Рассказы о потерянном друге - Рябинин Борис Степанович - Страница 45

За Харшем хорошо ходит ефрейтор Сухов, пожилой, в усах, немногословный человек. Но дружбы между ними нет.

Все же оказалось, что, если относиться к Харшу должным образом, в нем можно пробудить некоторые чувства. Мне первой удалось достичь этого. Все собаки знают меня; я постаралась приучить к себе и Харша. Меня сердит и трогает его привычка: раз пять в течение ночи придет, лизнет в лицо, разбудит и уйдет спать.

Поскольку он в силу полного отсутствия темперамента никогда не затевает драк с другими собаками, не стремится убежать, его оставляют без привязи.

Ни на шаг не отстает от капитана его Альф.

Об Альфе следует рассказать подробно. История Альфа весьма поучительна, наглядно иллюстрирует, что делает с животным правильный уход, настоящая человеческая забота. Я думаю, что, если бы не Александр Павлович, Альф давно бы сдох.

Альф принадлежал одному любителю из небольшого городка, захваченного немцами в первые месяцы войны. Городку пришлось испытать все ужасы гитлеровской оккупации. Хозяина Альфа в один из дней увели в гестапо, и он больше не вернулся оттуда. Девять суток Альф оставался в запертой квартире. На десятые сутки в городок вошли советские войска. К этому времени Альф превратился в скелет, обтянутый кожей. Как он выжил вообще, неизвестно. На полу стояла чашка с кашей, которую оставил ему хозяин, уходя. В каше кишели черви: Альф не дотронулся до нее.

Его все же переправили в наш питомник, но без всякой надежды, что из собаки может выйти какой-нибудь толк. На Альфа было страшно смотреть. Он весь облысел, от перенесенных лишений у него открылись злокачественный понос и сильнейший авитаминоз.[3] К этому добавился нервный шок. Пес всех кусал, его держали в клетке. В клетке мечется, как дикий зверь.

Все попытки лечить его не приводили ни к чему, и вскоре, при очередном осмотре и выбраковке животных, генерал, начальник школы, окинув его критическим взглядом, распорядился: «Этого пристрелить!»

За обреченную собаку вступился капитан Мазорин. За слоем струпьев и ненормально-диким поведением Альфа он видел его породность.

Возражать начальству не принято, тем более в армии. Однако Мазорин заспорил с генералом. Тот слушал нахмурясь, затем брезгливо поморщился:

— Куда эту падаль?!

Действительно, по виду Альф лучшего и не заслуживал: зловонный, весь в расчесах. Страшный.

Но Мазорин стоял на своем. Тогда начальник школы, считая, что сыграл веселую шутку с капитаном, приказал:

— Выбраковать и подарить Мазорину!

Это соломоново решение приветствовал взрыв хохота всех окружающих. Капитан же отнесся к этому с полной серьезностью.

Надо по-настоящему любить животных и надо хорошо понимать их, чтобы сделать то, что сделал капитан. Он выходил Альфа.

В сущности, на первых порах для Альфа, казалось, ничего не изменилось. Он продолжал так же жить в клетке, как и жил. Ему давали ту же пищу, что и раньше. И тем не менее перемена была чрезвычайно значительна, и он сразу почувствовал ее: у него появился хозяин.

Появился человек, для которого это животное представляло нечто большее, нежели все другие, а собака превосходно чувствует эти тонкости. И Альф начал поправляться.

Прежде всего стала исправляться его психика. Он перестал рычать и бросаться на всех без разбора, появилась нормальная реакция на все окружающее. Капитан регулярно гулял с ним по нескольку раз в сутки, потом стал вообще повсюду таскать его с собой. Разрешил всем ласкать, кормить собаку. Труднее оказалось излечить физические недуги Альфа.

К авитаминозу прибавилась еще вульгарная чесотка. Мазорин мазал собаку венским бальзамом. Но главное, можно не сомневаться, что явилось решающим и здесь, это перемена в положении собаки.

Через месяц Альфа нельзя было узнать. Он оброс, сделался глянцевитый. Красавец. Породный.

Очень скоро стали заметны и склонности его натуры. Например: он не дрался с собаками. Самое большее — зарычит и отойдет прочь. Покровительственно относился к слабейшим. В питомнике было несколько фоксов; видя его незлобивость, их стали часто подпускать к нему.

