Версия про запас [Дело с двойным дном] - Хмелевская Иоанна - Страница 10

— Племянница, — пробормотал Януш. — Вы её уже нашли?

— Черта лысого мы нашли, — уныло ответил Геня. — Мы тоже предполагаем, что это она была третьей, но девица просто неуловима. Выяснилось, что никто не знает, как её зовут. Имя-то известно, Катарина, но фамилия отсутствует.

Мы с Янушем выразили своё недоумение. Геня отправил в рот очередной кусочек телячьей котлетки с маринованным грибком и пояснил ситуацию:

— Там произошла какая-то путаница. Почти двадцать лет тому назад покойная прописала у себя ребёнка сестры, и кто-то, не разобравшись, вписал этому ребёнку фамилию тётки, Найма. Но об удочерении ничего не известно, а поскольку Наймова была вдовой и носила фамилию мужа, то у её сестры не могла быть та же самая фамилия. Тут что-то не стыкуется. Девочка ходила в школу, и там её знали как Катарину Наймувну. Вроде бы при получении аттестата зрелости она добилась исправления ошибки, кажется, показала метрику, но аттестат выписывала учительница, которая, похоже, выехала за границу на постоянное жительство. И теперь никто не знает, какой была настоящая фамилия девочки. Она переехала от Наймовой два года тому назад, куда — неизвестно, где работает или учится — тоже неизвестно, может, вышла замуж, может, вообще уехала, черт её знает…

— Откуда известно, что учительница выехала на постоянное жительство?

— В школе сказали. Там же мы узнали о другой фамилии, информацию эту мы получили сегодня во второй половине дня.

— Но ведь учительница где-то жила!

— Ты думаешь, что у неё родня здесь осталась? Попросить у них адрес, написать или позвонить?…

— Ну конечно. Не могла же она за два года забыть то дельце с аттестатом. И фамилию ученицы, наверное, помнит.

— Старый адрес учительницы в школе нам дали, схожу туда. По правде говоря, Конопяк уже там был, поскольку он занимался этим вопросом, но никого не застал и ничего не узнал.

— А соседи?

— Рядом с учительницей живёт какая-то жуткая баба, которая вообще не хочет разговаривать. Она работает на дому, поэтому Конопяк и застал её днём, но на все вопросы отвечала, что у неё нет времени и она ничего не знает. Конопяк уверяет, что это настоящая стерва, он даже хотел её за волосы приволочь в участок, но та вытолкнула его за дверь. Неудачное время он выбрал, я туда пойду вечером. Чертовски эта племянница подозрительна, но даже если она тут ни при чем, все равно надо её найти. Вроде бы она у тётки часто бывала, а теперь вдруг пропала…

— Как часто? — перебила я. — Только два дня прошло. Возможно, завтра появится.

— Такие чудеса редко случаются, — с грустью сказал Геня. — Кто бы знал, от скольких трудов бы она нас избавила! Можно поискать через бюро регистрации граждан, у нас есть имя, дата и место рождения, а также имена родителей. Ещё в этой конторе нам выдали девичью фамилию матери, Косинская, а бардак там, какого свет не видывал. Я про ту контору говорю, откуда пару лет назад весь штат пошёл сидеть за торговлю пустыми бланками.

— А в доме у покойной неужели не осталось никаких документов девочки?

— А пёс его знает. Там, где мы искали, не было ничего похожего. Скорее всего, выезжая, она забрала все с собой. И вот что странно, мы не нашли там ни одной фотографии.

— Той девочки?

— Вообще ни одной.

— Спрятала где-нибудь…

— Где, черт побери? Снимки в матрас зашила? Я понимаю — деньги, золото, но фотографии?… Правда, полного обыска там не проводили, потому что для него нет оснований, но в такой ситуации…

— В школе, — подсказала я.

— А как же, школа. Конопяк там спрашивал, ему показали снимок выпускного класса, и единственная девочка, которая наклонила голову, и есть наша милая Казя. Только волосы немного видать из-за плеча соседки.

— Знакомые…

— У этой проклятой бабы вообще не было никаких знакомых, ни друзей, ни родственников, совершенно никого, с соседями она отношений не поддерживала. Ну, соседи обычно много знают… Когда-то давно к ней кто-то иногда захаживал, какие-то люди, которых никто не помнит, а в последнее время только одна дама заходила и, как мы догадываемся, Райчик. Соседка как-то видела его мельком, видимо, он специально старался не попадаться никому на глаза…

Моё внимание несколько отвлекли котлеты, которые Геня поедал с таким аппетитом, словно у него неделю во рту маковой росинки не было. Из вежливости я старалась на него не пялиться, что мешало мне сосредоточиться, к тому же котлеты вывели на первый план соображения продовольственного характера. Я вдруг прониклась уверенностью, что Геня приходит сюда не столько затем, чтобы обменяться мнениями с Янушем о ходе следствия, сколько утолить голод. Этим, несомненно, стоило воспользоваться, чтобы держать, как говорится, руку на пульсе. Занятая обдумыванием открывшихся перспектив, я напрочь забыла о своём намерении рассказать Гене об открытиях, сделанных мною на чердаке.

