Судьба Шута - Хобб Робин - Страница 58

– Важно, важно! «Важно», – говорит мужчина, но что он понимает? – Ее старый голос, надтреснутый и пронзительный, был полон насмешки и презрения. Высохшая рука ударила по коленям. – Постель и кровь, вот все, что их интересует, только это они считают важным. А что им известно о стрижке овец и уходе за садом, что они знают о том, сколько бочек рыбы необходимо засолить на зиму и сколько нужно натопить жира? Важно? Ну, если то, о чем ты говоришь, важно, пусть этим займется Эртр. Теперь она Мать, а мне нужен покой. – Она сняла руку с плеча Пиоттра и ухватилась за ручки кресла. – Я так устала! – жалобно проговорила она.

– Да, Великая Мать. Да, это так. И ты сможешь отдохнуть, а я позабочусь о том, чтобы все шло, как должно. Обещаю. – И как только он замолчал, из темноты на лестнице вышла Эллиана и быстро спустилась к нам.

Казалось, ее ноги в легких туфельках едва касаются ступеней. Половина ее волос была собрана в пучок при помощи заколок, украшенных звездочками; остальная часть рассыпалась по плечам. Следовавшие за ней две женщины остановились, охваченные ужасом, и принялись перешептываться. Наверное, ее готовили к выходу, но она вырвалась и ринулась вниз, услышав рассерженные голоса.

Я узнал Эллиану по манере держаться. Люди расступались перед нарческой. За прошедшие с нашей последней встречи время она, как и Дьютифул, изменилась, в ней не осталось ничего от ребенка, она превратилась в юную женщину. Пока Эллиана шла, я заметил, как сильно поражены мужчины Шести Герцогств. Платье закрывало ее спину и плечи, но открывало высокую гордую грудь. Быть может, она нарумянила соски, чтобы они стали такими розовыми? Я ощутил возбуждение. Через мгновение я поднял стены и укорил Дьютифула:

Скрывай свои мысли.

Должно быть, он услышал меня, но и ухом не повел. Принц таращился на обнаженную грудь нарчески, словно никогда прежде не видел женской груди. Вполне возможно, что так оно и было.

Она не удостоила его даже взгляда, а сразу же направилась к Великой Матери.

– Я разберусь с этим, Пиоттр, – сказала Эллиана. И ее голос тоже изменился со времени помолвки – теперь это был голос женщины. Потом она обратилась к мужчинам, которые принесли кресло: – Вы слышали, что сказала Великая Мать? Ей необходимо отдохнуть. Давайте поблагодарим ее за то, что она почтила нас своим присутствием, и пожелаем ей спокойного сна и легкости в теле.

Послышался хор голосов, желавших Великой Матери спокойной ночи, после чего молодые люди подняли кресло и унесли ее наверх по лестнице. Нарческа некоторое время стояла и молча смотрела процессии вслед, пока она не скрылась в темноте. Потом она сделала глубокий вдох. Принц стоял у нее за спиной, часть волос Эллианы была зачесана кверху, открывая изящную шею. Белошвейка удачно скроила ее платье, подумал я. Татуировки были полностью скрыты. Я увидел, как Чейд слегка ткнул Дьютифула под ребра. Юноша вздрогнул, словно только что пробудился ото сна, и принялся с интересом разглядывать сапоги Пиоттра. Пиоттр смотрел на принца, будто на плохо воспитанного пса, который так и норовит стянуть со стола кусок мяса.

Нарческа расправила плечи и, повернувшись к нам, обвела взглядом собравшихся. Украшения в ее волосах были сделаны из рога нарвала. Оставалось только гадать, как мастерам удалось придать им такой пронзительно-голубой цвет. Крошечные звездочки сверкали, и я больше не сомневался, что фигурка, найденная принцем Дьютифулом на Берегу Сокровищ, предвещала ему встречу с нарческой. Однако я по-прежнему не представлял, что все это значит, да и времени подумать у меня не оставалось.

Каким-то образом нарческа умудрилась улыбнуться. Улыбка получилась немного кривой и превратилась в усмешку.

