Маленькая женская хитрость - Хмельницкая Ольга - Страница 12

Тигринский, вальяжно развалившись, сидел на стуле в Алиной кухне и пил сваренный в турке кофе. Он был одет в потертый махровый халат, принадлежавший хозяйке, но временно у нее позаимствованный. Еще и двадцати часов не прошло, как скромный, робкий аспирантик Стасик Тигринский вошел в квартиру, а сейчас он уже, как Бобик в гостях у Барбоса, удобно расположился, заполнив собой все доступное пространство. Некоторое время Тигринский раздумывал, стоит ли есть лежащий на нижней полке холодильника кусок торта, а потом решился: наверняка Аля со всей ее безалаберностью и плохой памятью не вспомнит о нем. Казбич грустно смотрел на пиршество с подоконника.

— Что, толстомордик? Тортика захотел? — спросил его Тигринский, вонзая крепкие, острые зубы в мягкую сладкую массу, покрытую слоем розового крема и густо посыпанную измельченными миндальными орешками.

Кот почти по-человечески вздохнул, спрыгнул на пол и, с достоинством неся черную голову, вышел из кухни.

Наташа как раз доедала последнюю конфету из коробки, которую ей подарил Барщевский, и собиралась нести Леопольду Кирилловичу разобранную картотеку со случаями схода селей на территории РФ за последние сто лет, когда в комнату вошел Стручков. Вид у него был ленивый и вальяжный, лицо светилось хорошо разыгранным доброжелательством. Он был похож на Санта-Клауса, милого, мягкого старичка, который, как казалось, вот-вот вынет из кармана вкусный леденец и погладит по головке. Наташа знала, что под обманчиво добродушной внешностью скрывается злобный гоблин. Она остановилась у двери и положила ящик с картотекой на стол. Сердце екнуло, скулы свело от нехороших предчувствий.

— Наташенька, приходите ко мне сегодня вечером. Повторим вчерашнюю программу, а может, и внесем в нее какие-нибудь новые элементы, — громко проговорил Стручков. В его голосе чувствовалось еле сдерживаемое возбуждение.

Наташа попятилась и села на стул, ноги и грудь резко заболели, схватило сердце. Краем глаза она видела фигуру Барщевского, сидящего за столом у окна. Александр рисовал карту схода лавин в Краснодарском крае, а большей частью просто бил баклуши, развлекая Наташу байками и анекдотами. Несмотря на все усилия казаться скромным, он выглядел в НИИ географии как изумруд среди песка, но все к нему привыкли. Сейчас он сидел, развалившись на стуле, внимательно смотрел на Стручкова и Наташу и чувствовал, как ко рту подступает тошнота.

«Вот так вот. Сначала к Стручкову, а потом ко мне? И еще спрашивала, не женюсь ли я на ней? А я, кстати, чуть было не согласился…» — подумал он про себя, глядя на красную, подавленную Наташу, которая что-то бормотала и прятала глаза.

«Мы же договаривались на пару раз в месяц. Я была у вас только вчера. И надеялась, что наши отношения останутся тайной!» — хотела сказать Наташа, но не могла расцепить плотно сжатые зубы. Почему-то ей казалось, что секс с пожилым научным руководителем является самым легким путем защитить вожделенную диссертацию и решить свои карьерные проблемы раз и навсегда, тем более что мама настаивала, а Наташа так боялась Татьяну Тимофеевну… Наташа и предположить не могла, что у Игоря Григорьевича окажется склонность к садизму и бешеный сексуальный темперамент, и, конечно, не ожидала, что Стручков зайдет к ней на работу и громко, никого не стесняясь, прикажет приходить сегодня вечером. Барщевский внимательно следил за ней из противоположного угла комнаты. Ему было муторно и противно, в голове зазвенело. Наташа еле удержалась, чтобы не упасть.

Часа в три Тигринский, напившийся кофе до конца своих дней и дважды искупавшийся в ванне, наконец-то засобирался.

