Миссия Шута - Хобб Робин - Страница 39

– А что будет, если один из вас умрет? Рано или поздно смерть приходит за всеми, ее нельзя обмануть. Две души не могут долго находиться в одном теле, прежде чем одна возьмет контроль на себя, а другая отойдет в тень. Это жестоко – и не важно, кто станет сильнее. Вот почему традиции Древней Крови запрещают такую жадность к жизни.

Рольф сурово нахмурился, глядя на меня. Может быть, он подозревает, что именно таким способом мне однажды уже удалось обмануть смерть. Нет, он ничего не знает, успокоил я себя. И спокойно посмотрел ему в глаза.

Брови Рольфа угрожающе сошлись на переносице.

– Когда жизнь существа подходит к концу, значит, так тому и быть. Продолжать ее – противно природе. Однако только обладателям Древней Крови дано испытать страшную боль, когда две души, соединенные магическими узами, вынуждены расстаться, потому что одну из них уносит смерть. Но таков закон жизни. Вы должны уметь вернуться в себя, когда наступит время. – Он хмурился, а мы с Ночным Волком словно онемели, такое сильное впечатление произвели на нас его слова. Похоже, даже Рольф понял, как мы потрясены. Его ворчливый голос зазвучал немного мягче. – Наш обычай не жесток, по крайней мере не больше, чем нужно. Мы знаем способ сохранить воспоминания о том, что вас связывало, сберечь голос мудрости и любовь того, кто покинул мир.

– Чтобы один партнер смог жить внутри другого? – спросил я, не слишком понимая, что он имеет в виду.

Рольф наградил меня взглядом, исполненным отвращения.

– Нет. Я же только что сказал – мы так не поступаем. Когда придет твое время покинуть мир, ты должен уйти от своего партнера и умереть, а не пытаться проникнуть в его жизнь.

Ночной Волк тихонько заскулил, он тоже не понимал. Рольф, видимо, решил, что это слишком для нас сложно, и потому замолчал и принялся с шумом чесать бороду.

– Получается вот что. Моя мать давно умерла. Но я помню ее голос, когда она пела мне колыбельные и остерегала от всяких глупостей. Правильно?

– Наверное, – не стал спорить я.

Это был еще один повод для разногласий между мной и Рольфом. Он не мог смириться с тем, что я почти не помнил матери, хотя провел с ней первые шесть лет жизни. Услышав мой не слишком уверенный ответ, он прищурился.

– У большинства людей дело обстоит именно так, – заговорил он громче, словно рассчитывая, что так я быстрее его пойму. – Когда Ночной Волк умрет, именно это тебе и останется. И с ним будет то же самое.

– Воспоминания, – кивнув, сказал я, мне было трудно даже говорить о смерти Ночного Волка.

– Нет! – вскричал Рольф. – Не просто воспоминания. Их может иметь каждый. Но умирая, один из связанных оставляет другому нечто более глубокое и ценное, чем память. Это присутствие. Он не продолжает находиться в твоем сознании, не делит с тобой мысли, не принимает решения, не переживает события. Он просто… есть. Как будто стоит в сторонке. Теперь ты понимаешь, – сердито сообщил он мне.

Я собрался сказать, что все равно ничего не понял, но Ночной Волк прижался к моей ноге, и я пробурчал нечто нечленораздельное, что при желании можно было принять за согласие. Весь следующий месяц Рольф упрямо учил нас разделять наши сознания, потом снова возвращаться друг к другу, но не до конца. Меня это не устраивало. Я считал, что мы делаем все неправильно, что результат, который нам удастся достичь, не будет иметь никакого отношения к утешению и «существованию», как их понимал Рольф. Когда я поделился с ним своими сомнениями, он удивил меня, согласившись со мной, но тут же заявил, что мы с Ночным Волком по-прежнему слишком тесно связаны и нам следует еще больше отходить друг от друга. Мы прислушались к его словам и самым искренним образом старались, но между собой решили, что станем делать, когда за одним из нас придет смерть.

