Твари Господни - Мах Макс - Страница 46

– Как ты меня нашла? – спросил Кайданов.

– Захотела и нашла, – судя по всему, Викки вопросу не удивилась, но и отвечать на него не стала.

Как всегда. Никак. Захотела и нашла. Вопрос, зачем? Как нашла, не так уж и важно. Это всего лишь техническое обстоятельство, но вот зачем, это да, это существенно. Потому что сам-то он, судя по всему, возвращаться, не собирался. Иначе бы и в Мюнхен не поехал. Ведь знал – ну пусть не наверняка, но определенно чувствовал – что-то с этой встречей не так. А его чувства дорогого стоили.

"Я просто не хотел жить… Устал…" – а вот это было похоже на правду, хотя на "ясную голову" Кайданов себе в этом никогда бы не признался. Но от правды куда уйдешь? Когда-нибудь, где-нибудь, она тебя обязательно достанет. Такова ее природа. Не хотел жить. Устал жить. Только "вслух" эту мысль сформулировать не мог. Вот и не формулировал. И даже не знал, насколько все плохо. А теперь вот взял и "сказал". Теперь, когда оказался слаб и немощен, как калека, все вдруг и открылось и, что интересно, даже возражений не вызвало. Просто "этот костюмчик" пришелся впору, вот в чем дело.

"Как раз", – признал Кайданов, не испытывая при этом никаких особых эмоций.

Не хотел жить.

"И с чего бы вдруг?" – но вот ёрничать не получалось. Да и не следовало, наверное. Не хотел, потому что выдохся. Вышел весь, как говорили старики в его детстве.

"На нет сошел", – но и это его не удивило. Это-то как раз было понятно. Или, вернее, стало понятно теперь. Другое занимало. Зачем, тогда, прорывался? Мог ведь устроить им такой "последний парад", что и через сто лет вспоминали бы с ужасом. Как раз на такое и хватило бы сил. Но нет, не убился, не реализовал свой глубоко законспирированный в душе план – так глубоко запрятанный, что и сам про него не знал, пока небо не рухнуло, и это все не всплыло на поверхность куском канализационного дерьма – не убился, а побежал.

"Зачем, если сам искал смерти? Или уже не искал?"

"По-привычке…" – но это предположение не выдерживало никакой критики. Привычка, автоматизм – все это хорошо и даже замечательно, когда есть цель, мотор, желание наконец. Но, как он теперь знал, мотор заглох, цели давно выветрились, а желание, если и существовало, то ровно противоположное по значению. Не жить, а умереть.

"И видеть сны…" – но и это неправда. Там снов не будет. Потому что не будет ничего.

"И что же в остатке?" – а вот на этот вопрос Кайданов должен был ответить. Несмотря ни на что, на слабость и боль, обязан был ответить.

– Ты меня чувствуешь? – спросил он вслух. Во всяком случае, это было что-то реальное, за что его плывущее сознание могло хоть как-то ухватиться.

"Чувствует?" – следовало признать, что это было что-то новое. Об этой ее способности Кайданов раньше не знал. Сам ее не чувствовал, но полагала, что и она его "видит" ровно настолько, насколько все они друг друга могут "видеть".

– А ты как думаешь? – ее голос не выражал ровным счетом никаких эмоций. Просто вопрос. Он спросил, она спросила. И все.

– Значит, чувствуешь, – Кайданов допил остывший кофе и медленно, контролируя каждое, даже самое простое движение, закурил очередную сигарету.

– Значит, чувствую, – показалось ему или Викки, действительно, усмехнулась?

– Угомонись, милый, – сказала она, пока Кайданов закуривал. – Какая тебе разница?

"И в самом деле, какая мне разница?"

Чисто технический интерес? Вроде того, а на что еще способен мой комп, мой Майбах,[48] мой холодильник, мой… моя… мое…

"Моя резиновая женщина", – вспомнил Кайданов, и неожиданно все встало на место. Он вспомнил и понял то, что ему все время мешало, но никак не давалось в руки.

9

"Я Ольга Эйнхорн", – слова "прозвучали" привычно, как отражение в зеркале.

Это лицо имело имя.

Ольга открыла дверцу машины и, наклонившись, взяла с сидения все еще не початую бутылку шнапса.

