Чекисты. Книга первая - Марченко А. А. - Страница 4

Рахуба отбивался отчаянно. Это был недюжинно сильный человек, и драться он умел. В темноте слышались хриплое и прерывистое дыхание, тупые шлепки ударов.

В самый разгар потасовки кто-то крикнул:

— Облава!

И вслед за тем на соседней улице пронзительно затрещал милицейский свисток.

В одно мгновение улица опустела: нападающие будто испарились.

Золотаренко подскочил к Рахубе.

— Бежим! Скорее!..

Рахуба сидел на мостовой, держась за колено. Он хотел было встать, но тут же, охнув, снова опустился на землю.

— Нога…

Свистки приближались. Подхватив Рахубу под мышки, Золотаренко оттащил его в ближайшую подворотню. Мимо, тяжело дыша, протопали милиционеры. Когда шаги их затихли в стороне Греческого базара, Золотаренко встревоженно зашептал:

— Как бы не вернулись! Идти-то вы сможете?

— Далеко еще?

— Далеко! До Пересыпского моста.

Рахуба, кряхтя, растер колено. Отдышавшись, он поднялся и, держась за стену, сделал несколько шагов.

— М-м, дьявольщина!.. Нет, не дойду!

— Куда же теперь? — растерянно шептал Золотаренко. — Мне вон тоже руку рассадили, пиджак в клочья!..

— Дай плечо — опереться, — проговорил Рахуба, — назад пойдем! — И он выматерился сквозь зубы, кляня одесских налетчиков и собственное невезение.

Так, в самом начале своего рейда, эмиссар белогвардейского “Союза освобождения России” был вынужден прочно осесть на квартире наборщика Валерьяна Золотаренко.

Нога Рахубы отекла и болела нестерпимо.

— Должно, трещина у вас в кости, — высказал предположение Золотаренко. — Хотите, врача позову? Есть один по соседству. Скажем, родственник приехал…

Рахуба отказался. Боль пугала его меньше, чем разоблачение.

Он сидел в тесной кухонной кладовке, прикладывал к ноге холодные компрессы. Встрепанный, обросший черной щетиной, он удивительно напоминал попавшего в капкан зверя…

Вечером он велел Золотаренко сходить к руководителю его “пятерки” и, если будет возможно, привести его сюда.

Золотаренко ушел и через два часа ввалился в кладовку, бледный, с искаженным лицом, не сел — рухнул на топчан. Придя в себя, рассказал следующее.

Три дня назад к руководителю его “пятерки” — Миронову — явился кто-то из “центра”. Миронов оставил его ночевать, и в ту же ночь явку накрыла чека. Когда чекисты окружили дом, Миронов и его гость стали уходить по крышам. Чекисты открыли огонь и ухлопали обоих. Во дворе до сих пор засада. Золотаренко повезло: в квартале от дома он встретил мироновского дворника — своего человека, и тот предупредил его.

— Миронов живой?

— Убит Миронов! И тот, второй, тоже! Дворник сам помогал их на извозчика укладывать. Говорит, прямо в висок…

Рахуба откинулся на груду мягкого тряпья, сложенного за спиной, с минуту молчал, раздумывая, — на лбу у него вздулась толстая вертикальная складка — и вдруг процедил сквозь зубы грязное ругательство.

— …Положеньице… Одно к другому, как нарочно!..

Положение действительно было аховое. Через три дня за Рахубой должна прийти шаланда из Румынии, задерживаться в Одессе он не мог. Но и уехать, не выполнив ни одного из имевшихся у него заданий, тоже невозможно. Все было бы просто сделать с помощью Миронова, имевшего постоянную связь с “центром”. Теперь же приходилось искать другие пути. У Рахубы были еще явки, но для того, чтобы плутать по ним, необходимо время. На худой конец можно послать Золотаренко, но Рахуба не хотел оставаться один: с больной ногой, без помощника не выберешься из Одессы.

Все это он, не таясь, поведал Золотаренко. Вывод был таков: нужен еще один человек.

— Есть у тебя кто-нибудь подходящий на примете? — спросил Рахуба.

Золотаренко подумал и сказал, что такой человек имеется.