Мы ни разу не высказали вслух своих мыслей, но я уверен, что Рольф о них догадывался. Он изо всех сил пытался доказать нам, что мы ошибаемся, и примеры, которые он нам приводил, действительно пугали. Одна легкомысленная семья Древней Крови позволила ласточкам свить гнезда на своем доме, и крошечный сын этих людей не только слушал щебет, но и наблюдал за тем, как они прилетают и улетают. И вот теперь, когда ему исполнилось тридцать, он ничего другого не умеет. В Баккипе его назвали бы убогим, таким он и был, но Рольф предложил нам послушать его при помощи Уита, и мы поняли, что он связал себя не с одной ласточкой, а со всеми сразу. Он считал себя птицей, валялся в пыли, размахивал руками и гонялся за насекомыми.

– Вот что получается, когда связь возникает слишком рано, – мрачно заявил Рольф.

Он показал нам еще одну пару, но лишь издалека. Ранним утром, когда туман плотным одеялом окутал долину, мы лежали прижавшись животами к земле на границе лощины, не разговаривая и не обмениваясь мыслями. К озеру подошла самка оленя, но не с осторожностью животного, а с грацией, присущей женщине. Я знал, что ее партнер находится где-то рядом и прячется в тумане. Олениха опустила морду к воде и начала пить, потом медленно подняла голову. Ее изящные большие уши напряглись, и я почувствовал ее робкий вопрос. Я заморгал, пытаясь сосредоточиться на ней, а волк тихонько заскулил, не понимая, что происходит.

Рольф резко поднялся на ноги, категорически отказываясь идти на контакт. Я почувствовал его отвращение, когда он зашагал прочь, но мы остались на месте, продолжая разглядывать олениху. Возможно, она уловила наше присутствие, но смотрела на нас с не присущей оленям смелостью. У меня вдруг закружилась голова, и я прищурился, пытаясь увидеть определенные очертания, прежде чем мое «я» свяжется с двумя существами, о которых мне подсказал мой Уит.

Во время занятий с Чейдом он научил меня нескольким упражнениям, помогавшим анализировать то, что видят глаза, а не то, что подсказывает сознание. Большинство из них были простыми тренировками – например, посмотреть на спутанную веревку и понять, есть ли там узлы, или на кучу перчаток и сообразить, у которой из них не хватает пары. Более сложным трюком было написать название цвета другими чернилами – предположим, слово «красный» ярко-синими, а потом прочитать перечень цветов, правильно называя их, не обращая внимания на чернила. Это задание требовало огромной концентрации внимания.

Поэтому я протер глаза и снова посмотрел, но опять увидел только олениху. Мое сознание, основанное на Уите, предположило, что передо мной женщина. В физическом смысле ее здесь не было. А вот ее присутствие в оленихе обмануло мой Уит. Мне стало не по себе, потому что я понимал: так не должно быть. Рольф оставил нас. Мы с Ночным Волком, озадаченные и смущенные, поспешили за Рольфом, который решительно шагал прочь от тенистой лощины и тихого озерца. Когда мы отошли достаточно далеко, я его спросил:

– Что это было?

Он резко повернулся, возмущенный моей непонятливостью.

– Что это было? Вы – через несколько лет, если не измените своего отношения к вашей связи. Вы видели ее глаза? Я показал вам женщину в теле оленихи. Я очень хотел, чтобы вы ее увидели. Так нельзя. Это поругание того, что должно быть разделенным доверием.

Я молча смотрел на него и ждал продолжения. Полагаю, он думал, что я с ним соглашусь, потому что, не услышав ответа, сердито фыркнул.

– Две зимы назад Делэйна провалилась под лед Тополиного озера и утонула. Ей следовало умереть, но она не пожелала, она цеплялась за Парелу. Оленихе не хватило сил или воли, чтобы с ней справиться. Вы видели, чем все закончилось – олениха с сознанием и сердцем женщины, а несчастная Парела даже мыслей собственных больше не имеет. Это против природы, неужели вы не понимаете? Такие, как Делэйна, виновны в злобных нападках тех, в чьих жилах не течет Древняя Кровь. Именно из-за таких, как она, нас вешают и сжигают наши тела над водой. И, скажу я вам, она это заслужила.

Я отвернулся, потрясенный его пылом. Мне тоже грозила такая смерть, и я никому не желал пережить тот ужас, который я испытал. Мое остывшее тело лежало в могиле несколько дней, а я разделил с Ночным Волком его тело и жизнь. Я понял, что Рольф догадывается о том, что с нами произошло. Словно услышав мои мысли, он мрачно добавил: