Волшебный корабль - Хобб Робин - Страница 51

Несколько мгновений она молча смотрела на него. Потом сказала:

— Я хочу назад. К Проказнице. — Слова выговорились сами собой, но, едва они прозвучали, она поняла — именно это ей и следует обязательно сделать. — Мне непременно нужно посмотреть на нее. Я должна объяснить ей, почему сегодня ушла и оставила ее…

— Лучше тебе сделать это завтра, — предложил Брэшен. — Когда выспишься и протрезвеешь. Ты же не хочешь, чтобы она увидела тебя такой, верно? — И Альтия распознала в его голосе хитринку, когда он добавил: — Вряд ли она обрадуется. И батюшка твой тоже бы не обрадовался…

— Нет. Она поймет. Она все поймет. Мы достаточно хорошо знаем друг дружку. Она поймет все, что я натворила…

— Значит, она тем более поймет, когда ты придешь к ней назавтра, трезвая и чисто умытая. — Брэшен говорил дело, а голос у него был очень усталый. Помолчав немного, он подал ей руку: — Пошли домой. Я тебя провожу.

Глава 8

Разговоры в ночи

Как только они переступили порог своего дома, Роника Вестрит буквально сломалась. У нее попросту подкосились колени — силы были на исходе. Кайл только головой покачал. Кефрия подхватила мать и повела ее к кровати.

Опочивальня, которую она так долго делила с любящим мужем, с некоторых пор превратилась в обитель болезни и скорби. Кефрию объял ужас при мысли, что надо будет уложить мать на диван, где та уже и так провела множество невеселых ночей. Она велела Рэйч приготовить комнату для гостей — и сидела с Роникой, пока кровать не была застелена и мать не уложили. Потом Кефрия отправилась взглянуть, как там Сельден. Сынишка плакал. Он, оказывается, требовал маму, но услышал от Малты, что, маме, дескать, сейчас некогда — она слишком занята, чтобы возиться со всякими зареванными младенцами. После чего Малта его так и оставила сидеть на краешке постели. Не позаботилась даже служанку к нему позвать… Кефрия готова была всерьез рассердиться на дочь, но вовремя сообразила, что Малта и сама — совсем почти дитя. Разве можно ждать от двенадцатилетней девчонки должной заботы о семилетнем братишке после такого-то дня?…

Утешив мальчика, Кефрия переодела его в ночную рубашку и не уходила, пока он не задремал… В общем, когда она наконец отправилась к себе, то ничуть не сомневалась, что больше в доме ни одной бодрствующей души не осталось.

Она шла анфиладами хорошо знакомых комнат, и пляшущие отсветы свечки заставляли тени таинственно шевелиться. Тут поневоле задумаешься о привидениях, и Кефрия внезапно спросила себя: а что если дух отца еще задержался здесь, в этом доме, где ему выпало так долго страдать?… Мороз пробежал по спине, шевельнулись волосы на затылке… «Да как же мне не стыдно, — упрекнула она себя тут же. — Дух отца теперь в корабле. Но и пожелай он вернуться сюда, чего мне страшиться? Ведь это мой отец, может ли он причинить мне зло?…»

Тем не менее, когда она беззвучно проскользнула в комнату, где уже улегся в постель Кайл, — ей стало гораздо спокойней. Она задула свечку, чтобы не побеспокоить спящего мужа, и стала раздеваться во мраке, а ее одежды оставались лежать там, куда падали. Ощупью нашла ночную рубашку, выложенную для нее Наной, и с удовольствием ощутила на коже ее прохладную ткань. И вот — о счастье! — наконец-то постель!.. Кефрия откинула одеяло и простыню и осторожно устроилась подле супруга.

Кайл тут же распахнул ей свои объятия. Оказывается, он и не думал засыпать и все это время дожидался ее. День выдался мучительно длинным, да и недавние хлопоты веселыми не назовешь — и все равно объятия мужа несказанно обрадовали Кефрию. Ей казалось, его прикосновения разом исцеляли судорожное напряжение, так долго копившееся внутри ее тела. Какое-то время Кайл просто прижимал ее к себе, гладя волосы и растирая ей шею и плечи. А потом они занялись любовью. Просто, без хитроумных затей, и очень нежно. Они не говорили ни слова, и лунный свет вливался в комнату сквозь высокие окна. Луна сияла так ярко, что почти различимы были цвета вокруг. Сливочный тон простыней. Волосы Кайла, отливавшие слоновой костью. Его кожа переливалась двумя оттенками тусклого золота — темнее там, где его покрывал загар, а там, куда солнце не добралось — бледнее.

Они молчали еще долгое время после того, как утихла страсть и Кефрия свернулась калачиком, прижавшись к нему и положив голову ему на плечо. Женщина просто слушала, как бьется его сердце, как дыхание приподнимает его грудь, осязала тепло его тела — и ей было хорошо.

