Ухищрения и вожделения - Джеймс Филлис Дороти - Страница 76

Он осторожно ответил:

— Какую-то часть разговора она, несомненно, слышала. Вы же знаете, я вам об этом уже говорил. Не могу точно сказать, сколько времени она простояла за дверью столовой, прежде чем я ее заметил, и как много из нашего разговора она на самом деле могла услышать.

— А не можете ли вы припомнить, какой именно эпизод своего приключения описывал Лессингэм, когда вы увидели Терезу?

— Я не вполне уверен. Мне кажется, он как раз описывал труп: что именно он увидел, когда вернулся с фонарем.

— Так что она могла слышать про вырезанную на лбу букву и волосы с лобка?

— Но могла ли она рассказать отцу про волосы с лобка? У нее ведь мать была очень религиозна. Ревностная католичка. Я не очень хорошо знаю эту девочку, но, мне кажется, она необычайно скромна и застенчива. Может ли застенчивая девочка, воспитанная нежной матерью, говорить о таких вещах с мужчиной, даже если этот мужчина — ее отец?

— Воспитанная нежной матерью? Скромная и застенчивая? Да вы лет на шестьдесят отстали от жизни. Проведите полчасика во дворе любой средней школы, и вы наслушаетесь такого, что у вас волосы дыбом встанут. Нынешние детки могут сказать все что угодно и кому угодно.

— Только не эта девочка.

— Ну, допустим. Но про букву «L», вырезанную на лбу, она могла рассказать? А он мог сообразить про волосы сам. Черт возьми, да всем и каждому было известно, что в убийствах Свистуна должен быть сексуальный подтекст. Он этих женщин не насиловал, но удовольствие-то он явно не от этого самого получал. Не надо быть Крафт… Как там дальше его зовут?

— Крафт-Эббинг.

— Похоже на название сыра. Так вот, вовсе не надо быть Крафт-Эббингом, не надо даже обладать слишком большим сексуальным опытом, чтобы догадаться, какие именно волосы доставляли Свистуну удовольствие.

— Но ведь это очень важно, не правда ли, если вы собираетесь выставить Блэйни в качестве главного подозреваемого? Стал ли бы он или любой другой убивать именно так, если бы не знал точно, как убивает Свистун? Он мог свалить убийство на Свистуна, только если бы убил точно так же, до малейших деталей. Если вам не удастся убедительно доказать, что Тереза рассказала отцу про волосы и букву на лбу, ваши доводы в пользу обвинения будут выглядеть весьма слабо. Я сомневаюсь, что вам вообще удастся на этом построить обвинение. И кроме того… Мне казалось, что Олифант говорил, будто у Блэйни есть алиби, подтвержденное как мисс Мэар, которая сказала, что он без четверти десять был дома, да к тому же пьяный, так и его дочерью. Разве Тереза не сказала, что она пошла спать в четверть девятого, а около девяти спустилась вниз, чтобы попить воды?

— Именно так она и сказала, мистер Дэлглиш. Только я вот что вам скажу. Эта девочка подтвердит все, что угодно, что бы ее папочка ни говорил. И расчет времени подозрительно точный. Робартс умирает в девять двадцать или чертовски близко к тому. Тереза Блэйни отправляется спать в восемь пятнадцать и очень кстати начинает испытывать жажду через сорок пять минут после этого. Жалко, вы не видели ее и этот Скаддерс-коттедж. Хотя, впрочем, вы ведь были там. Две женщины-констебля из Бюро по делам несовершеннолетних приехали со мной. Они с ней обращались нежненько, как с грудным младенцем. Только она в этом не очень-то нуждалась. Мы все уселись у камина, такой миленькой тесной компанией, она — с малышом на коленях. Вам когда-нибудь приходилось опрашивать девочку, чтобы выяснить, а не убийца ли ее родной папочка? А она сидит тут, перед вами, уставив на вас огромные, полные упрека глазищи, да еще с малышом на руках! Я предложил, чтобы одна из ПКЖ его подержала, но она только попыталась его взять, он такой рев поднял! Можно было подумать, что Тереза с ним заранее договорилась! И Райан Блэйни тоже присутствовал все время, пока мы с ней разговаривали. Не имеем права проводить опрос ребенка в отсутствие родителя — если он не хочет отсутствовать. Клянусь Богом, когда я арестую убийцу — а я его арестую, мистер Дэлглиш, на этот раз обязательно арестую, — я очень хотел бы, чтобы это был не Райан Блэйни. Эти детишки и так уже слишком много потеряли. Но у него мотив для убийства самый убедительный из всех. И он ненавидел Хилари Робартс. Я думаю, он не смог бы скрыть эту свою ненависть, даже если бы очень постарался. Только он вовсе и не старался. И дело не только в том, что она хотела их силком выставить из Скаддерс-коттеджа. Тут все гораздо глубже лежит. Не знаю, что там, в корне этого всего. Что-то с его женой связанное, мне кажется. Но я и это выясню. Он оставил детей в доме и вышел нас до машин проводить. Последнее, что мы от него услыхали, было: «Она была злобной стервой, и я рад, что ее прикончили. Но я ее не убивал, и доказать, что это сделал я, вам не удастся».

