Чернобыльская молитва. Хроника будущего - Алексиевич Светлана Александровна - Страница 30

Конечно, мы жили с ощущением, что участвуем в революции… В новой истории…

Я не ушёл в сторону от нашей темы…Не волнуйтесь… Я хочу вспомнить, какими мы были, когда случился Чернобыль. Потому что в истории они останутся вместе – крушение социализма и чернобыльская катастрофа. Они совпали. Чернобыль уcкорил развал Советского Союза. Взорвал империю.

А из меня он сделал политика…

Четвёртого мая… На девятый день после аварии выступил Горбачёв, это, конечно, была трусость. Растерянность. Как в первые дни войны… В сорок первом… В газетах писали о вражеских происках и западной истерии. Об антисоветском ажиотаже и провокационных слухах, которые к нам засылают наши враги. Из-за бугра. Вспоминаю себя в те дни… Страха долго не было, почти месяц все находились в состоянии ожидания, вот-вот нам объявят: под руководством коммунистической партии наши учёные… наши героические пожарники и солдаты… в очередной раз покорили стихию. Одержали невиданную победу. Загнали космический огонь в пробирку. Страх появился не сразу, его долгое время мы в себя не впускали. Абсолютно точно… Да… Да! Как я сейчас понимаю… Он никак не мог соединиться в нашем сознании с мирным атомом. Со школьных учебников, из прочитанных книг… В наших представлениях картина мира выглядела следующим образом: военный атом – зловещий гриб до неба, как в Хиросиме и Нагасаки, люди, в одну секунду ставшие пеплом, а мирный атом – безобидная электрическая лампочка. У нас была детская картина мира. Жили по букварю. Не одни мы, а все человечество стало умнее после Чернобыля… Повзрослело. Вступило в другой возраст.

Разговоры в первые дни:

– Горит атомная станция. Но где-то далеко горит. На Украине.

– Я читал в газетах: туда пошла военная техника. Армия. Победим!

– В Беларуси нет ни одной атомной станцию Мы спокойны.

Моя первая поездка в зону…

Я ехал и думал, что все там покрыто серым пеплом. Чёрной сажей. Картина Брюллова «Последний день Помпеи». А там… Приезжаешь, а там – красота. Красотища! Цветущие луга, мягкая весенняя зелень лесов. Я как раз люблю эту пору… Все оживает… Растёт и поёт… Больше всего это меня поразило – сочетание красоты и страха. Страх перестал отделяться от красоты, а красота от страха. Все наоборот… Как я сейчас понимаю… Наоборот…Незнакомое чувство смерти…

Мы приехали группой… Никто нас не посылал. Группа беларуских депутатов от оппозиции. Времена! Времена-то какие! Коммунистическая власть отступала… Становилась слабой, неуверенной. Все шаталось. Но местное начальство встречало недружелюбно: «У вас есть разрешение? Имеете ли право будоражить людей? Задавать вопросы? Кто вам дал поручение?» Ссылались на инструкцию, полученную сверху: «Не поддаваться панике. Ждать указаний». Мол, вы сейчас настроите, запугаете народ, а нам планы надо выполнять. По зерну и по мясу. Боялись не за здоровье людей, а за планы. Республиканские, союзные… Боялись высшего начальства. А те боялись тех, кто повыше, и так по цепочке до генсека. Один человек все решал, где-то там в поднебесной выси. Так была выстроена пирамида власти. Во главе – царь. На тот момент коммунистический царь. «Все тут заражённое. – Объясняем мы. – Все, что вы производите, нельзя будет употреблять в пищу.» – «Вы – провокаторы. Прекратите вражескую агитацию. Мы будем звонить… Докладывать…» И звонили. Куда надо докладывали…

Деревня Малиновка… Пятьдесят девять кюри на квадратный метр…

Зашли в школу:

– Ну, как живёте?

– Все напуганы, конечно. Но нас успокоили: надо только крыши помыть, закрыть колодцы плёнкой, дорожки заасфальтировать. И можно жить! Правда, вот почему-то кошки все время чешутся и у коней сопли до земли.

Завуч школы пригласила к себе домой. Пообедать. Дом новый, два месяца назад отпраздновали новоселье. По-беларуски – входины, означает это, что люди только-только вошли в дом. Рядом с домом добротный сарай, погреб. То, что когда-то называлось кулацким хозяйством, таких раскулачивали. Порадоваться и позавидовать.

– Но вам скоро придётся отсюда уезжать.

– Ни за что! Тут столько трудов наших.

– Посмотрите на дозиметр…

– Ездят тут… Учёные, твою мать! Не дают людям спокойно жить!! – Хозяин махнул рукой и ушёл на луг на конём. Не попрощался.

Деревня Чудяны… Сто пятьдесят кюри на квадратный метр…

Женщины копаются на огородах, дети бегают по улицам. В конце деревни мужики тешут бревна под новый сруб. Остановили возле них машину. Окружили нас. Попросили закурить.

