Пыль дорог - Баштовая Ксения Николаевна - Страница 37

– Перебьешься, – мрачно фыркнул менестрель. – Снимешь мозоли пилочкой и будешь дальше работать.

– Мозоли? – В первый момент мошенник решил, что он ослышался. – Ты издеваешься или оглох? Я же работать не смогу! Как я крап на картах почувствую?

– Какие карты? Будешь шарик в стаканчиках катать, – отмахнулся бард.

На этом спор заглох.

Примерно к полуночи, когда луна уже вовсю светила на небосклоне, менестрель решил, что довольно издеваться над учеником – в том, что это были издевательства, а не уроки, Каренс не сомневался. Услышав от учителя задумчивое: «Наверное, на сегодня хватит», мошенник едва удержался от благородного порыва вышвырнуть гитару в окно. Остановила его лишь мысль, что менестрель может неправильно отреагировать на подобные действия.

Вообще, сказать, что мошенник был в никаком состоянии, значит не сказать ничего. Избавившись от злосчастного инструмента, он обессиленно откинулся на кровати, вполне резонно ожидая, что Найрид сейчас начнет возмущаться и требовать освободить постель, дабы самому насладиться заслуженным отдыхом. Каренс уже даже начал подбирать достойные слова для отпора.

Каково же было его удивление, когда он увидел, что Найрид взял со спинки стула небрежно брошенный плащ и, обронив: «Можешь меня не ждать, вернусь поздно», выскользнул из комнаты. Как ни странно, свою любимую гитару он оставил наедине с учеником. Каренс с трудом подавил недостойное настоящего мужчины желание вышвырнуть инструмент в окно и, изучая мрачным взглядом натертые за время обучения кончики пальцев, развалился на кровати, ожидая, несмотря на совет, возвращения менестреля.

В конце концов, в этом городе знакомых у менестреля вроде бы нет.

Как и положено всем уважающим себя заговорщикам, они собрались на закате, когда багровеющее солнце лениво коснулось горизонта, а воды Кнараата окрасились в алые тона, отчего на ум приходило сравнение с пролитой кровью. Их было тринадцать: шесть мужчин и семь женщин, собравшихся в этот поздний час в небольшом доме на окраине города. Люди, два гоблина и один фавн.

Мужчина, сидевший в кресле с высокой неудобной спинкой, окинул задумчивым взглядом своих собеседников и тихо заговорил:

– Я понимаю, что наша нынешняя встреча противоречит всем требованиям безопасности, но обстоятельства сложились таким образом, что, откажись мы от этого собрания, потеряем больше.

– Ближе к делу! – недовольно перебил человека фавн. – Ночь коротка, и пустые разговоры лишь приближают визит городской стражи.

На чересчур прямолинейном участнике собрания тут же скрестилось несколько злобных взглядов: одно дело – знать, что над твоей головой завис карающий меч правосудия, и совсем другое – услышать это от собеседника.

Глава собрания поморщился, но продолжил:

– Да, до исполнения задуманного осталось всего ничего, еще чуть-чуть – и маленький камушек сдвинет лавину. У нас есть этот камушек. Но дело в том, что я нашел еще один…

Ему и на этот раз не дали выдержать красивую паузу. Хрупкая женщина, чье лицо прикрывала плотная черная вуаль, тихо кашлянула, и теперь все внимание обратилось к ней. Дама подождала несколько долгих мгновений и как ни в чем не бывало повернулась к говорившему, ожидая продолжения речи. Лишь насмешливо блеснули черные глаза.

– Орки, – со значением понизив голос, провозгласил глава собрания. – О них ходят самые разные легенды. Но дело в том, что одна легенда имеет под собой основу. Барон каждого табора знает некий секрет. Секрет, который передается от отца к сыну.

Тут уже не выдержала юная гоблинша, сидевшая в дальнем углу. Она, только что наматывавшая на палец черный локон, теперь громко фыркнула:

– Герцог, я, конечно, понимаю, что в Госсовете вас специально обучают два часа рассказывать то, что известно всем и каждому, но, может, вы все-таки перейдете к делу?

