Закон постоянного невезения [Невезуха] - Хмелевская Иоанна - Страница 17

— Где вы были тринадцатого числа текущего месяца? — выпалил он.

— У себя дома, — спокойно отвечала Иза Брант, разглядывая его с некоторым неодобрением.

— И кто это может подтвердить?

— Не знаю. Прислуга, соседи.., поставщик от Хэрродса. Секундочку. А собственно говоря, чего ради кто-то должен это подтверждать?

Сержанта учили, что никогда не следует обращать внимания на вопросы подозреваемого. Вопросы всегда задаёт допрашивающий.

— А что вы делали ночью и утром четырнадцатого?

— Я, видите ли, по ночам обыкновенно сплю, а по утрам завтракаю Полагаю, впрочем, что вас это совершенно не касается. Что вам, собственно говоря, надо?

Сержант несколько пришёл в себя и вспомнил, что на самом-то деле он хотел бы установить её личность.

— Вы не могли бы показать мне своё удостоверение личности?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Почему? Вы его потеряли?

— Я ничего не теряю. У меня никогда в жизни не было удостоверения личности.

Такой ответ сержант счёл абсолютно наглой ложью и позволил себе сдержанную иронию.

— Что вы говорите? И как же это вы до сих пор сохранились без удостоверения личности?

— Должна сказать, что весьма неплохо, — ответила на это подозреваемая с ещё большей иронией.

Сержант гнул свою линию с растущим упорством, хотя все ещё вежливо.

— Нет на свете такого взрослого человека, у которого не было бы документов. У вас, несомненно, имеется хоть какой-то документ, удостоверяющий вашу личность.

— О, даже несколько.

— Вот один из них я бы и хотел увидеть. Если можно, с фотографией.

— А с отпечатками пальцев вам не подойдёт? На снимках я всегда так ужасно выгляжу, я совершенно нефотогенична.

— Уверяю вас, что его не будут посылать на конкурс красоты. В данный момент у меня нет с собой приспособлений для дактилоскопирования, так что я не смог бы сравнить отпечатки пальцев А мне нужно знать, действительно ли вы и есть Иза Брант. Такое мне дано официальное поручение Форс мажор.

К этому моменту подозреваемая окончательно пробудилась ото сна, поняла, о чем речь, и это её странным образом заинтересовало.

— Ну хорошо. Я вам ничего не покажу, потому что не понимаю, чего ради вы тут пытаете меня с раннего утра. Я что — совершила какое-то преступление? Или вам не нравится моя фамилия?

— Ничего такого я не знаю, — ответил сержант, забыв, что хотел плевать на вопросы допрашиваемого. — И знать не хочу. Я хочу знать только одно: где вы были тринадцатого после обеда?

— А где я, по-вашему, должна была быть? — хитро спросила Иза Брант.

— А кто сказал, что вы были там, где должны были быть? А не совсем в другом месте? Вопрос в том, где вы были, а не где вы должны были быть.

— Так я вам уже сказала, что была у себя дома. Но вам это явно не очень-то нравится. А я не могу перенестись в прошлом в иное место только ради того, чтобы доставить вам удовольствие.

Сержант краем уха слышал, что в этом расследовании со всеми причастными лицами следует обходиться деликатно и вежливо, поэтому ему удалось сохранить каменное спокойствие, хотя его и начали охватывать злость и отчаяние.

— Я абсолютно не могу вас заставить что-либо делать, однако советовал бы вам говорить правду.

Это всегда лучше.

— До сих пор я не солгала вам ни единого слова.

А вот вы меня обманываете.

— Как это?!

— Вы заставляете меня торчать здесь в дверях в неприлично раннее время и вести с вами абсолютно идиотский разговор, при этом утверждая, что ни о каком давлении не может быть и речи…

— В отношении последнего прилагательного я с вами целиком и полностью согласен. Но ведь это вы меня заставляете, а не я вас. Если бы вы показали мне удостоверение личности, я бы спокойненько ушёл, и все.

— Если бы вы мне сказали, в чем дело и в чем меня подозревают, я бы показала вам нужный документ, и вы бы тоже спокойно ушли.

— Какие подозрения? А может быть, вы ценный свидетель?

— Свидетель чего?