Потом ей вдруг сделалось совестно. В самом деле, как могла она наслаждаться этакой благодатью вечером того самого дня, когда ее мать потеряла отца, а с ним и всякую надежду на… да что говорить о плотском соитии! — матери было теперь не суждено и руку его взять!.. После недавних любовных утех с милым мужем такая потеря показалась Кефрии столь огромной — просто удивительно, как мир вообще мог ее вместить?… Нет, она не отодвинулась от Кайла прочь, наоборот, теснее прижалась к нему, лишь судорога стиснула горло, да единственная слеза скатилась из уголка глаза и горячей каплей шлепнулась на его нагое плечо. Кайл поднял руку, ощупал свое плечо, потом провел пальцами по лицу жены.

— Не плачь, — проговорил он тихо. — Не надо. На сегодня слез достаточно. Хватит горевать. Пускай все пройдет. Пускай никого, кроме нас с тобой, сейчас не будет в этой постели, хорошо?

Она постаралась не всхлипнуть.

— Я… попробую. Но мама… Ты знаешь, я только сейчас как следует поняла, как много она потеряла. Все… вот это…

Ее ладонь легко пробежалась по его телу, от плеча до бедра. Кайл поймал руку жены и поднес к губам, чтобы поцеловать.

— Понимаю. Я тоже думал об этом, обнимая тебя. Представил себе: и вот однажды настанет день, когда я к тебе не вернусь. В таком случае тебе следует…

— Даже не заговаривай об этом! — взмолилась она. Обхватила его голову и повернула к себе, вглядываясь в знакомые черты, озаренные яркой луной. — Я посейчас не уверена, правильно ли мы поступили, — добавила она совсем другим тоном. — Помню, да, мы все обсудили и решили, что так будет лучше для всех. Но ее лицо… в тот миг, когда я тоже ухватилась за нагель… И потом, когда она убежала с корабля прочь… Никогда не думала, что Альтия способна на нечто подобное. Вот так уйти с похорон. Мне казалось, она любила его гораздо сильнее…

— М-м-м, — призадумался Кайл. — Я тоже, признаться, такого не ожидал. Думал, при ее-то любви к отцу… а если не к нему, то к кораблю. Ждал, что мне с ней, чего доброго, драться придется, и весьма обрадовался, когда она взяла и просто сдалась. А то, чего доброго, получились бы не похороны, а череда скандалов. Хоть от этого она нас избавила — и на том спасибо. Другое дело, теперь вот волнуюсь, где ее носит. В ночь после смерти отца девке следовало бы сидеть дома, а не шляться по всяким злачным местам… — Кайл помолчал, потом добавил почти извиняющимся тоном: — Ты же понимаешь, я не смогу этого просто так оставить. Ее надо будет как следует отругать. Должен же кто-то ею заняться, прежде чем она окончательно себя погубит!

— Папа всегда говорил, — сказала Кефрия, — что, когда имеешь дело с Альтией, не следует натягивать вожжи. Пусть совершает ошибки и учится на них. Иным путем ей ничего не внушить.

Кайл негодующе хмыкнул:

— Прости, любовь моя, но, по-моему, таким образом он просто уклонялся от исполнения отцовского долга. Она донельзя избалована. Сколько ее знаю, столько же ей во всем потакали. Вот она и решила, что и впредь всегда сумеет на своем настоять. Привыкла думать только о себе, а о других — никогда. Но, знаешь ли, на самом деле еще не поздно заставить ее исправиться. Я сам был почти потрясен, когда это обнаружил. По пути домой она вывела меня из себя, и я велел ей до конца плавания сидеть в каюте. Я и мечтать не смел, что эта дикая коза меня послушается! Я, собственно, наорал на нее и выгнал, чтобы не дошло до чего похуже… Но она мне подчинилась и сидела-таки взаперти! И, полагаю, очень о многом успела подумать, сидя там в одиночестве. Ты же видела ее, когда мы наконец причалили. Тихая, исполненная раскаяния. И оделась наконец, как положено девушке ее положения. По крайней мере, близко к тому… — Умолкнув, он пожал плечами, и светлые волосы перепутались на подушке: — Правду тебе сказать, я был поражен. Я все ждал, чтобы она опять взялась ссориться и спорить со мной. А потом сообразил: так вот, видно, чего ей не хватало все это время! Чтобы кто-нибудь решительно сказал «нет»! Чтобы встряхнул ее за шиворот и заставил вести себя подобающим образом. Именно так и случилось. А то она знай прикидывала, кому до какой степени можно на шею усесться… — Кайл прокашлялся. — Я уважал твоего отца. Ты знаешь, что это действительно так. Но в том, что касалось Альтии, он был, мягко говоря, слеп. Никогда ничего не запрещал ей, никогда не говорил «нет» и не принуждал считаться с запретом. Когда появился я и сделал это, все разом переменилось. Зато потом когда мы сошли с корабля и я как бы перестал быть над нею начальником, она тут же опять малость разболталась…