Версия про запас [Дело с двойным дном] - Хмелевская Иоанна - Страница 39

— И что? В школе танца она в одиночку выплясывала? Классическому балету обучалась?

— Нет, с партнёром. Но приходила туда одна, партнёров там предоставляют, сначала они менялись, а потом несколько недель у неё был постоянный партнёр. Но она бросила танцы и бросила партнёра. Похоже, мужчинам к ней не с руки подступиться, она все время занята, к себе не приглашает, завтрак в постель не подаёт, рубашек не стирает, космическая ракета, а не женщина. В бассейн ходила через день, научилась прилично плавать. Инструктор хотел её окрутить, да как окрутишь на лету, он не майский жук, так он выразился. Она постоянно куда-то спешила. Задушевных подружек у неё нет, девушки её даже любят, которые не стервы, но ни одна из них не была такой дурой, чтобы появиться в компании в обществе Кази. А кроме того, кофе выпить она не пойдёт, сплетнями не поделится, какой с неё толк, разве что в тряпках хорошо разбиралась. Ну что? Мало?

— А парень опять остался в тени…

— Она почти не бывает в компаниях, поэтому и парня её никто не знает. А может, он недавно появился. Может, смекнул, в чем дело, и заморочил ей голову ради прадедушкиных денег. Может, он с Райчиком в сговоре был, о чем даже пани Владухна не знала. Бывает так, человек на виду, а никто о нем ничего не знает. У вас нет таких знакомых, о которых бы никто ничего не знал?

Я задумалась.

— Трудно сказать. Мне что, поставить себя на место Кази или Райчика? Впрочем, все равно; на каком бы месте я ни стояла, у меня могли быть сотни знакомых, о которых никто ничего не знал бы, да и я сама бы о них позабыла. Значит, знакомства были мимолётные и кладов мы вместе не искали…

— Вы так считаете, потому что преступлений не совершали, — выговорил мне Геня. — Я же говорю совсем про другое, когда специально знакомство скрывают, потому что задумали какую-нибудь пакость. Я не имею в виду Казю, она только недавно сбавила темп, прежде у неё и времени не было что-нибудь задумать, да и парень её тоже может быть совершенно чист. Ничего, отыщем его и узнаем. А завтра Тиран Казю за горло возьмёт и душу из неё вытрясет. Мне самому интересно, что из этого всего выйдет.

Януш добавил соуса в макароны и вернул разговор непосредственно к последней потрясающей новости.

— Я потому догадался про парня в Константине, что ты весь сиял как медный грош. Напомни-ка мне, что тогда Яцек плёл, а то вдруг я слушал невнимательно и упустил что-нибудь важное.

— В Константине?

— В Константине.

— Парень участвовал в разрушении помещения, касался шкафов с лекарствами, трогал снадобья, похоже, он их вынимал. Открывал двери, его следы остались на ручках, и Яцек твердит, что он бывал там несколько раз, потому что некоторые следы затёрты чужими, более поздними. Паркет ломал…

— Слушай, а может, он вообще заходит к этому ветеринару? Работает у него?

— Отпадает. Возможно, заходит, но у всех работников мы взяли отпечатки, это во-первых, а во-вторых, работники паркет разбирать не станут. К тому же кровь, она тоже послужит доказательством, что именно он там валялся. Сам понимаешь, иначе он может заявить, что был там раньше и ничего не видел. Крови его у нас пока нет, у Кази не нашли.

— Не пыталась его зарезать, отсюда такие трудности, — язвительно вставила я.

— Вот именно, — согласился Геня, чьи мысли были заняты исключительно следствием. — Недоработка. Кроме того, он мог бы укокошить библиотекаря, но на кирпиче отпечатки Доминика, тут сомнений быть не может, так что с парня в данном случае взятки гладки. Да, забыл сказать, тот кирпич — вовсе не кирпич, а клинкер, у него поверхность почти зеркальная. Снова Яцек нас выручил. Так что либо как свидетель, либо как соучастник, но парень Кази нам необходим и мы его найдём кровь из носу!…

