Забытый сад - Мортон Кейт - Страница 28

Лунный свет тихо звенел на земле.

Хотя уже почти пробило полночь, в Лондоне не было темно. Кассандра подозревала, что в таких городах, как Лондон, темно вообще уже не бывает. Современный мир убил ночь. Когда-то Лондон, верно, был совсем другим, существовал во власти природы. Город, где сумерки обращали улицы в деготь, а воздух — в туман: Лондон Джека Потрошителя.

Таким был Лондон Элизы Мейкпис, Лондон, о котором Кассандра прочла в тетради Нелл, город мглистых улиц и лошадей, горящих фонарей, что появлялись и снова исчезали в туманном мареве.

Глядя вниз, на узкие булыжные «конюшни»,[15] она представляла обитателей старого Лондона: призрачные всадники гонят напуганных лошадей по пешеходным улочкам, фонарщики хохлятся на высоких козлах, и их подвешенные фонари горят оранжевым светом. Уличные рабочие и девки, полицейские и воры…

Кассандра зевнула и потерла внезапно отяжелевшие веки.

Поеживаясь, хоть и не от холода, она слезла с подоконника и скользнула обратно под одеяло, закрыла глаза и уплыла в полное сновидений забытье.

Глава 16

Туман был густым и желтым, цвета пастернака и пшеничной похлебки. Он наступал по ночам, катился по поверхности реки и тяжело расползался по улицам вокруг домов, проникая под дверные упоры. Элиза наблюдала через щель в кирпичах. Под безмолвным плащом тумана дома, газовые фонари, стены превращались в чудовищные тени, кренящиеся в разные стороны, и зеленовато-желтые облака проплывали между ними.

Миссис Суинделл оставила ей гору стирки, но, насколько Элиза понимала, стирать при таком тумане было без толку: белое к концу дня станет серым. Точно так же можно развесить одежду замоченной, но не постиранной, что она и проделала. Так она сбережет брусок мыла, не говоря уж о своем времени. Ведь Элизе было чем заняться в густой туман, когда так приятно прятаться и так приятно красться.

Потрошитель был одной из ее лучших игр. Вначале девочка играла в нее одна, но со временем научила правилам Сэмми, и теперь они по очереди примеряли роли матери и Потрошителя. Элиза не в силах была решить, чью роль предпочитает. Иногда она полагала, что Потрошителя, из-за его всеобъемлющей мощи. Ее кожа горела от преступного удовольствия, когда она кралась за Сэмми и сдерживала смешок, готовясь схватить его…

Но и в роли матери тоже было нечто соблазнительное. В том, чтобы идти быстро, осторожно, не сметь оглянуться через плечо, не сметь пуститься в бегство, стараясь уйти как можно дальше от человека за спиной. Сердце бьется все громче и вот-вот заглушит шаги незнакомца, не позволив следить за ними. Страх был восхитителен, от него покалывало кожу.

Хотя оба Суинделла отправились на поиски удачи (туман был даром божьим для тех обитателей реки, которые ничем не гнушались, пытаясь наскрести на жизнь), Элиза все же тихо спустилась по лестнице, постаравшись не скрипнуть четвертой ступенькой. Сара, няня маленькой Хэтти, стремилась влезть в доверие к хозяевам и коварно докладывала обо всех промахах Элизы.

Внизу лестницы девочка остановилась и изучила тенистые изломы и выступы магазина. Щупальца тумана отыскали дорогу в кирпичах, разбрелись по комнате, тяжело зависли над витриной, сгустились желтым вокруг мерцающего газового фонаря. Сэмми сидел в дальнем углу на стуле и чистил бутылки. Он глубоко погрузился в раздумья — Элиза узнала на его лице маску грез.

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что Сара не прячется в засаде, Элиза прокралась к брату.

— Сэмми! — прошептала она, подходя.

Нет, он не услышал.

— Сэмми!

Колено брата перестало трястись, он наклонился, и его голова показалась из-за прилавка. Прямые волосы упали набок.

— На улице туман.

Его равнодушное лицо отразило очевидность этого заявления. Сэмми слегка пожал плечами.

— Густой, как канавная жижа, уличные фонари почти исчезли. Самое то для Потрошителя.

