Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Требуется дворник - Коршунов Михаил Павлович - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Пока Катя занималась приготовлением завтрака и кормлением Глебки, Костя шел в каморку, доставал лом, совок с песком и отправлялся к особо опасным местам, чтобы сколоть лед, если он за ночь образовался, подчистить, присыпать песком, а может быть, и позаниматься скульптурой или архитектурой, что-то подновить, что разрушило время или варвары. В особенности приходилось следить за глазами в скульптурах. Глаза варвары разрушали чаще всего: легкая добыча — электрические лампочки. Но жильцы знали о налетах варваров, и поэтому собирали для Кости перегоревшие лампочки. Участковый привозил их даже на мотоцикле из соседних жэков. Костя лампочки иногда раскрашивал в активный цвет, и тогда глаза у скульптур приобретали свирепый вид, но и это не останавливало варваров. Да что удивляться — так был когда-то разграблен весь Египет. И не только Египет.

Когда Костя возвращался домой, он находил завтрак уже на столе. Глебка сидел и угрюмо ел кашу, постукивая ботинком по пустому огнетушителю, заменявшему ножку стола. Звук был унылый, как в пустыне.

— Каша манная с ванильными вставками, — говорила Катя. — Приехала в кастрюльке прямо из Парижа.

— Ты хорошо выучила «Ревизора».

— Чтобы ты освежил в памяти школьную программу.

Костя поднимал у кастрюли крышку.

— Верно, пахнет Парижем. Знаешь, как я нанялся на работу на Спасоналимовскую?

— Как?

— По объявлению на столбе.

— И столб забрал на память! — смеялась Катя.

Глебка на подобные разговоры не откликался. Тайная надежда на то, что, поселившись у Кости, Глебка раньше начнет свои каникулы, с треском провалилась. Никаких тебе преждевременных каникул, напротив, с каждым днем Катя все крепче закручивала гайки.

Сегодня утром Аида, задержавшись около Кости, спросила:

— Что это все-таки за приезжая?

— Гувернантка для прынца сардынского.

— Ты можешь разговаривать со мной без метлы и лопаты?

— Не могу. Был зачет, и я провалился.

— Какой зачет?

— По метле и лопате.

Аида отправилась дальше оскорбленной походкой. Потом обернулась, крикнула:

— Дизайнер с метлой!

Костя не обиделся, он понимал, что Аида разозлилась. Зачем Костя иногда дразнит Аиду? Да он и не дразнит — он оказывает сопротивление.

У бойлерной Аиду, как всегда, поджидал кочегар Толя Цупиков.

Аида подошла к нему, и тут Костя понял, что гнев Анды обрушится сейчас на несчастного Цупикова. Бог ему в помощь.

***

Дворник обязан не допускать детской безнадзорности, развешивания белья на окнах и вытряхивания ковров с балконов.

В дворницкой в отсутствие Кати — она ушла в гастроном — и Глебки — отправился в школу («Непонятно, почему в нее надо ходить каждый день?») — появилась техник-смотритель Фокасьева.

— Костя, кого ты у себя поселил?

— Гувернантку.

Фокасьева стояла, смотрела на Костю сквозь табачный дым, — она курила простые и очень дымные папиросы. Лицо у Фокасьевой было квадратным, несколько мужским. Костя возился со столом, укреплял его ящичными планками; Костины гарнитуры нуждались в постоянном реставрации.

— К асфальту, булыге, щебенке есть претензии?

— Претензий нет, — ответила Фокасьева.

— К газонам? Зеленым насаждениям?

— Нет.

— Работаем не хило?

— Не хило.

— Благодарствуем.

— За Глебкой смотришь?

Табачного дыма вокруг Фокасьевой прибавилось.

— Лепим человека. Никакой безнадзорности. — И Костя громко стукнул молотком, чтобы подтвердить свои слова.

— Ну, а…

— Гувернантка, вы хотите сказать? Выписал из Европы со знанием языков, арифметики и кашеварения. — И Костя опять как бы пристукнул свои слова молотком.

Фокасьева обвела взглядом комнату — фонарный столб, дорожные знаки… Сколько раз Фокасьева это видела, но привыкнуть все же не могла.