Боже праведный!… Наконец-то мне все стало ясно…

Только теперь я поняла, до какой степени она меня ненавидела. Мне не мерещилось, ненависть была фактом, существовала реально и отравляла мне жизнь. Видимо, с годами она росла, потому что с возрастом я все больше становилась похожа на мать… У тётки перед глазами всегда было живое свидетельство её поражения, и она стремилась уничтожить его всеми доступными средствами. Паранойя ли, наваждение, но это не отпускало её, постоянно терзая и мучая. Но жалости я к ней не испытываю. Мстительность, безоглядная, отвратительная, торжествующая, рассчитанная и запланированная, подпитываемая садизмом. И кому она же она, в конце концов, мстила? Ни в чем не повинному ребёнку?! Не иначе как чудо спасло меня, и она не сумела и меня сделать идиоткой… Хотя нет, кое-какие идиотские черты характера у меня есть, совсем нормальной меня не назовёшь, если бы не Бартек, возможно, со временем совсем бы рехнулась. Не вредила бы окружающим, но все же…

Вторжение в чужую квартиру оказалось делом на удивление лёгким. Взяла ключи, прямо с Ружаной поехала на Фильтровую, осенило меня, что один из ключей подходит к двери подъезда, так что мне не пришлось звонить пани Бернацкой. Отличный слесарь, а мне удалось сделать очень хорошие оттиски. К соседям я тоже не стала звонить, в рабочие часы дом замирает, пани Бернацкая могла бы услышать звонок и выглянуть. Я решила рискнуть надеясь, что никто из них не свалился с гриппом вчера вечером и не остался дома…

Кухонный шкафчик был забит до предела. У меня слегка тряслись руки, когда я вынимала кастрюли, вазы, тарелки, миллион всяких посудин, пытаясь успокоиться и запомнить, где что лежит, чтобы потом все поставить в прежнем порядке.

Добралась до тайника. Указания прадедушки были точными; несмотря на то, что столько лет прошло, дверца открылась с лёгкостью, и у меня перехватило дыхание…

Я не нашла там ни единого украшения. Но там лежало то, что оказалось для меня ценнее, чем все золото мира. Пачка писем и старая тетрадь. Я вынула их и с волнением осмотрела. На конвертах адрес и фамилия моей бабушки, на открытках тоже её имя. И ещё один большой конверт, а в нем документы, метрики моих родителей, свидетельство о браке, копия диплома отца… Моя мать родилась в январе, та цепочка с Козерогом принадлежала ей. Боже мой…

Я не вернулась домой. Поставив на место кастрюли, заперла тайник, шкафчик и квартиру соседей и поехала на кладбище. Только оно соответствовало сейчас моему настроению. У могилы родителей стояла скамейка, я села. Могилу, между прочим, я нашла через администрацию кладбища, они ведь должны были быть где-то похоронены, но даже это она от меня скрывала. Я собиралась и её похоронить здесь, но теперь засомневалась.

Два часа я читала письма и заметки в тетради, которая была чем-то вроде дневника. Она не содержала описания событий, лишь комментарии и размышления. Моя бабушка не решалась поделиться с кем-нибудь своими опасениями, вот и размышляла наедине с собой.

Её сестра, моя жуткая тётка, влюбилась до безумия в молодого человека, он был младше неё на четверть века. Влюбилась без памяти, ничего не принимая во внимание и желая заполучить его во что бы то ни стало. Она впала в бешенство, когда он женился на её племяннице, дочери бабушки, и возненавидела обоих. Тем молодым человеком был мой отец.

От неё скрыли дату свадьбы. Когда она узнала постфактум, с ней случился припадок, бабушка беспокоилась о её психическом состоянии, опасалась, что её придётся поместить в психиатрическую клинику. Недаром мне казалось, что она ненормальная… Тем не менее пришла в себя и внешне казалась спокойной, но от семьи отдалилась. У бабушки появилась надежда, что она излечилась от своего безумия. Прошло пять лет, потом в записях был перерыв, а потом пришли новые беды. Мои родители погибли в автомобильной катастрофе; бабушка понимала, что тяжело больна и долго не протянет, и вынужденно обратилась к сестре, потому что другой родни не было. Она надеялась, что та вполне излечилась от безумной страсти, а если и нет, то на ребёнка любимого человека она перенесёт только добрые чувства. При том количестве денег, которое я автоматически наследовала, тётка должна была по крайней мере соблюсти приличия и как-то обо мне позаботиться. Тётка, видимо, обманула бабушку, изобразив полное безразличие к прошлому, бабушка ей поверила, однако неуверенность по-прежнему терзала её. Измученная, тяжело больная старая женщина, потерявшая единственную дочь и теперь снедаемая тревогой за внучку, маленькую девочку, лишённую заботливых родственников… Эта тревога и свела её в могилу раньше времени.