Безумный корабль - Хобб Робин - Страница 34

И оставила зеркало, чтобы повернуться к ним лицом. И Роника, и Кефрия взирали на нее с удивлением.

– Может, Рэйн Хупрус и младший сын в своей семье, но все же он член одной из самых влиятельных и богатых фамилий, живущих в Дождевых Чащобах. Вы сами мне это все время внушали. Так не надо ли всем нам одеться, как подобает ради уважаемого гостя? Хотя бы вы втайне и надеялись, что, встретившись со мной, он сразу разочаруется и отстанет… – И добавила вполголоса: – Ну должны же мы хоть сколько-нибудь сами себя уважать…

– Ох, Малта, – вздохнула мать.

– А вот мне кажется – девчонка права, – неожиданно заявила бабка. И невысокая темноволосая женщина, казавшаяся в своем вдовьем убранстве прямо-таки согбенной, вдруг выпрямилась. – Нет, Малта в самом деле права! – сказала она. – Наш недосмотр, Кефрия. И не в том дело, по сердцу нам ухаживание Рэйна Хупруса или нет. Мы ведь дали свое разрешение? Дали. И не забудем, что семейство Хупрусов выкупило наш долг за «Проказницу», так что контракт перешел к ним. А это значит, мы должны не только оказывать им то же почтение, что прежде – семье Фьестрю, но и соответственно выглядеть!

И Роника обежала быстрым взглядом просторную комнату, потом принялась загибать пальцы:

– Так… Мы освежили и проветрили все комнаты, как надлежит с наступлением весны, и приготовили отличный стол… Рэйч может за ним прислуживать; это неплохо у нее получается… Жаль, что с нами больше нет Наны, но что поделаешь, ей сделали слишком выгодное предложение, и нехорошо было бы просить ее отказаться… Как по-твоему, не послать ли мне Рэйч к Даваду Рестару, чтобы уступил на вечер еще слуг?

– Можно бы… – неуверенно протянула мать Малты.

– Ой, пожалуйста, только не это! – вмешалась Малта. – у Давада жуткие слуги, они совсем не умеют себя вести да еще и дерзят! Нет уж, давайте обойдемся без них! По-моему, лучше показать наш дом и житье как они есть, а не устраивать фальшивое представление с плохо обученными слугами… чужими к тому же. Как по-вашему, что будет выглядеть достойней? Скромный дом, выставивший лучшее, что он себе может позволить, или такой, где пытаются выглядеть богаче, чем они есть… заимствуя чужие обноски?

Сказав так, Малта немало порадовалась удивлению, снова отразившемуся на лицах бабки и матери. Потом Кефрия не без гордости улыбнулась:

– А у девочки есть здравый смысл… Ты очень верно высказалась, Малта. И я рада тому, что услышала от тебя такие слова.

Бабушка тоже выразила свое одобрение, хотя и несколько осторожнее. Она просто поджала губы, глядя на Малту, и коротко кивнула. Малта в это время уже вновь смотрела в зеркало, проверяя, хорошо ли были уложены ее волосы. «Сойдет», – решила она наконец. Она хорошо видела отражение бабки… Пожилая женщина смотрела на нее испытующе. «Вот в чем дело, – сказала себе Малта. – Ронике Вестрит нелегко признать, что в доме появился кто-то не глупее ее самой. Да, вот оно! Бабка просто ревнует – как так, оказывается, у кого-то на плечах столь же светлая голова! И даже, по правде сказать, еще более светлая…» А вот мать – мать ею гордилась. Мать можно было расположить к себе, показывая свой ум. Малта раньше об этом как-то не задумывалась.

И тут ее посетило внезапное вдохновение.

– Спасибо большое, мама, – сказала она. – Какое чудо ты сотворила с моими волосами! Давай теперь я тебе прическу сделаю. Садись! – Изящным движением она поднялась и усадила изумленную Кефрию на свое место перед зеркалом. Вытянула длинные шпильки из ее темных волос, так что они волной упали на плечи… – А то ты у нас причесываешься, как какая-нибудь старушка, отставшая от моды, – сказала она безыскусно. О том, что бабка была причесана точно так же, вряд ли стоило упоминать. Малта наклонилась вперед и, прижавшись щекой к щеке матери, встретилась с ней глазами в зеркале. – Давай, – сказала она, – я вплету тебе в волосы цветы и заколю их теми твоими жемчужными шпильками. Сейчас весна, все цветет и жизни радуется, надо бы и тебе выглядеть повеселее! – Малта взяла гребень с серебряной ручкой и провела им по волосам матери. Наклонила голову и улыбнулась ее отражению: – Если мы прежде папиного возвращения и не можем позволить себе новые платья, так почему бы нам не достать старые и не освежить их, например, вышивкой? Я уверена, ему это понравится… И потом, пора уже мне освоить стежок «розовые бутончики», которым ты вышиваешь. Научишь меня, когда Рэйн уедет домой?

