Формула одиночества - Мельникова Ирина Александровна - Страница 50

– Это «Гимн конфедератов». Для тех, кто не знает, так называли добровольцев, которые пришли в абхазскую армию по призыву Конфедерации народов Кавказа. Написал его Саша Бардодым, русский поэт, он воевал вместе с нами и погиб в сентябре девяносто второго. Мы похоронили его здесь в Абхазии, в Новом Афоне, а песни его поем до сих пор. Потому что это наши песни. Русских, абхазов, кабардинцев, чеченцев... Всех, кто не шкурничал, не прятался за спины своих товарищей...

Лицо Лавра исказилось словно от боли, и он растянул мехи баяна.

Над грозным городом раскаты,

Гуляет буря между скал.

Мы заряжаем автоматы

И переходим перевал, —

запел Лавр, и его голосу тут же стало тесно в бревенчатых стенах дома. Арсен тоже это понял, потому что открыл окно. И голос Лавра вырвался наружу:

В краю, где зверствуют бандиты,

Горит свободная земля,

Проходят мстители-джигиты

Тропой Мансура, Шамиля.

Игорь сидел молча и лишь изредка вытирал покрасневшие глаза кулаком. А Арсен и Славик подхватили вслед за Лавром:

Помянем тех, кто были с нами,

Кого судьба не сберегла.

Их души тают над горами,

Как след орлиного крыла...

Лавр отставил баян и снова разлил вино по бокалам.

– Давайте выпьем за нашу молодость, которая прошла в окопах. Думаю, никому из нас не стыдно взглянуть в глаза своим близким. Мы воевали за свою землю, за свой народ. И если проливали чью-то кровь, то только в ответ на насилие и издевательства, которые творились в наших городах и селах.

– Все это красивые слова. – Лицо банкира скривилось. Похоже, он немного протрезвел, но в его голосе проскальзывали агрессивные нотки. – Можно подумать, что вы воевали в белых перчатках. Я ведь слышал, как абхазы вырезали чуть ли не роту грузинских курсантов. Естественно, грузины тоже озверели...

– Ну, вырезали, к вашему сведению, не абхазы, а чеченцы, – смерил Костика тяжелым взглядом Арсен. – Но если вы хотите поговорить о нравственных принципах на войне, то послушайте Славика или того же Игоря. Они были свидетелями, как грузины при отступлении сбрасывали с вертолета в море трупы своих убитых и раненых. И все потому, что скрывали потери от своего народа. Если трупы и даже раненых привезли бы в Грузию, матери в клочья порвали бы и Шеварднадзе, и его прихлебателей. А сейчас их власти впаривают в головы своих граждан, что абхазы держат их в плену в концлагере в Латах.

– На войне свинство не в новинку. – Лицо Костика побагровело. – Все средства дозволены, лишь бы победить!

– В самом начале войны в районе Колхиды подбили абхазский БРДМ, – тихо сказал Славик. На лице у него проступили желваки, но он продолжал говорить медленно, сквозь зубы: – Грузинские гвардейцы вытащили еще живого водителя-механика, это был Виктор Шершелия, облили его бензином и сожгли у дороги... Причем бензин слил из своей «шестерки» учитель, завуч одной из пицундских школ, который наверняка рассказывал своим ученикам о дружбе народов, учил их добру и справедливости...

– На войне как на войне, – не сдавался банкир. – Я не участвовал в военных действиях, но бизнес в наше время – та же самая война... То же самое свинство и откровенная грязь!

– Ваша война подлючая, потому что за деньги. – Игорь побагровел и поднялся из-за стола. – У таких, как ты, нет ни Родины, ни флага, а бог один – поганый доллар! – Он сплюнул, что-то гневно произнес по-абхазски и вышел из дома, хлопнув дверью.

– Костик, ты думаешь, о чем говоришь? – набросилась на банкира Сабрина. – Обидел человека...

Но тот с досадой отмахнулся, а Лавр нахмурился.

– Не знаю, как в бизнесе. Наверное, за деньги тоже сходят с ума. Но война, когда каждый день видишь кровь, трупы своих товарищей, – штука особая. Она ломает тебя через колено. Вам трудно это представить, если вы не сидели по пояс в воде в окопах, по вас не лупили прямой наводкой из танков, не обстреливали из пулеметов, если вы, как наши товарищи, не наступали на «лягушку» или не задевали растяжку.