Это привлекло внимание Сэмми. На мгновение он замер, размышляя, затем покачал головой. Мальчик указал на кресло мистера Суинделла с покрытой пятнами подушкой и вмятиной в том месте, где кости спины вжимались в нее, вечер за вечером, когда он возвращался из таверны.

— Он даже не узнает, что мы выходили. Его еще сто лет не будет, и ее тоже.

Он снова покачал головой, на этот раз чуть слабее.

— Их не будет весь день, они не упустят возможности заработать лишнюю монету.

Элиза знала, что вот-вот достучится до него. В конце концов, брат является ее частью, девочка всегда могла читать его мысли.

— Пойдем, мы ненадолго. Дойдем только до реки и сразу назад. Совсем недалеко. Можешь выбрать, кем будешь.

Сработало, как она и рассчитывала. Мрачные глаза Сэмми встретились с ее взглядом.

Он поднял ладонь и сжал ее в бледный кулачок, точно держал нож.

Пока Сэмми стоял у двери и выжидал десять секунд форы, положенной тому, кто играет мать, Элиза кралась прочь. Она нырнула под веревки с бельем миссис Суинделл, обогнула тележку тряпичника и направилась к реке. Ее сердце колотилось от возбуждения. Как прекрасно чувство опасности! Волны пленительного страха разбивались под кожей девочки, пока она скользила прочь, пробираясь между людьми, тележками, собаками, колясками, неясными в тумане. Она все время напряженно вслушивалась в шаги за спиной, крадущиеся, крадущиеся и наконец догоняющие ее.

В отличие от Сэмми Элиза любила реку. Здесь она становилась ближе к отцу. Мать не слишком охотно говорила о прошлом, но однажды рассказала Элизе, что ее отец вырос на другом изгибе той же реки. Он научился вязать морские узлы на корабле, перевозящем уголь, а затем вступил в другой экипаж и отправился в открытое море. Элизе нравилось думать о том, какие события мог видеть отец на своем изгибе реки, рядом с Доком смерти, где вешали пиратов, тела которых болтались на цепях, пока их не омоют три прилива. «Плясали пеньковую джигу», как говорили старики.

Элиза поежилась, представляя безжизненные тела и гадая, каково это, когда последний вздох выжимают из твоей шеи, затем отругала себя за то, что отвлеклась. Подобные ошибки обычно совершал Сэмми. Ему-то можно, но Элиза знала, что должна быть осторожной.

Где же Сэмми? Она сосредоточилась и напряженно прислушалась. Слушала… Чайки на реке, скрипят канаты на мачтах, трещат деревянные корпуса, катится мимо тележка, торговец липучками от мух кричит: «Ловите живьем!», быстрые шаги женщины, парнишка-газетчик выкрикивает цену своего листка…

Внезапно за спиной раздался грохот. Тихо заржала лошадь. Закричал мужчина.

Сердце Элизы екнуло, она чуть не обернулась. Ей отчаянно хотелось увидеть, что же произошло. Она остановилась как раз вовремя. Это было непросто. Мать часто повторяла, что Элиза от природы любопытна, качала головой, прищелкивала языком и говорила дочери, что, если та не научится сдерживать свое воображение, рано или поздно налетит на гору собственных фантазий. Если Сэмми рядом и увидит, что она подсматривает, ей придется сдаться, а она уже почти у Темзы. Вонь речного ила смешалась с серным запахом тумана. Элиза почти выиграла, осталось пройти совсем немного.

Взвились голоса, загомонили далеко за спиной, приблизился звон колокольчика. Наверное, глупая лошадь налетела на тележку точильщика ножей, лошади вечно немного сходят с ума в тумане. Вот неприятность! Как она услышит Сэмми, если он решит сейчас напасть на нее?

Каменная стена у края реки тускло проглянула в тумане. Элиза усмехнулась и пробежала несколько последних ярдов.

Если честно, бегать — против правил, но она не смогла устоять перед соблазном. Ее ладони коснулись скользкой стены, и она радостно завизжала. Получилось, она выиграла, снова перехитрила Потрошителя.

Элиза забралась на стену и победно уселась наверху, лицом к улице, по которой пришла. Она барабанила пятками по камню и высматривала под пологом тумана крадущуюся тень брата. Бедняжка Сэмми. В играх ему до нее далеко. Он дольше учит правила, хуже усваивает назначенную роль. Притворство для Сэмми неестественно, в отличие от Элизы.