Неожиданная перемена в поведении внучки вызвала у Роники Вестрит массу сомнений и подозрений… Собственный пессимизм казался ей недостойным, но отбросить его она не могла. А посему ей оставалось только проклинать судьбу и обстоятельства, вложившие доброе имя и денежное состояние семьи в капризные руки избалованной девчонки. Но добро бы просто капризные – что гораздо хуже, эти ручки были весьма загребущими, а взбалмошные выходки Малты были замешаны на недюжинной хитрости. Захоти только она направить свой деятельный ум на благо свое собственное и семьи – и ее по праву назвали бы гордостью Вестритов. Но если все и дальше будет идти так, как шло до сих пор, беды от нее будет не обобраться…

Молча выходя из комнаты, где Малта заплетала и укладывала волосы Кефрии, Роника хмуро подумала: если счастье будет на их стороне, может, удастся сбыть Малту с рук долой за Рэйна Хупруса. Какое спокойствие воцарится в доме, когда в нем не станет подловатой маленькой интриганки…

Но потом Роника вообразила Малту в роли невестки Янни Хупрус и невольно поморщилась. Ох, нет… Проблему по имена «Малта» породили Вестриты, значит, Вестритам с ней и разбираться. Надобно придержать ее в доме, пока не выучится вести себя, как того требует фамильная честь…

Иногда Ронике казалось, что добиться этого возможно только при посредстве ремня.

Она вернулась к себе. В своих комнатах она чувствовала себя более-менее спокойно. С наступлением весны она все здесь убрала, вычистила и хорошенько проветрила. Так она поступала каждый год. На сей раз – не помогло… Повсюду стойко держался если не сам запах болезни, так воспоминание о нем. Даже солнечный свет, лившийся сквозь высокие окна, казался… ненастоящим. А чистые простыни на постели выглядели не просто свежими и уютными, нет, от их белизны исходил прямо-таки ледяной холод. Роника подошла к своему туалетному столику, села перед ним… Посмотрела на себя в зеркало… Малта была права: она действительно превратилась в замшелую старуху. Красивой она себя никогда не считала, но, пока жив был Ефрон, следила за собой самым тщательным образом. А не стало его – и все отошло, забылось, стало ненужным. Она как бы прекратила быть женщиной. Морщины на лице беспрепятственно углублялись, кожа на горле отвисла… Несколько баночек со снадобьями, стоявшие на столе, покрывал тонкий слой пыли. А когда она открыла свою шкатулку с драгоценностями, лежавшие там украшения показались ей и знакомыми, и в то же время чужими. Когда она в последний раз задумывалась о своей внешности?… Когда в последний раз обращала внимание на свое лицо и одежду?…

Роника глубоко вздохнула.

– Ефрон… – тихо выговорила она. Просто вслух произнесла его имя, но были в ее голосе и мольба, и вина, и последнее «прости». Потом она распустила волосы. Тряхнула головой, разбрасывая их по плечам… и нахмурилась: ей бросилось в глаза, как они поредели. Она подняла руки к лицу, и пальцы ощутили бумажную сухость кожи. Она попробовала разгладить морщины, залегшие возле рта. Укоризненно покачала головой своему отражению в зеркале – и сдула пыль с баночек. Взяла одну из них, открыла…

Она как раз кончала наносить духи, когда в дверь постучали. Так робко и неуверенно стучать могла только Рэйч.

– Входи, – произнесла Роника, не поворачивая головы. С тех пор как уволилась Нана, Рэйч осталась единственной домашней прислугой – и это в доме, где когда-то жизнь кипела ключом!…

Рабыня вошла в комнату, и Роника тотчас поняла причину ее посещения. Только появление Давада Рестара могло наполнить глаза Рэйч такой затаенной ненавистью! Ибо Рэйч по-прежнему винила Давада в смерти своего сынишки, погибшего на борту его работоргового корабля. О Даваде при ней лучше было совсем не упоминать – в ее глазах тотчас вспыхивала убийственная ненависть… и только в такие моменты молодая женщина казалась воистину живой; все остальное время она пребывала словно бы в спячке.