возле мавзолея гудящая толпа несколько задержалась, давая жрецам место и возможность выполнить свои обязанности. И те аккуратно, без суеты, приступили к делу.

Ярко светило солнце на небе, легкий ветерок шевелил волосы людей, пронзительно-голубое небо настраивало на лирический лад. Всем было хорошо и весело. В такие дни и сенат, и патриции, и плебеи, и даже рабы начинали вдруг особенно сильно ощущать, что они все крепко-накрепко связаны друг с другом и с этим огромным городом. И никуда от этого не деться. Пусть в будни стоят между ними имущественные и социальные различия, пусть иногда в стычках на Форуме они готовы глотки рвать друг другу, но все же они — единое целое и именно поэтому сумели покорить половину мира и удерживать ее в своей власти. Они — сенат и народ римский, Senatus populus que Romanus. SPQR — эти буквы украшали фасады общественных зданий, знамена непобедимых железных легионов, флаги гордых боевых трирем, бороздивших моря, а также арены амфитеатров и деревянные кресты, с прибитыми к ним врагами этого самого римского сената и народа.

Жрецы и их помощники — пекари с караваями жертвенного хлеба, погонщики жертвенных животных, люди, которые несли кадильницы и ритуальную посуду, — окружили высокие каменные алтари, и вот понеслись в небо слова торжественной молитвы, которую читал Верховный Понтифик, молитвы, обращенной к Богу Августу.

Все собравшиеся молча, с благоговением слушали. Звучный мощный голос жреца парил над толпой. Было тихо, лишь иногда слышалось мычание или встревоженное блеяние предназначенных на заклание животных.

Но вот молитва была завершена, Понтифик подал знак. Взвились вверх струи ароматного дыма из кадильниц, послышались глухие удары каменных молотов, которыми помощники жрецов глушили жертвы. Потом уже сами августалы взялись за свои ритуальные кремниевые ножи. Брызнула кровь...

Люди терпеливо ждали, пока все формальности будут соблюдены. Ведь по обычаю, если в обряде жертвоприношения будет допущена хоть одна ошибка, то всю церемонию придется повторить с самого начала. А этого никто не хотел. Хватит уже религии, пора веселиться.

И наконец пришел долгожданный миг — Верховный Понтифик громко возвестил, что все в порядке, предзнаменования самые благоприятные, Божественный Август принял жертву и теперь можно продолжать праздник. Громовой рев толпы приветствовал эти слова, огромная колонна начала разворачиваться, смешивая ряды. Достойные граждане рассаживались в свои повозки и носилки.

И весь этот пестрый, гомонящий веселый поход двинулся обратно в город по чистой просторной виа Аппия, мимо храма Марса, сквозь Триумфальные ворота на Авентин. Проходя под Триумфальной аркой, воздвигнутой в честь Друза Старшего, отца Германика, люди бросали к ее подножию цветы и лавровые ветки, воздавая честь памяти великого полководца.

Теперь путь праздничной процессии лежал к амфитеатру Статилия Тавра, где уже вскоре должно было начаться грандиозное представление, включающее травлю диких зверей и поединки гладиаторов. Вот будет зрелище! Люди возбужденно переговаривались и ускоряли шаг.