"Немного алкоголя, фроляйн? Почему бы и нет?" – она свинтила металлический колпачок и сделала длинный глоток. Однако, вопреки ожиданиям, шнапс ей не понравился.

"Не мое", – она закрыла бутылку и вернула ее на место.

"Фроляйн курит? А черт его знает!" – раньше она, вроде бы, курила, но давно и недолго. Впрочем, другая она часто и с удовольствием курила толстые гаванские сигары. Однако Ольга подозревала, что в этом мире толстая и длинная сигара будет смотреться во рту у девушки более чем двусмысленно.

"Это лишнее", – решила Ольга, представив себя с черной сигарой в зубах и, распотрошив пачку "Кемела" – "А почему, кстати, именно "Кемел?" – достала из нее приторно пахнущую сигарету.

– Госпожа?! – голос принадлежал высокому крепкому парню с рыжей "шкиперской" бородкой и простоватым взглядом голубых навыкате глаз. Ольга приметила его на противоположной стороне парковочного поля, сразу как только вышла из уборной. Увидела и сразу все поняла, но решила не спешить. Подойти к ней он должен был сам.

– Госпожа?!

– Здравствуй… – она обернулась и приветливо улыбнулась, предоставляя ему представиться первым, потому что опознать бойца в его нынешнем облике, естественно, не могла.

– Антон, – ответно улыбнулся он. – Я был твоим Третьим, госпожа.

Последние слова он произнес почти шепотом и, совершенно не разжимая губ. Теперь, когда он назвался, Ольга его вспомнила. Тогда Третий – просто Третий, потому что входил в первую десятку – выглядел совершенно иначе, что, впрочем, теперь было совершенно неважно, так же как и то, как его звали там.

– Привет, Антон! – сказала Ольга. – У тебя огонька не найдется?

– Есть, – кивнул он и достал из кармана джинсов дешевую одноразовую зажигалку.

– Спасибо, – она прикурила от слабого, заметавшегося на ветру огонька и, выдохнув дым, показавшийся на вкус вполне удовлетворительным, спросила:

– А где остальные?

– Еще двое в машине, – коротко, и по-прежнему не разжимая губ, сообщил Антон. – Пятая – Катарина и Первый бета – Оскар.

"Три…" – но Ольга отчетливо ощущала четверых.

– Еще кто-то в Мюнхене, – сказал Антон, как если бы подслушал ее мысли. – Но кто, я не знаю.

– У вас есть деньги? – сейчас этот вопрос волновал Ольгу больше всего. У нее самой в сумочке оставались считанные гроши. На пару дней хватит, но на авиабилет – нет.

– Нет, – развел руками Антон (Третий так бы не поступил, но Антон уже не был Третьим). – Я на мели. Ребята тоже.

– В Мюнхене неспокойно, – сказала Ольга. – Но если мы хотим успеть, придется рискнуть.

– Как прикажешь, госпожа, – пожал плечами Антон. – Надо – рискнем. В пять тридцать пять есть рейс на Амстердам, в шесть восемнадцать – на Франкфурт, но Франкфурт, кажется, все еще закрыт. В семь ноль пять – Милан. Если вылететь любым из этих рейсов, мы успеваем в Тель-Авив до двух часов дня.

"Молодец", – мысленно похвалила Ольга. Сам догадался или кто из ребят подсказал, но все, что им нужно было теперь знать, узнал.

– Ты молодец, Антон, – сказала она вслух. – Вот от этого и будем танцевать. Кстати, меня зовут Ольга и я из Ульма.

– Очень приятно, – улыбнулся Антон. – А я из Ганновера.

– Вот и хорошо, – Ольга выбросила сигарету и посмотрела Антону в глаза. – Пришли сюда Катарину. Она поедет со мной. И сами тоже двигайтесь. Встречаемся у железнодорожного вокзала в 11 вечера.

– Мы там будем, – Антон еще раз улыбнулся и, повернувшись, пошел прочь.

"Четверо, – Ольга проводила бойца взглядом и, забравшись в Рено, завела мотор. – Совсем неплохо. Может быть нам еще повезет".

Может быть, и повезет, но Ольга на случай не рассчитывала. Она полагалась только на себя и своих людей. Остальное лирика.