– И слава богу, что не задевал. – Банкир нервно закурил. – Но в меня тоже пару раз стреляли киллеры, которых наняли мои конкуренты.

– Сравнил звезду с пальцем, – откровенно разозлилась Сабрина. Похоже, «ведьмочка» окончательно рассталась с прежними установками.

И банкир тотчас это понял. Он смерил Сабрину жестким взглядом и бросил:

– Светлана, замолчи! Твое мнение никого не интересует!

Сабрина негодующе фыркнула и, пододвинувшись к Марине, прошептала:

– Козел! А Арсен еще напрягался, спасал его! Что эта тварь значит в сравнении с этими мужиками? – И она кивнула на Лавра. – Он со мной возился, как с ребенком. Ему плевать, что у меня под юбкой. Понимаешь?

– Понимаю, – прошептала Марина. – Он очень славный, ты не находишь?

– Славный. – Сабрина смущенно улыбнулась. – Мне так легко с ним. И плевать, что волосы как солома и губы не накрашены. Представляешь, я сегодня проснулась, а окно открыто. Над горами полоска зари, и птицы так поют, так поют, я даже заплакала!

Марина обняла ее за плечи.

– Я за тебя очень рада. Может, тебе остаться здесь, пока рана не подживет?

– Я бы осталась, – Сабрина покраснела, – но не могу же я навязываться, а Лавр сам не предлагает. Тс-с! – Она прижала палец к губам. – Мужики опять заспорили.

Марина прислушалась.

Внешне Лавр выглядел спокойно, но его глаза отливали сталью, видно, банкир и его довел до белого каления... И говорил он тоже спокойно, только голос слегка подрагивал, выдавая негодование:

– ...через месяц или чуть позже после гибели Виктора Шершелия абхазская милиция обнаружила в сванском доме схрон с оружием. Он располагался в районе поселка Ипнари, это пригород Гагры. Одного милиционера сваны убили, другого ранили. Абхазы окружили дом, там, как оказалось, отсиживались всего два свана, а оружия – на целую роту. Понятно, что они яростно отстреливались. Рядом стоял другой дом, только девятиэтажный. Абхазские автоматчики старались погасить огневые точки с его крыши, но не совсем удачно. По этой причине абхазы подогнали бэтээр и под прикрытием брони вошли в ворота. – Лавр исподлобья посмотрел на Костика. – Засевших в доме сванов взяли. Один был ранен в ногу и шел, опираясь на другого. Кругом стояли мирные жители, но никто не сказал даже слова сочувствия этим «героям». Все прекрасно понимали, для чего и для кого это оружие. Только один раз, уже у самой машины, один абхаз не сдержался, ударил пленного прикладом по спине и крикнул «Вы что думали, мы воевать не умеем?» Его одернул другой абхаз: «Остановись, стыдно!» Это был Игорь, сын Виктора Шершелия. Если вы не поняли, это он только что вышел из этой комнаты.

– Да понял я, понял! – вскричал банкир и раздраженно спросил: – Вы скажете, что Игорь не отомстил за смерть отца? Кровная месть – непременный обычай у кавказских народов!

Лавр прервал его движением руки и все тем же спокойным тоном продолжал:

– «Ахаца» – «герой», так в Абхазии называют человека, который отомстил за смерть своих близких. Всякий мужчина зовется «ахаца», иначе он и не мужчина вовсе. А вот того настоящего мужчину, который проявил великодушие и не мстит, называют «афырхаца» – герой из героев. Так что не все свиньи, не все, уважаемый...

Банкир снова попытался что-то сказать, но Лавр поднял руку.

– Простите, я еще не закончил. Виктора Шершелия выдала грузинская медсестра, которую он спас незадолго до этого от верной гибели. Но после войны, когда в руки Игоря попали ее мать и сестра, он отпустил их, потому что аламыс для него не пустые слова. «Я не воюю с женщинами!» – сказал Игорь, хотя смерть отца стала для него настоящей трагедией и он мог отомстить по полной программе.