Дорожные знаки Косте дал участковый: это были старые, которые недавно в городе поменяли на новые, международные. Столб разрешила взять Фокасьева. Он был списан представителем сети наружного освещения. И заменен тоже на новый с желтым калильным светом. Костя, наверное, неделю возился со столбом — укорачивал его, красил.

Шкаф из ящиков — недавнее приобретение. Фокасьева шкафа не видела. Катя повесила на него найденную около трикотажного ателье большую рекламу. Фокасьева прочитала вслух:

— «Всех размеров и различных расцветок вы сможете заказать «кенгуру» в нашем трикотажном ателье». — Фокасьева покрутила папиросой.

— Диковато у тебя, Костя. Что ни говори.

— Я поэт и не понят временем, — ответил Костя с печальным достоинством. И потом добавил: — И приемной комиссией одного высшего учебного учреждения.

— Что ты… — забеспокоилась Фокасьева. — Ты хороший дворник.

— Я великий дворник!

Фокасьева ушла, но после нее в дворницкой еще долго висело табачное облако.

***

Катя решала с Глебкой задачу по математике: Д=1, 2, 3. Требовалось составить возможное количество условий задачи.

— Назовем Д вареньем, — предложил Глебка, — а то неинтересно. Варенье равно одной банке, двум и трем банкам.

— Что ты несешь! — возмущалась Катя.

— Ничего не несу. Глебка раскрывал ладони, переворачивал их. — Пустые.

— Голова тоже пустая?

Глебка открывал рот, стучал себя косточками пальцев по макушке, и раздавался действительно звук пустоты.

— Оставь в покое голову. Кто тебя научил?

— Надька, вожатая. «Дорогой второй наш класс, беспокоимся о вас!»

— Зубы не заговаривай… Решай задачу.

— Тетя Слоня лучше всех варит варенье.

— Прекрати.

— Я шумно встаю из-за парты, Надька говорит. Была бы парта, показал. Совсем не шумно. Надька сама в наперсток свистит на домоводстве.

— Оставь в покое нос.

Глебка начинает играть на балалайке.

— Оставь в покое язык. Занимайся условием задачи.

Глебка молчит.

— Оглох?

— Ты сказала — оставь в покое язык. Без языка я не умею разговаривать.

— Не разговаривай, ты пиши. Д больше нуля, если Д больше единицы?

Глебка оттопыривает губы, морщит лоб, делает вид, что усиленно думает, и Кате кажется, что он даже шевелит ушами. Ну до чего хитрющий малый!

— Знаю слово на букву «Д».

— Слов на букву «Д» много.

— Написать? — Глебка берет ручку, зажимает ее в пальцах, трясет.

— Куда трясешь? — Чернила из ручки летят Кате на платье. — Что сделал с платьем?

— Надо вырезать кляксы. Хочешь, вырежу, а ты потом зашьешь или Надька на домоводстве зашьет?

Эта вожатая Надька выдвинута как противовес в отношении Кати, ее власти над Глебкой, да и над Костей, наверное. Это понятно.

— Огрею, вот что. И Надьку тоже! Отвечай, «Д» больше нуля, если «Д» больше единицы?

— Может быть, и больше.

— Может быть, тебя снова сдать в детский сад? Ты ходил в детский сад?

— Сдай, пока тети Сони нет.

Костя, который только что вошел и услышал конец разговору, пропел:

— «Если у вас нету тети…»

— Знаю! — как бешеный заорал Глебка и подпрыгнул на табуретке. — «С легким паром»!

Катя схватила Глебку за руку.

— Я с ним больше не могу.

— Они там голые в бане сидят и пиво пьют!

— Прекрати.

— Да. Прекрати, — говорит и Костя. — Ты не в бане.

Табуретка под Рожковым с треском разламывается, широко разбрасывая вокруг себя обломки, как будто табуретка попала в эпицентр землетрясения. Рожков, соответственно, валяется в самом центре эпицентра. Никакого испуга или растерянности не испытывает. Полон достоинства и грустной покорности обстоятельствам.

— Вчера он сломал шкаф, — говорит Катя. Имелось в виду, что развалились ящики.

— Шкаф сам поломался. — Глебка поднимается с пола. Показывает самопишущую ручку. — Перо погнулось. Нечем задачу решать.

— Вот, пожалуйста, он из этого еще извлек выгоду. Катя собрала все, что осталось от табуретки, и снесла на кухню, бросила уже как настоящие дрова.