Осенью восемнадцатого года красные расстреляли мужа его родной сестры: он владел на Херсонщине пятью мельницами и сотрудничал с немцами, когда те хозяйничали на Украине. Сестра ненамного пережила его. Остался сын. Сейчас ему двадцать один — двадцать два года. Парень служил у Деникина, а затем долгое время состоял в “повстанческом отряде” известных на Херсонщине эсеров и националистов братьев Смагиных. Когда отряд ликвидировали, он с полгода скрывался у какой-то бабенки недалеко от Серогоз. Но и там спокойно не усидел: заварил какую-то кашу, убил председателя комитета бедноты. Пришлось удирать. Парень раздобыл где-то бумаги демобилизованного красноармейца и подался к родному дядюшке. Третий месяц живет на птичьих странах в Одессе, на Ближних Мельницах. Его давно бы надо пристроить к “настоящему делу”.

— Уверен ты в нем? — спросил Рахуба.

— Как в себе. Парень битый!

— А убеждения у него какие?

Золотаренко пожал плечами.

— Какие убеждения! Красных ненавидит — вот и все его убеждения. Да сами увидите. Завтра схожу за ним, приведу.

— Не завтра — сейчас! — твердо сказал Рахуба. — Сразу же и отправляйся. К утру чтобы был здесь! Как его звать?

— По новым документам Алексей Николаевич Михайленко…

Лампа стояла на стуле. Его спинка отгораживала Рахубу от света, и, войдя в каморку, Алексей увидел только большую, закутанную в старое одеяло ногу, вытянутую на топчане. Из одеяла торчала белая пятка с расплющенными краями.

— Вот он и есть, племянник мой, — сказал Золотаренко, входя следом за Алексеем и затворяя за собой дверь.

Сдвинув брови, “племяш” силился разглядеть Рахубу. Высокий, с прямыми костистыми плечами, парень стоял, держа руки по швам, слегка разведя локти, и эту военную выправку, которую не мог скрыть даже чужой, мешковатый пиджак, прежде всего отметил Рахуба. Видимо, служба у Деникина не прошла даром для “племянника” Золотаренко.

— Как звать? — спросил Рахуба.

— Михайленко, Алексей, — четко, как и полагается докладывать начальству, отозвался парень.

— Я спрашиваю настоящее имя.

— Какое еще настоящее?.. — “Племяш” нахмурился и взглянул на Золотаренко.

— Говори, говори, — подбодрил тот, — все говори, Не сомневайся. В жмурки играть нечего!

— Ну, Василенко… Алексей Николаевич Василенко.

— Садись, Алексей.

Рахуба кряхтя передвинул больную ногу к стене, освобождая место. Алексей сел, сложил на коленях большие руки.

— Расскажи: что ты за человек? — предложил Рахуба.

— Человек я обыкновенный, — сказал Алексей простовато. — Демобилизованный красноармеец. По причине болезни отпущен вчистую.

— И документ есть?

— Есть.

Рахуба помолчал, прищурился и спросил в упор:

— А если хозяин объявится?

— Какой хозяин?

— Не придуривайся! Хозяин документов.

Одно мгновение Алексей настороженно смотрел на Рахубу, потом отвел глаза и глухо выговорил:

— Не явится!..

— Ясно! — Рахуба придвинулся к нему. — А как докажешь, что ты есть Василенко?

Алексей поерзал на топчане и снова нерешительно оглянулся на Золотаренко.

— Доказать нетрудно, — медленно проговорил он. — Только больно много вы с меня спрашиваете, гражданин… не знаю даже, как вас величать. Если уж начистоту, так начистоту. Мне ведь тоже жить охота!

“И впрямь битый!” — подумал Рахуба.

Парень казался ему подходящим. Смущало только одно обстоятельство: “племянник” Золотаренко был птицей перелетной, а Рахуба предпочел бы сейчас иметь дело с человеком солидным, оседлым. Таких легче держать в руках. Однако приходилось рисковать. К тому же рекомендация Золотаренко, который за эти дни показал себя абсолютно надежным человеком, тоже кое-чего стоила.

— Ну, ладно, — сказал он, — коли так… Ты про “Союз освобождения России” слышал?

— Доводилось…

— Так я его полномочный представитель, полковник Рахуба.

Наблюдая за “племянником” Золотаренко, Рахуба с удовлетворением отметил, что при слове “полковник” у того будто сами собой, по-строевому раздвинулись плечи. Военная косточка, деникинец!..

Желая усилить впечатление и в то же время показать, что Алексей внушает ему доверие, Рахуба слегка отодвинул стул. Тень отскочила в угол. Свет упал на заросшее лицо эмиссара с сильной челюстью и широким, наползающим на глаза лбом.