За семью печатями [Миллион в портфеле] - Хмелевская Иоанна - Страница 64

От всех этих сложностей голова разболелась, а к чёткому решению девушка так и не пришла. Стояла столбом, тупо уставившись на сарай-гараж.

Кинув очередной контрольный взгляд в окно, пани Богуся уже не увидела подозрительной девахи. Интересно, куда она делась? Не поленилась высунуться из окна и снова вспыхнула от злости — нахалка никуда не ушла, стоит перед её домом и пялится на гараж. Ну нет, этого нельзя так оставить, может, другой и наплевать, но не ей, она не допустит, чтобы ни с того ни с сего разглядывали её владения. А если уж разглядывают, она должна знать хотя бы причину.

Помешав гуляш и выключив газ под кастрюлей с водой, пани Богу слава вышла на крыльцо. Отсюда было видно лучше, наглая девка действительно неподвижно стояла прямо напротив гаража и что-то в нем высматривала. Хозяйке не хотелось выходить на улицу, не так она была одета, выскочила из кухни по-домашнему, в старом платье, фартуке, растоптанных тапках, волосы подвязала обрывком бинта, чтобы не лезли в глаза.

— А пани чего там ищет? — окликнула Богуся незнакомку голосом столь мощным и пронзительным, что его при желании могли слышать не только все соседи, но и корпевшие над перилами работники в её собственном доме.

Повернув голову. Вожена увидела на крыльце какую-то бабу. Она тоже не узнала вчерашней прилично одетой женщины в этой расхристанной бабище, к тому же приглядеться мешали заслонявшие вид ветки сирени Стиль общения с людьми у Вожены был выработан ещё с детских лет раз и навсегда.

— Вам что за дело? — столь же агрессивно и столь же громко огрызнулась она. — Уж и посмотреть нельзя на эту хибару? Не убудет от неё. Или развалится?

Пани Богуслава буквально задохнулась от злости.

— Мой дом, а если кому не нравится, нечего глаза пялить! Знаем таких! Ходят, вынюхивают, высматривают, а потом жди грабителей! А ну марш отсюда, не то полицию вызову!

— Ишь, недотрога выискалась! — не осталась в долгу Вожена. — Чего пристала? Я твоей развалюхи не касаюсь, а стоять на дороге никому не воспрещается, дорога не купленная! Из принципа не уйду!

— Поглядим, как ты в полиции запоёшь, воровка!

Теперь от злости задохнулась Вожена.

— Это я воровка? Я?!

— Да уж не я! Воровка и есть, шляются тут всякие девки!

— Да за такое оскорбление пани перед судом ответит! — неожиданно писклявым голосом завизжала девушка, так как от злобы перехватило горло.

Богуся расхохоталась, стараясь, чтобы хохот прозвучал как можно более саркастически.

— Слышите, люди добрые! Она на меня в суд подаст! Ох, уморила! Слышите? Будьте свидетелями, как всякая шлюха тут грозит честной женщине, шляется, высматривает, чтобы потом бандитов напустить! И ещё имеет наглость судом угрожать!

Пани Богуслава уловила заинтересованность соседей — кое-где раскрывались окна и высовывались головы, и наличие аудитории очень воодушевило её.

Божене, напротив, свидетели были ни к чему. Туго соображающая деваха лихорадочно выискивала подходящие слова для достойного ответа.

А в доме Тадик с первого же слова узнал Божену, и сердце его упало. На всякий случай выглянул в окно из своей комнаты — так и есть, она! Хватило ума аж сюда за ним притащиться! Езус-Мария, что теперь делать?

Хенрик Карпинский тоже заинтересовался перепалкой под окнами и пристроился рядом с Тадеушем. Отсюда нельзя было увидеть пани Богуславы, но голос хозяйки ни с каким другим не спутаешь.

Девушка же, с которой та пикировалась, была Хенрику незнакома. Ничего не поняв из их обмена любезностями, Карпинский хотел спросить напарника, в чем дело, но, повернувшись к Тадеушу, был поражён выражением его лица. Непонятная какая-то смесь паники и отчаяния.

— Мальчик мой, что случилось? — встревожился Карпинский. — Что здесь происходит? Ты чего?..

И кто эта девушка?