И я знаю, на чем будут построены возражения. Джаго говорит, он звонил примерно в семь тридцать сообщить, что Свистун умер. Он разговаривал с Терезой, а девочка утверждает, что сказала отцу. И почему бы ей не сказать? Я думаю, можно допустить, что сказала. Он ни за что не оставил бы ребятишек одних в доме, пока Свистун жив и выискивает очередную жертву. Никакой отец, сознающий свою ответственность, на это не способен. А вся округа считает, что он свою ответственность за детей очень даже сознает. Кстати говоря, и местные власти нам это подтвердили. Две недели назад они посылали туда соцработника проверить, все ли в порядке. И я вам скажу, кто спровоцировал этот визит, мистер Дэлглиш. Вот это очень интересно. Робартс.

— Она что, жаловалась на что-либо конкретное?

— Нет. Она изложила все так, что, мол, ей приходится туда заходить время от времени, чтобы обсудить проблемы ремонта и всякое такое, и что ее, мол, беспокоит бремя ответственности, которое ему приходится нести. Она полагала, что ему необходима помощь. Расписала, что часто видит, как Терезе приходится тащить домой тяжелые покупки, с двойняшками по пятам, иногда вместо того, чтобы ходить в школу. Позвонила в местный отдел социальных проблем, чтоб соцработника послали. Ну, инспектрисса явилась, убедилась, что все в порядке — насколько можно ожидать. Двойняшки уже ходили в дневную группу. Она предложила еще кое в чем помочь — по дому, в частности, — но не нашла у Блэйни ни готовности эту помощь принять, ни какой-либо доброжелательности. Да я его и не виню. Я бы и сам не хотел, чтоб кто-то из соцпроблем у меня под ногами крутился.

— А Блэйни знает, что Хилари Робартс спровоцировала этот визит?

— Они ему не сообщали об этом, это не в их стиле. И я не вижу, как иначе он мог бы об этом узнать. Но если он все-таки узнал, это усиливает побудительный мотив, верно? Это посещение могло быть последней каплей.

— А вы думаете, он способен убить, используя такие методы? — спросил Дэлглиш. — По логике вещей, полученное им известие, что Свистун мертв, опровергает эту возможность.

— Не обязательно, мистер Дэлглиш. Предположим, он пошел на двойной блеф. Ну хорошо, он, в сущности, говорит вот что: «Слушайте, я могу доказать, что знал про смерть Свистуна. Тот, кто убил Хилари Робартс, не мог про это знать. Тогда почему же вы не ищете того, кому не сообщили, что обнаружен труп Свистуна?» Клянусь Богом, мистер Дэлглиш, есть ведь и другая возможность. Предположим, он знал, что Свистун мертв, но думал, что он умер совсем недавно. Я спросил Терезу, что точно сказал ей Джордж Джаго? Она вспомнила все дословно — во всяком случае, Джаго сам это подтвердил. По-видимому, его слова были: «Скажи отцу, что Свистун умер. Покончил с собой. Только что. В Истхейвене». Но он ни слова не сказал ни о названии гостиницы, ни о том, когда Свистун снял там номер. Джаго и сам об этом ничего не знал. Он услышал о смерти Свистуна от приятеля — владельца паба «Корона и якорь». Сообщение вовсе не отличалось точностью. Так что Блэйни вполне мог заключить, что труп нашли где-то на открытом месте, на берегу, милях в пяти отсюда. И что он может убить, ничем не рискуя. Все, не исключая и полицейских, решат, что Свистун разделался с последней жертвой, а потом взял и покончил с собой. Ей-богу, мистер Дэлглиш, все совпадает одно к одному!