— Да они могли бы сто раз друг друга убить, — продолжал он с огорчением. — Нельзя закрыть дело, в котором сопутствующие обстоятельства совершенно не прояснены. Произошла кража, это очевидно, присутствие третьих лиц тоже установлено, и одному Богу известно, что там случилось на самом деле. Из третьих лиц нам известна только вы, пани.

— Сочувствую, — буркнула я. — Неудивительно, что Тиран в меня вцепился. В конце концов он меня…

Я хотела сказать «посадит», но Геня перебил.

— Да, — грустно сказал он, — такой поворот событий представить себе нетрудно. У вас множество знакомых, друзей, приятелей. Вы экономите пять минут на дороге, забегаете к приятельнице, оставляете там золото — и привет! Конечно, тот тип у почтового ящика Тирану всю картину портит, золото должно было немало весить, а вы бежали, но, возможно, он плохо разглядел вас. Свидетелей всегда можно уговорить.

— Меня обвинят, и тот дед потом покажет на суде, что я спотыкалась под тяжестью золота, а что бежала, так это ему поначалу почудилось. Да уж, мне было зачем торопиться. Мне представить список всех знакомых?

— Не надо, без этого можно обойтись. К тому же идея принадлежит Тирану, а не мне.

— Он рехнулся, — сердито бросила я и опять припомнила, что должна Гене что-то рассказать. И опять забыла, что именно.

— Хватит валять дурака, — потребовал Януш. — Необходимо найти племянницу. Постой, может, поискать через девичью фамилию тётки? У её сестры была такая же фамилия, потом она вышла замуж…

— Да можно было бы, — грустно согласился Геня. — Только у нас уже есть девичья фамилия матери племянницы, и она не имеет ничего общего с девичьей фамилией Наймовой. Возможно, эта племянница только называлась племянницей, а на самом деле вовсе не была родственницей. Нельзя её оставить в покое. Яцек её отпечатки везде засёк, и без неё нам не обойтись.

— В таком случае примите мои поздравления. Мифическое создание, без лица и без фамилии…

Племянница!… Отличная мысль, которая меня страшно обрадовала. Её участие в предприятии с золотом могло снять с меня все эти глупые подозрения. Конечно, все дело в ней, я тут ни при чем, и, в конце концов, мне лучше знать, украла я золото или нет…

Я поехала в школу. Нашла классную руководительницу, которая, выдав аттестат, рассталась с девочкой всего два года назад. Должна же она её ещё помнить!

И она помнила.

— Это был такая… — классная руководительница замялась, — странная девочка. Знаете, я хотела сказать «несчастная», но такое определение ей не подходило. В ней было что-то, что не поддавалось несчастью, она не вызывала жалости, хотя жизнь у неё была ужасная. Я абсолютно верю тому, что она мне рассказывала. Она пришла ко мне как-то — она тогда училась в девятом классе — с просьбой о помощи. Девочка получила двойку по физике, да и замечание ей вписали в дневник, потому что читала на уроке. Казя была в отчаянии и рассказала мне, как ей живётся у тётки. Тётка, очевидно, была очень неуравновешенной особой как умственно, так и психически, мне кажется, что её можно назвать моральной садисткой, и Казя была готова сбежать или броситься в Вислу, но только не показывать ей дневника с замечанием. У неё никогда не было замечаний, она хорошо училась. Она объяснила мне, что тётка в жизни не купила ей ни одной книжки. Казя читала те, что были в доме; видимо, они остались от её родителей, но и тут тётка чинила ей препятствия. Обязательную да и прочую литературу Казя брала у одноклассниц, но ей было запрещено приносить книги домой, поэтому читала в школе и умоляла её за это не наказывать. Клялась, что больше никогда не будет читать на уроках, а эту книжку ей надо было быстро отдать, потому она так глупо поступила. Это были её собственные слова. Пусть пани Пистракова позволит ей ответить и исправить двойку, иначе ей житья не будет. Я пошла Казе навстречу, поговорила с пани Пистраковой, замечание было вычеркнуто с припиской, что оно внесено по ошибке. Разумеется, я навела справки… В нашей профессии мы сталкиваемся с разными детьми, и проверки необходимы. Оказалось, что ни одна девочка никогда не была у Кази дома и Казя никогда не была ни у кого в гостях. У неё никогда не было денег. Девочки покупают себе всякие пустяки, украшения, сладости, Казя — никогда. В этом уже было что-то ненормальное. В то же самое время возник вопрос о рисовании. Казя была исключительно способной, рисовала великолепно, с пониманием, с вдохновением. Ею заинтересовалась пани Яребская, учительница рисования. В приватной беседе она сказала мне, что как художник Казе в подмётки не годится. У нас были дополнительные уроки, пани Яребская давала их бесплатно, ну и я поспособствовала, чтобы девочка их посещала, стала соучастницей в обмане, нестрашном правда. Казе пришлось сказать тётке, что ей добавили уроков и приходится оставаться в школе дольше на час или два. Только таким способом девочка и могла учиться рисованию. После школы она собиралась поступать в Академию художеств…