«Пойду-ка я», — решил он, прочитав подшивку журнала «Космополитэн» за прошлый год и почерпнув для себя много интересного. В частности, он узнал, в каких голливудских семьях жены зарабатывают больше мужей и чем это чревато для последних, как бороться с домогательствами на работе, о жизни без секса, о многоженстве, о несчастной любви юной девы к женатику, как правильно делать маникюр и педикюр. О том, что представляет собой последний, Стас знал весьма приблизительно, поэтому он прочитал статью полностью и картинки посмотрел. Затем по возможности уничтожил следы своего пребывания в квартире, надел рубашку, джинсы, свитер, куртку, протер пол в ванной, повесил на крючок халат, надеясь, что он высохнет до прибытия хозяйки, и пошел в прихожую. Он обулся, перекинул через плечо ремень сумки, еще раз проверил, выключил ли везде свет, закрутил ли воду и перекрыл ли газ, и совсем было уже собрался уходить, когда вся очевидная глупость его поступка заставила его охнуть и прислониться спиной к стене. Стас стоял перед закрытой дверью и тупо смотрел на замок в металлической двери, который открывался ключом с обеих сторон. Не веря своим глазам, Тигринский ощупал пальцами замочную скважину, потом проверил все замки, которые отпирались изнутри. Таких было еще два — и оба оказались открытыми. То есть дверь была заперта на один замок — именно тот, который требовал ключа с обеих сторон двери.

— Ешкина вошь, — пробормотал Стас, стоя перед дверью. — Елки-палки, зеленые моталки.

Казбич сидел на полу и, лениво шевеля черным пушистым хвостом, глумливо смотрел на Тигринского.

До начала заседания ученого совета, назначенного на половину шестого, еще оставалось немного времени, когда в кабинет к Але заглянула Валентина Ивановна.

— Алечка, солнышко! — улыбнулась она. — Пойдем, поможешь накрывать на стол. Банкет на тридцать человек, будешь бутерброды делать и бутылки расставлять.

Аля отложила в сторону пачку статей, пришедших в адрес «Вестника», навела кое-какой порядок на столе и пошла на первый этаж, где в правом крыле располагался читальный зал библиотеки. Когда-то, при прежних хозяевах, там находился крепостной театр, даже сейчас в большом полукруглом помещении кое-где была заметна старая облупленная лепнина. На улице уже было темно, в такое время НИИ географии сразу погружался во тьму. Але никогда не нравилось оставаться в здании после захода солнца. Тусклые лампочки, тени по углам, щербатые полы, и только библиотека сегодня сияла множеством огней. Когда Алиса спустилась на первый этаж, Наташа, Зульфия, Полканавт и обаятельнейший молодой человек по имени Дима Коробков, чья защита была запланирована на сегодняшний вечер, уже вовсю накрывали столы. Марья Марковна резала в уголке колбасу: у нее сильно дрожали руки, и расставлять посуду ей не доверили. Наташа была тиха и подавлена, ее глаза покраснели, она избегала смотреть на кого-либо, боясь расспросов — то, что ее отношения со Стручковым, вскрылись, стало для девушки страшным ударом. Кроме того, вечером ей предстояло свидание со Стручковым, и Наташа всерьез рассматривала перспективу прыгнуть с моста вместо того, чтобы идти к профессору домой. Зульфия делала работу старательно, молча и аккуратно — боялась испортить новый лиловый маникюр. Лиля, как замдиректора института по науке и птица высокого полета, имела все права в подготовке банкета не участвовать. Впрочем, в открытую дверь она пару раз заглядывала. Дима носил пакеты, бутылки и ящички из машины, выгружал все это на край стола. Он был милым и приятным парнем с открытым и немного детским лицом, но все время нервно шутил и смеялся, так что сразу становилось ясно, что защиты Коробков очень боится.

«Ну и зря делает, — думала Марья Марковна, которая утром внимательно просмотрела Димину диссертацию. — Ничего в этой защите страшного нет, потому что никому, буквально никому не нужно заваливать Димочку Коробкова. А он трясется, потому что знает, что указал в списке использованной литературы книги, которые, как честно мне признался, в глаза не видел ни разу, а также три раза сослался на „Приложение Б“, якобы находящееся у него на странице 251, а нету у него ни такой страницы 251, ни „Приложения Б“. И боится теперь парень, что это заметят, что будет скандал, и не знает, что у каждого в диссертации можно найти такие огрехи, но никто не станет обращать на них внимание, потому что мы уже накрываем на стол и потому, что вопрос с его защитой, по сути, уже решен».