Вечная молодость - Хмелевская Иоанна - Страница 12

Ну хорошо, не удастся мне скрыть, как моя мать решила разнообразить мою жизнь. Прежде всего, она была явной пироманкой: обожала жечь костры, причём чем больше, тем лучше. Её невозможно было остановить, она плевала на атмосферные явления, украдкой пихала в огонь целые охапки засохших стеблей, срубленные кусты, сухие листья, удивляюсь, как она не спалила дотла все Океньче. Я до сих пор ещё не выкинула блузку, у которой на спине прожжены две большие дыры; блузка была любимая, и я все ещё надеюсь залатать дыры.

Обрезая сухие ветки, я всеми святыми заклинала маму, чтобы она перестала мне помогать. Одной веткой она чуть не выколола мне глаз, я едва успела откинуть голову, в результате осталась просто с поцарапанным лицом, толстым суком она шандарахнула меня по башке и так далее. Мать была человеком нетерпеливым, всегда спешила, и её спонтанная помощь грозила человеку непредвиденными и ужасными последствиями. Именно поэтому я впала в панику в Канаде, где мы обе с Тересой рубили сухую сосенку на крутом склоне над озером, а моя мать, готовая помочь, появилась над нами с топором в руках. У меня волосы встали дыбом!

— Тереса, бежим!!! — в отчаянии завопила я.

Тереса стала скандалить с ней, и разобиженная мать отказалась от идеи нам помочь. Так мы остались живы.

На участке она хваталась за самые тяжёлые работы, и я была главным образом занята тем, что вырывала у неё из рук вилы, топоры и лопаты. Я вежливо просила её, чтобы она занялась прополкой: при этом она может сидеть на табуреточке и постепенно удалить сорняки. Нет, почему же, она все это делала, но только когда меня рядом не было. А в моем присутствии она рвалась на роль силача непревзойдённого.

Надо мной, видимо, висит какое-то проклятие, потому что моя родная мать с самыми наилучшими намерениями приносила мне только вред. Там, на участке, у меня тоже был один утолок, который я посвятила своим травам. Я уже тогда любила составлять сухие букеты, и мне очень нужны были бессмертники. Я их посеяла, они взошли очень густо, а мне именно это и нужно было.

Мать проредила их очень старательно и аккуратно, часть выкинув на помойку, потому что прореженные цветы некуда было пересадить. Я чуть не разрыдалась.

— Зачем ты это учинила? — в отчаянии допытывалась я. — Тебе что, больше делать нечего? Это мой кусок, что ты лезешь на мои грядки?!!

— Так ведь ты сама говоришь, что у тебя времени нет, я и хотела тебе помочь…

Три года я пыталась вырастить травку, у которой была одна особенность: прорастать она должна была только под колпаком. Дома у меня это не получалось, поэтому я посеяла её на участке, причём прикрыла травку большой обувной коробкой, а сверху положила несколько камней, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, что коробка тут лежит не случайно. Когда по прошествии трех дней я появилась на участке, от коробки и травки и следа не осталось: мамочка выбросила ненужный мусор.

Зато с горошком она управилась просто замечательно. За отсутствием времени я решила переключиться на многолетние растения, большой газон и декоративные кустарники. Поэтому я приложила огромные старания, чтобы получить неизвестно какое растение, о котором я знаю только то, что оно относится к тому же семейству, что и душистый горошек. Разрастается точно так же обильно и долго цветёт, только цветки у него не пахнут. По осени я без малейших угрызений совести воровала стручки у соседа, свято уверенная, что потеря трех стручков замечательного растения не причинит ему особого убытка. Он наверняка с превеликим удовольствием подарил бы мне эти стручки, но краденое лучше растёт. Я сеяла семена везде, где только можно, на участке и на балконе, но все безрезультатно. Три года я мучилась, прежде чем пришла к цели одновременно двумя путями. Во-первых, украла у соседа маленький весенний росток возле сетчатого забора. Сосед почему-то упорно выдирал все растения около забора, поэтому угрызений совести у меня и на сей раз не было. Во-вторых, эту упрямую мерзавку посеяла моя мать. И у неё, разумеется, она выросла. Я забрала у матери с балкона ящик, рассадила растеньице на участке, и у меня наконец-то были вымечтанные заросли, но соседский росток размножился быстрее.

