Рассказы о потерянном друге - Рябинин Борис Степанович - Страница 35

Открылась дверь, в темном проеме показались проводник и собака. Остановившись, проводник отстегнул поводок и пропустил собаку вперед.

Неужели это ты, Викс? Как ты изменился, друг… Большой, поджарый, черный с рыжими подпалами, хмурый пес, пригнув голову, недоверчиво повел взглядом по окружающим… Да, тебя не узнать, шерсть клочьями, мозоли на локтях… Рабочий пес, много видевший, много испытавший, не раз принял смертельную схватку с врагом. Он прослужил семь лет. Рекордный срок! Казалось, это было написано на его морде. Что тебе пришлось пережить, что ты стал такой суровый? Покрутив головой, он пошел как слепой, по следу, дошел до хозяйки и уткнулся ей в колени. «Виксушка мой…» — только и могла вымолвить она. Все плакали.

После, в зале, началась церемония передачи.

— Внимание, товарищи! — Звонкий, сильный голос Майи Викторовны сразу заставил присутствующих проникнуться сознанием важности происходящего, шум и хождение в зале прекратились, притихли люди и собаки. — Внимание, товарищи… Сегодня наш клуб юных собаководов производит очередную передачу собак советским вооруженным силам. Первым своего питомца передает учащийся профессионально-технического училища № 22 Андрей Маркозубов. Андрей передает его взамен Викса, которого вы видите здесь…

Шеи у всех вытянулись, каждый старался получше рассмотреть Викса… вот это и есть Викс? он, да?…

Понял ли Викс, о чем говорило клубное начальство, доходил ли до него смысл происходящего, что и собрались-то все сегодня здесь из-за него… Кто их разберет, этих собак, что они знают и что не знают… Он сидел у всех на виду, прижимаясь к ноге немолодой скромной женщины в круглой шапочке, ни на кого не глядел, вытягивая морду по направлению к двери. Сейчас между ними лежало семь лет разлуки. За эти семь лет ни один из них не забыл другого, видно было, что их связывает нечто прочное, неподвластное времени и обстоятельствам; и все же что-то изменилось в их отношениях.

— Викс мог служить еще год или два, — продолжала Майя Викторовна, зал внимательно слушал. — Командование не хотело его списывать. Но КЮС сказал: «Мы дадим ему замену…»

Услышав свою кличку, Викс поднялся и встал рядом с Любовью Васильевной, которая поднялась при первых же словах Машковой. Он стоял, касаясь боком хозяйки, но глаза по-прежнему, не отрываясь, следили за дверью. Он чего-то ждал.

Поднялся Андрюша Маркозубов вместе со своим девятимесячным красавцем Жемчугом. Капитан Торопов взял из его рук поводок и поблагодарил его, затем сказал: «Ну, пойдем, друг». Жемчуг безропотно повиновался…

Казалось, собаки понимали все, что говорили люди.

Майя Викторовна рассказала о той большой работе, которая ведется среди юных собаководов, что их КЮС подготовил для армии уже более восьмидесяти четвероногих помощников. Еще она сказала, что собаки, выращенные ребятами, хорошо проявили себя на границе и на караульной службе и вообще животное, воспитанное не за решеткой, не в условиях вольерного содержания, более восприимчиво к обучению и показывает лучшие успехи, быстрее входит в контакт с человеком-проводником, так что Викс не исключение; а Викс все стоял в той же напряженной позе и кого-то ждал.

Потом Дима Синьков передал поводок своей овчарки сержанту Лошкову, Таня Воробьева — сержанту Курдюкову. Мальчики держались мужественно, старались не подавать вида, а девочка не выдержала и заплакала. Зал следил за происходящим не дыша. Ребята знали, что каждому из них клуб подарит безвозмездно щенка любой породы, какой они пожелают, хоть овчарку, хоть эрдельтерьера, подарит насовсем, и этих выращенных собак уже будет необязательно передавать в армию, хочешь — держи до самой смерти, и все-таки всем было грустно, очень грустно: прощались с друзьями.

Когда торжество кончилось, все окружили Любовь Васильевну с Виксом. Каждому хотелось хотя бы кончиком пальца прикоснуться к Виксу, а хмурый, строгий Викс был все какой-то отчужденный, словно не замечал никого. Уже два или три часа, как отсюда вышел инструктор, привезший Викса, с которым они вместе служили и не раз подвергались опасности, а он продолжал стоять и смотреть на эту дверь…

Когда вернули Викса, у всех, как говорила Майя Викторовна, будто гора с плеч свалилась. Очень уж все переживали и за Викса, и за его хозяйку.