Фоксов он опекал, как старший младших. Они заиграются, нипочем не могут их дозваться, стоит скомандовать: «Альф, аппорт!» — он хватает ближайшего и несет в пасти, а тот в свою очередь вцепится в него. Умора! Кто кого несет — неизвестно…

Щенков любит, как сука. Те его обижают, еду отнимают — он хоть бы раз припугнул их!

Альф трогательно привязался к капитану. Весь день с ним; к ночи Мазорин отведет его в клетку. Пройдет час, два — кто-нибудь из бойцов, обслуживающих питомник, зовет Мазорина: «Товарищ капитан, идите тихонько, посмотрите: он так и стоит…»

Однажды стал ломать клетку. Сломал зуб, повредил другой. После понял, что наутро капитан опять будет с ним, и стал спокойнее.

Утром ест — торопится, давится, сам все время смотрит: не появился ли капитан. Боец уговаривает его: «Да ешь ты, Альф, время еще есть…»

Полюбился ему велосипед капитана. Даже пробовал играть с ним, принимая как бы за что-то живое. Капитан скажет: «Альф, иди к велосипеду!» — Альф подойдет, хвостом повиляет от удовольствия, иногда лизнет колесо или руль. Чтобы собаке было веселее, Мазорин стал оставлять велосипед в клетке у Альфа.

Альф работал по всем службам. Охотно, усердно. Узнав его и с этой стороны, Мазорин больше не сомневался, что именно интеллект мешал Альфу спокойно переносить питомник и клетку. Слишком сильна была привычка к человеку, тяга к общению с ним.

У Альфа оказалось поразительное чутье. Другие собаки не найдут — он учует. Совершенно исключительны его способности к дрессировке. Капитан кладет перед ним шапку, поводок, перчатки, фарфоровую чашку и еще много других предметов. Много! Командует: «Дай поводок!» — поводок подан. «Дай чашку!» Тащит в зубах чашку, да так осторожно тащит — понимает, что предмет хрупкий, как бы не раздавить. Можно повторять это в любом порядке, вразбивку, как угодно, — все будет выполнено безукоризненно.

Но иногда он вдруг словно все забудет. Начинает путать, делается несчастным, как будто виноватым в чем-то и… непередаваемо грустным. Лучше в такие моменты его оставить в покое. Очевидно, это рецидивы пережитого нервного потрясения.

От прошлого у него осталась и еще одна память: хронически слабый желудок, вялость кишечника. На моих глазах он чуть не погиб от этого. Не ел три дня, от молока бежит, сделался скучный, вялый. На четвертый день слег. Капитан силой влил ему сырое яйцо с молоком, но пса тотчас же вытошнило. Сохнет собака. Хорошо, что догадался дать английской соли.

Оказалось — наелся травы. Все собаки едят траву, прочищая ею желудок и кишечник. Но Альфу оказалась вредна и эта привычка.

Альф не замедлил отплатить добром за добро. Они шли с капитаном по лесу, где не было никаких минных полей. Вдруг Альф набежал на что-то и остановился; шедший позади Мазорин почти натолкнулся на него. Оказалось — минометная мина. Лежала там, где ее никто никак не мог ожидать. Альф спас жизнь хозяину. Теперь капитан часто повторяет: «Когда впереди меня идет Альф, я спокоен».

Генерал, частенько наезжающий к нам, помня свою ошибку в отношении Альфа, долгое время терпеть его не мог. Но в конце концов и он заявил:

— Я за свою жизнь знал двух действительно хорошо дрессированных собак. И обеих звали Альфами. Один был у меня, другой сейчас у Мазорина…

Генерал наш — увлекающийся человек и склонен к преувеличению, но его похвала была приятна Мазорину.

Безразличен к ней остался Альф. Собака понимает одобрение только в устах близкого для нее человека. Тогда она радуется. А наш Альф вообще очень своеобразное существо.

Представьте: черный как ночь, без единого пятнышка, только глаза поблескивают. Идеального экстерьера, от которого не может не прийти в восхищение любой мало-мальски разбирающийся в собаках человек. Выдержки и повиновения безупречных. Взгляд преданный и грустный-грустный. Со взглядом уж ничего не поделаешь. Может играть, ласкаться к хозяину, а в глазах все равно будет читаться что-то грустное, какая-то застывшая, никогда не исчезающая печаль. Может быть, этим он и покорил так капитана?