Убить меня - Хмелевская Иоанна - Страница 36

Потом Соме позвонил на мобильный. Ответила свидетельница. В данный момент она, видите ли, в пути, то есть едет по улицам и не может долго говорить, ведь полиция штрафует водителей, которые говорят за рулем, так что, будьте любезны, позвоните завтра утром. А может, вечером, она сама не знает, как сложится у нее день. И отключилась.

Отделавшись таким образом от какого-то настырного типа, я продолжила свое занятие. Не будешь ведь первому встречному-поперечному докладывать, что в данный момент сидишь за игральным столом в казино.

А Соме Унгер, как дурак, как кретин распоследний, поверил! И что? Да ничего! Ни утром, ни вечером мерзкая дрянь дома так и не появилась.

Господи, но он же знает номер ее сотового! И как раньше не сообразил! Ну что за болван… Ничего же не стоит выяснить по телефонному номеру, кому он принадлежит и где проживает абонент. Надо лишь с электроникой быть на «ты»…

И Соме Унгер мигом вычислил владельца сотового. Им оказалась вовсе не Иоанна Хмелевская, а некая Малгожата Конопацкая, проживавшая совсем в другом месте, на Черняковской. Так, значит, полный камуфляж? Неужели зараза скрывается? В стране, где нет закона об охране свидетелей, она решила сама позаботиться о своей безопасности? Дома не появляется, сотовым пользуется чужим. Но жить-то она где-то должна? Отели отпадали, он давно все проверил, может, как раз у этой Конопацкой?

Брякнул гонг у калитки. К входной двери я подкралась на четвереньках и осторожно выглянула через занавешенное тюлем окошечко. Тадик, благодарение господу!

Я выпрямилась и впустила Тадеуша, нажав на кнопку.

– Привет! – крикнула я ему с порога. – Скорее закрывай калитку. Меня нет дома. Я уже их боюсь…

Тадик с грохотом захлопнул калитку, взлетел по ступенькам и заодно уж и входной дверью тоже грохнул.

– Чего пани боится? – удивился он.

А тех дельцов, что развозят по нашему микрорайону землю и удобрения. И дрова для камина. Я уже всем запаслась так, что больше и девать некуда. Последний раз перепутала мешки и высыпала сначала землю, а поверх нее коровьи лепешки. На всю округу воняло. А эти типы знаешь, какие настырные! Им говоришь – спасибо, больше не надо, а они не слушают и сразу вносят мешки. Тебе пивка? Достань два стакана.

Мы устроились на диване в салоне.

Я продолжала жаловаться:

– Сил у меня больше нет! Сегодня одних прогонишь, завтра другие являются. Ну сколько можно повторять одно и то же! Они меня доконают. Я ведь всегда пасую перед такими людьми и, чтобы отделаться, покупаю. Ладно, земли еще немного можно рассыпать в саду, а вот дров мне ни за что всех не сжечь.

– Пани поедет в Пяски?

– Поеду. Ноябрь – самый прекрасный месяц у нас на Балтике. Может, янтарь еще пойдет. А кроме того, мне бы хотелось спокойно поработать. Ты что?

Тадик выглядел каким-то вроде бы смущенным.

– Уж не знаю, как и сказать, – запинаясь, начал он, – глупость какая-то.

– А что случилось?

Вздохнув, Тадик подкрепился пивом и пояснил:

– Уж не знаю, я виноват или шурин. А может, мальчишки хулиганят…

– Ну, говори же!

– Да уж скажу, никуда не денешься. Пропала ваша корреспонденция. Просто ума не приложу…

– Как это? Из ящика для писем?

– Из него самого. Обычно я туда не заглядываю каждый день, просто вижу – что-то есть, а как побольше наберется, открываю и вам привожу. И тут видел – есть какие-то письма. Шурин тоже видел. А вчера вечером пришел, сунулся в ящик – пусто, нет ничего. А ведь были! Холера знает, кто забрал их и зачем. Ящик был заперт, ключик только у меня да у шурина. Те письма, что я раньше вынул, – вот они, принес. А остальные исчезли.

Я просмотрела стопку конвертов. Все, как обычно, – приглашения, банковские извещения, два письма от незнакомых, наверное читателей.

Кому понадобились мои письма? Кто-то захотел узнать, сколько у меня на счету денег? Как раз сейчас очень мало, пусть порадуется.