— Ну, теперь мне крышка! — упавшим голосом произнёс Тадик. — Вожена это, падчерица моей матери. Сами слышите, какую чушь несёт. Дурища, каких мало, от неё всего можно ожидать. Как бы меня не увидела, тогда не отвяжешься…

И поспешил отскочить от окна. Вожена его не заметила, она как раз нашла подходящий, по её мнению, аргумент и теперь торопилась его выложить.

Набрав побольше воздуха, заорала во всю мощь лёгких:

— Меня воровкой обзывает, а сама… графиня нашлась! Пусть все слышат! А кто ночью, тайком, привозит в свою хибару краденое? Я, что ли? Да я первая полицию вызову! Сама донесу! Пусть придут, пусть хорошенько поищут, авось что интересное найдут! Все думают — порядочная женщина, а она притон воровской у себя устроила, я своими глазами видела! И ещё оскорблять смеет!

Изумление от услышанного немного притупило ярость пани Богуславы.

— А ну пошла отсюда! — не выдержав, сдвинулась она с крыльца. — Своими руками! Своими руками двину так, что костей не соберёшь! А если ночные бандюги появятся, так я уже буду знать, кто наводчица. Тебя полиция теперь из-под земли достанет, у меня глаз алмаз, считай — сфотографировала.

Услышав последние угрозы Вожены, Карпинский с Тадиком в ужасе переглянулись. Теперь и Хенрик запаниковал. Выходит, эта кошмарная девица следила за ними ночью? Видела их с Эльжбетой, иначе на что ещё могла намекать?

— Сдохнуть мне на месте, если эта выдра не шпионила за мной, — прошептал Тадеуш. — Потому и пана с Эльжбеткой вчера засекла. А мне и в голову не приходило поостеречься.

— А зачем ей шпионить за тобой? — хотел знать Карпинский, — У неё к тебе какие-то претензии?

— Если это можно назвать претензиями, холера… — удручённо пробормотал парень. — Сколько лет жили в одном доме, можно сказать, вместе выросли, а теперь в неё словно бес вселился. И мать хороша, разболтала, куда я переехал! Другого выхода нет — надо унести из дома деньги, придётся поломать голову, оставлять их в доме опасно.

— А все-таки? Из-за чего она так на тебя взъелась? — не отставал Карпинский.

Называть истинную причину случившегося Тадеушу больше всего на свете не хотелось именно отцу Эльжбетки. Рассказать пану Хенрику о матримониальных планах Вожены — нет, язык не повернётся…

Эльжбетка бог знает что может подумать.

— Да из-за сущей глупости, — ответил он уклончиво. — Вообразила себе несусветные вещи, идиотка ведь редкая, может, и брякнула что, не подумавши. Впрочем, подумавши тоже могла. А вот чего не могла — так это пошевелить мозгами! По причине полного их отсутствия. Эта дура в любую минуту такое способна выкинуть, что нормальному человеку в голову не придёт. Нет, ни за какие коврижки не покажусь ей, не выйду, пока не уйдёт.

— Кажется, уже ушла, — успокоил парня Карпинский, поскольку крики на улице смолкли. Высунулся из окна, удостоверился. — Да, и в самом деле ушла.

Боженка испугалась не угроз, что ей переломают кости, как с удовлетворением подумала торжествующая Богуся, просто вдруг спохватилась — да ведь это она небось с самой хозяйкой ссору затеяла, а ведь собиралась разузнать у неё что-нибудь о Тадике, а если повезёт, то и сделать своей союзницей.

Такая женская солидарность… Какая теперь, к черту, солидарность, эта колода её, поди, топором встретит, вздумай она снова подойти к дому. Может, отец с мачехой и в самом деле были правы, советуя знакомство с людьми начинать с установления дружеских контактов, а уж в данном случае и вовсе надо бы действовать полюбовно, только тогда можно рассчитывать на успех. Выходит, сама все и напортила?

Ну нет, самокритика никогда не была сильной стороной характера девушки. Агрессия, впитанная с молоком матери, и принципы, которые вбивали в неё с раннего детства, оказались сильнее уроков отца и мачехи. Впрочем, надо отдать должное и пани Богуславе: уж она, как никто другой, умела настраивать людей против себя, тоже в каждом подозревая негодяя.

Злясь на себя, на толстую бабищу, на сбежавшего жениха, на весь свет и нигде Тадика не заметив (наверняка не было дома, иначе на шум непременно бы выглянул), Вожена вынуждена была, оставив поле боя за противником, молча ретироваться.