– Графиня, – скривился мужчина, – если бы вы подождали еще пару минут, вы могли бы обойтись без своей критики. Дело в том, что секреты у орков бывают разные. Один табор способен управлять лошадьми, другой может отыскивать золото, где бы оно ни находилось. А еще есть табор, барону которого известен секрет лучшего из ядов Гьерта. Этот яд действует в зависимости от желания того, кто его создал. Если барон захочет – жертва не успеет вздохнуть, как будет мертва, нет – проживет несколько дней, недель, месяцев.

– И что вы предлагаете? – вновь перебил его фавн.

– Я предлагаю найти этот табор. Этого барона.

– Но зачем? Констарен и так погибнет во время восстания. К чему яд? – не успокаивался его собеседник.

– Вы просто неспособны увидеть перспективу, – позволил себе легкую улыбку глава собрания. – Предположим, мы найдем барона и создадим яд. Констарен погибнет, а вслед за этим, всего через день-два, начнется восстание. Если вы помните существующий план, – герцог не смог удержаться, чтобы не сказать фавну какой-нибудь гадости, – восстание попросту уничтожит весь правящий дом. Это, разумеется, хорошо, вот только чернь начнет коситься на тех, кто займет трон после троллей. Яд позволит устранить эту маленькую проблемку. Достаточно уменьшить размер восстания, сдать новому королю городских главарей и устранить того идиота, что связывает этот плебс и нас. А героев всегда любят. Приблизившись еще на один шаг к трону, став лучшими друзьями молодого короля, мы сможем легко управлять им. А в случае чего, отправим вслед за отцом. Благо детей у Констарена много, можно пойти по нисходящей. – На последней фразе оратор позволил себе легкую улыбку.

Фавн некоторое время помолчал, а потом глухо поинтересовался:

– Кто «за»?

Последней с мнением герцога согласилась гоблинша.

Грохот перевернутого стула заставил Каренса вздрогнуть. Мошенник не мог сказать, когда он задремал, да и спал ли вообще, но появления Найрида в комнате он точно не заметил.

Сероватый свет занимающегося рассвета высветил замершего возле опрокинутого стула менестреля, осторожно поддерживающего рукой полу плаща. Увидев, что шулер открыл глаза, менестрель нетерпеливо выпалил:

– Проснулся? Уходим!

Каренс зевнул:

– Какого черта? У нас еще есть время до прихода городской стражи.

– Через пять минут здесь будут люди графа Арзиела. И они просто-напросто перережут нам обоим глотки.

– Что? – подскочил на кровати мошенник.

– То, что слышал! – Музыкант подхватил гитару, перекинул ремень через шею. – Граф почему-то жутко огорчился, вернувшись из поездки и обнаружив меня в комнате баронессы Тариинской.

– С чего бы это? – потянулся шулер, решив, что это его не касается.

– Может, с того, что баронесса была его женой? – хмыкнул Найрид, лихорадочно оглядывая комнату, не забыл ли чего. – Так что собирайся, пошли.

– Чудненько. Вот только, знаешь, я сейчас подумал: может, нам стоит разделить наши проблемы? Смотри, городская стража придет проверять, здесь ли я. Стало быть, это мои проблемы, а…

– А когда граф Арзиел придет выбивать рогами дверь этой комнаты, он навряд ли поверит, что ты не при делах. Так что эта проблема – наша общая! – отрезал менестрель, направляясь к двери.

Стоящие на городских воротах стражники были весьма удивлены путешественникам, решившим покинуть Тиим затемно. Впрочем, они бы удивились еще больше, если бы увидели, как сразу за воротами один из путешественников резко остановился и принялся судорожно обхлопывать себя, словно что-то искал.

– Что случилось? – недоуменно уставился на мошенника бард.

В глазах джокера плескалась неземная печаль:

– Я перчатки потерял.

В первый момент Найрид решил, что он ослышался:

– Что? Какие, к черту, перчатки?

– Обычные, – тоскливо вздохнул Каренс, – кожаные.

– Ну и что, что потерял? На кой черт они тебе нужны? Лето на дворе!

– Да при чем здесь лето, – отмахнулся Каренс. – Просто в нерабочее время мошенник должен носить перчатки.

– Зачем?

– Чтобы не утратить чувствительность пальцев!