Тридцатилетнюю сливу я срубила с третьей попытки. Это должен был сделать ещё Марек, но он меня надул, точно так же, как с квартирой Люцины, поэтому я рассердилась — кроме того, я ещё панически боялась всяких идей матери — и решила выполнить эту работу сама. Разумеется, в лютые холода и снегопад. У меня были два топора и три пилы, намучилась я до полного изнеможения и только потом сделала открытие, что все мои орудия труда были безнадёжно тупыми. А я-то с самого начала удивилась, что они так плохо режут… Одна мощная коряга осталась лежать на пионах, но я успокоила себя мыслью, что зимой пионы из-под земли не лезут, стало быть, им эта коряга не помешает. А потом, конечно, я её уволоку. Мать, разумеется, меня опередила: перетащила жуткую корягу, а потом тяжело болела…

Окончательное поражение наступило после возвращения из Канады.

Брошенный на произвол судьбы, участок за два месяца превратился в дикие джунгли. Чтобы пробраться по нему, я прокладывала себе дорогу лопатой, мне ужасно не хватало мачете, бурьян лихо конкурировал с цветущим салатом, ноготки просто взбесились, лебедой я могла выкормить утиную ферму, а все вместе сливалось в плотные заросли. К тому же там завелось нечто новое, какие-то загадочные вьющиеся лианы, которые оплели даже деревья, не говоря уже о сетке забора, смородине и всем остальном. Растение выглядело симпатично, цветочки у него были миленькие, такие шипастые шарики, но воняло кошмарно! Говорили, что кто-то привёз себе эти семена из Советского Союза, а поскольку день оказался ветреный, то мерзость рассеялась по всему садовому кооперативу. Причём растение было жутко упрямым и стойким: ещё два года спустя приходилось вырывать остатки!

Когда через две недели я наконец добралась до последнего угла, оказалось, что на кусте смородины какая-то птичка свила себе гнёздышко, вывела птенчиков и улетела, в чем ей никто не помешал. Неглупая, видать, была птичка, сообразила, что тут ей будет тихо и спокойно…

До зимы я так и не успела до конца избавиться от сорняков. Страшно довольные жизнью, весной они снова ринулись завоёвывать себе жизненное пространство, и борьбе с ними я вынуждена была отдавать все свободное время и силы. С розами я провела эксперимент: совсем не стала их подрезать, с интересом глядя, что из этого выйдет. Ну что ж, эффект был неплохой, новые ростки выросли на три метра, загораживая проход от калитки к садовому домику, царапая руки и ноги и хватая та волосы. Яблоки я возненавидела уже осенью, они все опали и стали гнить, я выкопала огромную яму и пыталась их все туда закатить, потому что мне ничего другого не оставалось. Под мирабелью нападал огромный, пышный красный ковёр. Мало того, что пришлось его убирать, так ведь ещё потом дома необходимо было употребить все это изобилие на конфитюры, компоты и маринады. Я варила-парила-закатывала с безумием в очах. Конечно, все это было очень вкусно, но во мне крепла уверенность, что этак и до петли недолго. Возвращалась я настолько измученная, что ни о какой работе и помыслить была не в состоянии.

Можно, конечно, работать в садике и одному, почему нет? Но одно из двух: или это должен быть садик при доме, где человек оказывается, выйдя из дверей, либо надо сидеть в этом чёртовом садике пять дней в неделю, бросив дом и все другие занятия. Так, как одна дама, — я видела её участок, проходя на свой. Я синела от зависти. Она сидела там не пять, а все семь дней в неделю, вылизывая каждый квадратный сантиметр.

— Это моя последняя любовь в жизни, — признавалась она одному из наших соседей.

О себе я того же самого сказать не могу.

В довершение всего на этом нашем участке вырос грецкий орех. В приступе легкомыслия мы обе с мамусей высадили в горшке два грецких ореха: один обыкновенный, а другой громадный, и оставили их на произвол судьбы. Оба ореха проросли, чтоб им! Ну хорошо, выросли, цветут, растут дальше, пора пересаживать их в землю. Не оба, конечно, а этот здоровенный. Замечательная мысль, только который из них здоровенный?!