Сержант почувствовал, что сейчас сойдёт с ума, и утешала его только мысль о том, что дальше с этой ужасной бабой будет разбираться сам Бежан. Тут он вспомнил, что она отказывается отвечать.

— Я буду вынужден отметить в рапорте, что вы отказались удостоверить свою личность. Мне очень жаль…

Ужасная баба вовсе не расстроилась.

— Да пожалуйста, отмечайте. Меня действительно зовут Иза Брант, точнее говоря, Изабелла, но я уже много лет пользуюсь кратким именем Иза, и какого-то там тринадцатого я действительно была дома, так что ваши отметки меня совершенно не трогают. Но вы должны мне сказать, в чем дело. Иза Брант действительно что-то совершила или была свидетелем чего-то?

Сержант изо всех сил старался окончательно не одуреть. Может, у этой дамульки провалы в памяти?..

— Когда вы последний раз видели пана Доминика? — выпалил он вдруг.

— Какого Доминика?

— Доминика Доминика.

— Вы заикаетесь? — подозрительно осведомилась она. — Интересно, до сих пор я этого не замечала.

Это оттого, что вы нервничаете?

Сержант почувствовал, что его терпение на пределе. Стиснув зубы, он задал ещё один вопрос:

— А вы вообще знаете или знали Доминика Доминика? Прошу вас серьёзно подумать над ответом.

Подозреваемая серьёзно подумала.

— Да, знала. В детстве я изучала религию, и священника, преподававшего нам катехизис, звали Доминик Вольский. Но с тех пор больше никого такого не знала, на Домиников в моей биографии был какой-то неурожай. Однако хочу обратить ваше внимание на то, что этот священник был…

Сержант Забуй не выдержал. Не тащить же эту бабу за волосы в управление, да ещё без санкции прокурора! Радовала его только мысль о том, как с ней будет справляться Бежан.

Он ещё нашёл в себе силы поклониться и элегантно попрощаться.

10

По дороге к дому жертвы Бежан и Гурский встретили сержанта Вильчинского, который уже поджидал их, весьма радостный и довольный собой.

— Я тут пораспрашивал людей, — отрапортовал он, сев в их машину. — День этот все помнят, так как это было тогда, когда у Голембяка сено на шоссе вывалилось. Большого движения здесь никогда не бывает, а местные машины все знают, так что чужая сразу бросается в глаза. Ну, во всяком случае, можно заметить. В сумме таких совсем чужих машин болталось в округе три, а одну так даже дорожная полиция записала в Вечфне Костельной.

— Интересно, какого черта дорожная полиция делала в Вечфне Костельной? — подозрительно спросил Бежан.

— Рассчитывали на молодого Пронжека. Им сообщили из Млавы…

— Кто такой молодой Пронжек?

— А, один такой поганец, племянник прокурора, берет чужие машины, как свои, и даже не крадёт их по-настоящему, просто бросает где попало, а ворам это только и надо. Ездит по пьянке и без прав.

— По Вечфне Костельной? — недоверчиво спросил Роберт.

— А там ему как раз удобней добираться до своей малины, ну, то есть этой, как её, дачи, он туда всяких разных профурсеток возит, а как его поймают, так без разговоров пару сотен отстёгивает. И так каждый раз.

— И что?

— И ничего. Едет дальше.

— И машину у него не отбирают? И даже донесения не составляют?

Сержант посмотрел на Гурского с глубочайшей жалостью и пожал плечами.

— Уже после девятого раза бросили — чего из себя дураков-то корчить. Бумаги жалко. А так как дядя на молодого Пронжека обычно собаку спускает, то сопляк предпочитает заплатить, чтобы не донесли…

— С ума можно сойти…

— Ладно, перестань пока исправлять окружающий мир, — прервал его Бежан. — Так что записала дорожная?

— Только номер, даже без фамилии, но это не был молодой Пронжек. За рулём сидела женщина, ехала по правилам, и она-то как раз и сообщила об этом сене, потому они и отпустили её без всяких, документы в руках держали, но фамилии никто не запомнил. «Тойота авенсис», госномер у меня есть, вот…

— WE 24507, — прочёл Бежан на листочке. — А как эта женщина выглядела, тоже никто не запомнил?