Я пожала плечами:

– Пустяки, что ты так переживаешь? Может, замок сменить?

– Я и сам подумывал уже об этом, только что там за замок! Любой ногтем откроет. И ведь замок не сломан, его просто открыли. А значит, и другой запросто откроют. Первый раз такое случилось, просто ума не приложу…

Я тоже не могла понять, кому это понадобилось. Разве что кто-то отправил мне письмо, в содержании которого потом раскаялся, и поспешил забрать послание до того, как я с ним ознакомилась? Что же такое мне могли написать? Что-то обидное? Или там было официальное предложение руки и сердца? Предложил, а потом раздумал. Но тогда бы человек украл только свое письмо, зачем ему остальные?

Я ломала голову, а рядом испуганно сопел Тадик.

– Я вот что подумал, – вдруг сказал он, – а не тот ли это тип, что все насчет пани спрашивает?

– Какой тип?

– Ну тот, гундосый. Несколько раз уже звонил. Я еще его за иностранца принял и дал ему ваш телефон. Он не звонил вам?

– Не помню… Но я могла и не обратить внимания. Скажем, звонит кто-то, я отзываюсь, а в трубке: «Зигмунт?» Отвечаю «нет» и тут же забываю. Или просят позвать какую-то Боженку. Откуда я им возьму Боженку?

– Так что мне делать, если он опять позвонит?

– Дай ему номер телефона пана Тадеуша Левандовского. В конце концов, должен же хоть чем-то заниматься мой агент?

Только вышел Тадик, появился Гурский. Они даже столкнулись у калитки, и это избавило меня от необходимости подкрадываться на четвереньках к входной двери.

Гурский принес свежие новости.

По части вытягивания информации инспектор Рейкееваген на голову превосходил Малгу Кузьминскую, наверняка сказался опыт работы в полиции.

Он молниеносно отловил всех «девчонок», включая Мальвину Дверник, пребывавшую в Египте. И допросил всех!

Но их показания добили несчастного. Как было у него трое подозреваемых, так и осталось, потому что каждый из них знал о машине Эвы в гараже Марселя Ляпуэна. Правда, на первую строчку в списке подозреваемых переместился Мейер ван Вейн. И вот почему.

Наталья Штернер, одноклассница Малги Кузьминской, не знала никакого ван Вейна, зато знала очаровательного шведа Герхарда Торна. Наталья Гоморек (это ее девичья фамилия) с малолетства страдала комплексами на почве своей внешности. Откуда они взялись, кто их вбил в голову девушки – неизвестно, но бедняжка была уверена, что она жуткая уродина и мужчины, завидев ее, разве что не кричат от ужаса. Долгие годы эта дурочка грызла себя, хотя на деле была весьма миловидной и славной девушкой. Разве что чересчур стеснительной и робкой, что резко отличало ее от основной массы нынешних молодых особ.

Время шло, и жизнь доказала, как ошибалась робкая Наталья. Мало того что выскочила замуж за своего Штернера, еще и обзавелась массой поклонников. Сам Штернер не мог похвастаться огненным темпераментом, поэтому Наталья, ошеломленная неожиданным успехом у мужчин, стала вовсю им наслаждаться, чтобы заглушить былые комплексы. Из множества поклонников в любовники выбирала самых страстных, самых пылких, но вела себя достаточно тактично и осторожно, так что репутация ее не очень страдала.

Среди последних избранников и оказался Герхард Торн, застрявший в ее кавалерах на довольно продолжительное время. Кроме секса, они даже начали испытывать друг к другу нечто вроде благодарной дружбы. И тут выяснилось кое-что странное. Инспектор Рейкееваген показывал свидетельницам фотографии своих главных подозреваемых. Показал он их и Наталье. И она, не раздумывая, ткнула в фото своего доброго знакомого – адвоката Мейера ван Вейна, воскликнув:

– А вот этого я знаю! Это Герхард Торн.

Итак, выяснилось, что почтенный адвокат существует в двух лицах. Потому он и потеснил с первой строчки в хит-параде подозреваемых Фридриха де Рооса.

Инспектор Рейкееваген не стал биться головой об стену, даже от истерики воздержался. Сохранив хладнокровие, он не бросился немедля устраивать очную ставку свидетелям, а решил сначала переговорить с самим ван Вейном. К сожалению, в данный момент адвокат был недоступен – его, как всегда, черти носили по всему свету. Объявлять же его в розыск оснований не было.