Ну, а Викс? Домой пришел и сразу лег на свое место. Лежит — думает. О чем думает? О чем может думать собака, испытав, быть может, больше, чем иной человек… Глаза все видят и вроде как бы не видят, смотрят куда-то вдаль, сквозь стены здания и через большие расстояния…

Каждый, кто хоть немного знал прежнего Викса, отмечал: да, изменился, характер мрачный стал. Старый уже… Тем не менее всех членов семьи принял хорошо, как и они его.

Нареканий никаких. Ученый пес. Ветеран! Гордятся им…

Недавно Виксу исполнилось четырнадцать лет.

Уезжая, в тот памятный день, после передачи собак, инструктор-проводник поделился своими опасениями:

— Я боюсь, погибнет скоро без работы. Он привык, без дела не любит. Да и возраст…

Зря опасался. Может, как раз потому, что много трудился, Викс стал долгожителем.

Любовь Васильевна все еще работает, никак не соберется выйти на пенсию, хоть скоро стукнет шестьдесят. Кажется, что за последние годы у нее даже прибавилось сил и здоровья.

Теперь не она в клуб, а из клуба частенько звонят ей. Справляются, как живется-можется, ну и, конечно, о Виксе. Приглашают с ним на праздники, в президиум.

В самом деле, как он жив-здоров?

Голос женщины звучал улыбчиво:

— Жив Виксушка, только глухой стал, ничего не слышит…

Человек остался один

Мы встретились случайно в ветеринарной лечебнице на приеме у врача. Не помню уж, что привело меня туда; кажется, мой Джекки засадил себе какую-то здоровенную занозу между пальцев, сам я достать ее не смог, лапу раздуло, пес хромал и взвизгивал при каждой попытке прибавить шагу. Обычно в подобных случаях я обхожусь своими силами, многолетний опыт общения с животными научил многому. На сей раз потребовалось вмешательство хирурга. Скрепя сердце (не переношу больниц и всяких приемных пунктов) пришлось пойти, разумеется прихватив с собой Джекки, который превратился в инвалида.

Понедельник — тяжелый день: на приеме у врача всегда больше посетителей, чем в другие дни недели. К нашему приходу уже сидели и ждали пожилой молчаливый мужчина с крупным и тоже немолодым уже боксером того типичного коричневого цвета, какой за последние двадцать — тридцать лет почти полностью вытеснил все другие расцветки этой курносой породы; за ним примостился на подоконнике высоченный дядя с сиамской кошкой на руках, делавшей время от времени попытки вырваться, растревоженно озираясь по сторонам; дальше виднелась женщина с козой, девочка с хомячком в клетке, которого она поминутно доставала, гладила и успокаивала; еще мужчина с юрким жизнерадостным серо-черным спаниелем, непрерывно чесавшимся и менявшим позу. Народу прибывало, а прием пациентов шел нудно, медленно, быстро образовалась очередь, и она продолжала расти. Животных в наши дни держат многие, соответственно увеличивается потребность в ветеринарном обслуживании.

Мое внимание привлек мужчина с боксером. По сравнению с другими он вел себя на удивление сдержанно, я бы даже сказал, отчужденно, словно все происходящее вокруг не имело к нему никакого отношения. Он сидел неподвижно и смотрел застывшим взглядом куда-то в пространство перед собой, правая рука лежала на голове боксера, пальцы легонько пошевеливали за ушами, но делалось это совершенно бессознательно, автоматически. Завидную выдержку показывал боксер. Казалось, никого не существовало для него здесь — только его хозяин. Раза два он нервно зевнул, потом попробовал встать, но его сейчас же вернул в прежнее положение хозяйский голос:

— Чанг, сидеть… Посиди, голубчик. Извини. Нам с тобой спешить не к чему…

Сказано было ласково, чувствовались душевная теплота, нежность и одновременно боль, да, да, какая-то обреченность, безысходность, словно человек видел своего спутника в последний раз. И вообще он, этот владелец боксера, весь был как неживой, взгляд потухший, скорбная складка у рта. Боксер не отводил глаз от хозяина, как будто хотел что-то спросить; состояние того передавалось собаке. «Странный человек, — подумалось. — У него определенно что-то случилось». Незаметно я разглядывал его. «Привязан к собаке и в то же время как-то непонятно, заупокойно разговаривает с нею, словно прощается навсегда. Что, такая опасная болезнь?» Но если непонятно было мне, то пес отлично понимал все, понимал и повиновался с полуслова. Здоровый пес.