– Я забыла, что должна была сказать, – заявила она, слегка пожав плечами. – Может ли кто-нибудь произнести за меня слова Матери? – Затем, прежде чем кто-нибудь успел ответить на ее просьбу, она взглянула прямо в глаза Дьютифула, щеки которого пылали огнем. Эллиана не обратила на это ни малейшего внимания и спокойно продолжала: – Понимаешь, мы решили объединить два наших обычая. Совершенно случайно сложилось так, что сегодня мне пришло время показать своему клану первую женскую кровь. И именно в этот день появился ты, чтобы предложить себя в качестве моего супруга.

Его губы двигались. Мне показалось, что они беззвучно повторяют «женская кровь».

Она рассмеялась, но теперь уже совсем по-другому. Звук был хрупким, словно трещали на ветру льдинки.

– У твоего народа нет похожей церемонии? Мальчик обагряет кровью свой меч, чтобы стать мужчиной? Своей готовностью убивать он показывает, что достиг зрелости. Но женщине не нужен меч. Сама Эда дает нам кровь, объявляя о нашей зрелости. То, что мужчина может забрать при помощи меча, женщина способна дать своей плотью. Жизнь. – Она положила обе руки на свой плоский живот. – Сегодня пролилась моя первая женская кровь. Теперь внутри моего тела может зародиться новая жизнь. Теперь перед тобой стоит женщина.

Послышался нестройный хор голосов.

– Приветствуем тебя, Эллиана, женщина клана нарвала.

Я почувствовал, что нарческа начала ритуал. Пиоттр отошел и встал рядом с другими мужчинами клана. Женщины обступили Эллиану. Каждая из них поздравила ее. Группа девушек с широко раскрытыми глазами и распущенными по плечам волосами стояли кружком, не сводя глаз с нарчески. Одна из них, самая высокая (очевидно, ей тоже вскоре предстояло стать женщиной), показала на Дьютифула и сказала о нем что-то одобрительное двум своим подружкам. Они захихикали и принялись перешептываться. Я решил, что эта троица – подруги и спутницы нарчески, но теперь она отдалились от них, перейдя в ряды женщин. То, с какой легкостью Эллиана взяла происходящее в зале в свои руки, показывало, что во многих отношениях она уже давно стала настоящей женщиной. Церемония была лишь формальным подтверждением того, что ее тело наконец догнало дух.

После того как все женщины клана поздравили Эллиану, она вышла из круга света, падавшего от очага. Толпа сразу примолкла. На мгновение я вновь ощутил смущение собравшихся. Пиоттр переминался с ноги на ногу, но потом все же заставил себя стоять неподвижно. Дьютифул оставался на прежнем месте, и я почувствовал, что для него минуты превратились в долгие часы.

Наконец молодая женщина, которая шептала что-то на ухо Великой Матери, выступила вперед. На ее щеках появился легкий румянец. Она понимала, что многое берет на себя, но никто другой не решился проявить инициативу. Она откашлялась, но я услышал, как дрожит ее голос, когда она сказала:

– Я Алмата, дочь матерей клана нарвала. Я кузина нарчески Эллианы и на шесть лет ее старше. И хотя я этого недостойна, я буду говорить от имени Великой Матери.

Она немного помолчала, словно давая возможность кому-то возразить, но никто не произнес ни звука. Кое-кто одобрительно кивал. Большинство выглядели подавленными. Алмата набрала в грудь побольше воздуха и заговорила:

– Мы собрались в материнском доме, потому что к нам пришел мужчина не из нашего клана, желающий соединить свой род с кланом нарвала. Он просит не просто женщину нашего клана, а нарческу Эллиану, чья дочь, в свою очередь, станет нарческой и Великой Матерью для всех нас. Выйди вперед, воин. Кто ищет расположения нашей Эллианы, нашей нарчески клана нарвала? Где тот воин, кому достало дерзости просить материнского разрешения возлечь с нашей дочерью и дать ей дочерей, которые будут воспитаны как матери клана нарвала?

Дьютифул тяжело вздохнул. Ему следовало держаться увереннее, но я не мог его винить. Все чувствовали, что события складываются неудачно и дело не только в том, что на церемонии присутствовали иноземцы. Я понимал, что представители клана нарвала пытаются исправить положение, стараются соблюсти традиции. Однако у нас не оставалось возможности сохранять осторожность. И голос Дьютифула прозвучал твердо, когда он произнес:

– Я пришел, чтобы сделать нарческу Эллиану матерью моих детей.

– И что ты можешь предложить ей и ее детям? Каким будет твой вклад в благополучие клана нарвала, какая нам будет выгода от того, что наша кровь смешается с твоей?