– Как там в столице? Водку дают? У нас – перебои. Выручает то, что свою самогонку гоним. Горбачёв сам не пьёт и нам запрещает.

– А-а-а… Значит, депутаты… С табаком тут у нас тоже хреново.

– Мужики, – начинаем объяснять им, – а вам скоро придётся отсюда уезжать. Вот дозиметр… Смотрите: радиация на этом месте, где мы сейчас стоим, в сто раз выше нормы.

– Ну, загнул… А-а-а… Кому нужен твой дозиметр! Ты поехал, а мы тут останемся. К едреной фене нам твой дозиметр!!

Я несколько раз смотрел фильм о гибели «Титаника»: он напоминал мне то, что я видел сам. Было на моих глазах…Сам пережил в первые чернобыльские дни… Все было, как на «Титанике», абсолютно похоже вели себя люди. Одинаковая психология. Я узнавал… Даже сравнивал… Вот уже пробито днище корабля, огромная вода заливает нижние трюмы, опрокидывает бочки, ящики… Ползёт… Пробивается сквозь препятствия…А наверху горят огни. Играет музыка. Подают шампанское. Продолжаются семейные споры, начинаются любовные романы. Вода хлещет… Идёт по лестницам… В каюты…

Горят огни. Играет музыка. Подают шампанское…

Наша ментальность… Особый разговор… У нас на первом месте чувство. Это даёт размах, даёт высоту нашей жизни и в то же время губительно. А рациональный выбор всегда для нас ущербный. Свои поступки проверяем сердцем, а не разумом. Зайдёшь в деревне во двор – уже гость. Уже радость. Переживают… Качают головой: «Эх, рыбы свежей нету, нечего дать» или «Молочка хотите? Сейчас кружку налью». Не отпускают. В хату зовут. Некоторые боялись, а я соглашался. Заходил. Садился за стол. Ел заражённый бутерброд, потому что все едят. Выпивал чарку. Даже испытывал чувство гордости, что я вот такой – могу. Способен! Да… Да! Я говорил себе: раз я не в состоянии ничего изменить в жизни этого человека, то все, что я могу, это съесть вместе с ним заражённый бутерброд, чтобы не было стыдно. Разделить судьбу. У нас вот такое отношение к собственной жизни. А у меня жена и двое детей, я за них несу ответственность. У меня дозиметр в кармане… Как я сейчас понимаю…Это наш мир, это – мы. Десять лет назад я испытывал гордость, что я вот такой, а сегодня мне стыдно, что я вот такой. Но все равно сяду за стол и буду есть этот проклятый бутерброд. Я думал… Я думал о том, что мы за люди? Этот проклятый бутерброд не уходил из моей головы. Его сердцем надо есть, а не разумом. Кто-то хорошо написал, что в двадцатом… И теперь уже в двадцать первом веке мы живём так, как нас научила литература девятнадцатого века. Господи! Меня часто мучают сомнения… Я со многими это обсуждал… Кто же мы? Кто?

У меня был интересный разговор с женой, теперь уже вдовой одного погибшего вертолётчика. Умная женщина. Долго с ней сидели. Она тоже хотела понять… Понять и обрести смысл смерти своего мужа. Смириться с ней. И не могла. Я много раз читал в газетах, как работали вертолётчики над реактором. Сначала сбрасывали свинцовые плиты, но они бесследно исчезали в дыре, тогда кто-то вспомнил, что свинец при температуре семьсот градусов превращается в пар, а там было две тысячи градусов. После этого полетели вниз мешки с доломитом и песком. На высоте была ночь от поднятой пыли. Темнота. Столбы пыли. Чтобы точно «отбомбиться», они открывали окна кабин и прицеливались глазом, какой крен дать: влево-вправо, вверх-вниз. Дозы сумасшедшие! Помню названия статей: «Герои в небе», «Чернобыльские соколы». Вот эта женщина… Она призналась мне в своих сомнениях: «Сейчас пишут, что мой муж – герой. Да, он – герой. Но что такое герой? Я знаю, что мой муж был честный и исполнительный офицер. Дисциплинированный. Вернулся из Чернобыля и через несколько месяцев заболел. В Кремле ему вручили награду, там он увидел своих товарищей, они тоже все были больны. Но радовались, что встретились. Приехал домой счастливый… С орденом…Я его тогда спросила: „А мог бы ты не так сильно пострадать? Сохранить здоровье?“ – „Наверное, мог бы, если бы больше думал. – Ответил он. – Нужен был хороший защитный костюм, специальные очки, маска. У нас ни первого, ни второго, ни третьего. Сами мы тоже не соблюдали правила личной безопасности. Мы не думали…“ Мы все тогда мало думали… Как жаль, что мы раньше мало думали…» Я с ней согласен… С точки зрения нашей культуры думать о себе – эгоизм. Слабость духа. Всегда находится что-то большее, чем ты. Твоя жизнь.