Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Третья молодость - Хмелевская Иоанна - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

На следующий день Генрих на всех доступных ему языках с покаянным видом просил у меня прощения: пришёл врач и велел давать ребёнку отвар ромашки. Потом из Польши приехала Стася, пестовавшая Иоанну-Аниту в детские годы, занялась Ясем, и все проблемы кончились.

Из перевода «Крокодила» ничего не вышло, датский язык оказался не столь податливым, как хотелось бы. А «Покойник», чтоб уж покончить с ним одним махом, имел весьма пикантное продолжение.

Года через два после выхода книги Люцина с огромным удовлетворением сообщила: из Бразилии приехал какой-то знакомый и примчался к ней в восхищении, смешанном с ужасом.

— Вот это да! — воскликнул он. — Ну и храбрая эта твоя племянница!

Люцина тут же заинтересовалась. Знакомый объяснил подробнее. Он был в тех краях и все видел.

Оказалось, я опять попала в яблочко. Этот субъект утверждал: коррупция там действительно процветает вовсю, а в изображённом мной ландшафте находится резиденция шефа, почти идентичная моему рассказу. Там все истоки нелегального бизнеса: наркотики, азартные игры, торговля живым товаром и черт знает что ещё. Полиция и вообще любая власть у этих бандитов в кармане, а поскольку я обнародовала преступные тайны, мне того и гляди свернут башку.

Я особенно не расстраивалась, а башку, как видите, мне до сих пор не свернули. За перевод брался также и бразилец, у него тоже ничего не получилось. Какое-то время мы переписывались, из чего я уразумела: для бразильского читателя героиня стара, да и красотой не вышла. Я ответила: мне, мол, без разницы, пусть ей будет хоть шестнадцать лет, а красотой она затмит мисс Вселенную. Позже, однако, и польские реалии оказались не ко двору, а не освящённая браком связь героев своей аморальностью вообще могла отпугнуть бразильских читателей. Я уступила, согласилась на брак. Но и это не помогло, и перевод пошёл псу под хвост.

* * *

Теперь следует достать с книжной полки «Проклятое наследство». Правда, если придерживаться хронологии, я заканчивала «Леся», но разные жизненные происшествия отразились в «Проклятом наследстве» по следующей простой причине: сперва что-то происходило, только потом я об этом писала. Творчество и действительность слегка разминулись во времени.

Кстати, забегая вперёд, скажу по секрету: «Проклятое наследство» отказались печатать. Забраковала его цензура опять же как аморальное произведение. Аморальность заключалась в том, что преступники — люди симпатичные и в конце романа их не покарали. Вот и пришлось мне их слегка перекроить и перевести в другой ранжир — с уступкой цензуре.

Рассказывая, как я впуталась в этот клубок событий, пожалуй, стоит начать с марок. В какой-то момент филателистической лихорадкой заболели мои дети: Ежи сильнее, Роберт в меньшей степени. Они заразили меня и моего отца. У детей увлечение прошло, а у отца и у меня осталось. Наша мания, впрочем, была вторична, можно сказать, рецидив: отец собирал марки в юности, а у меня был дедушка-коллекционер. На старые марки, ясное дело, денег ни у кого не было, а посему я бросилась на современность. Сперва на флору и фауну, а потом на охрану среды. Ежи ухватился за авиапочту и лошадей. Отец собирал все подряд.

И что я за растяпа: с горечью вспоминаю — даже марку украсть не сумела! Пепельницу на память из кафе в Лувре заполучила только потому, что украл её Войтек. Не музейная — большая, красная, из пластика, с белой надписью «Carlsberg», но находилась-то она в Лувре, а это главное. Позднее я её разбила, швырнув в голову собственного ребёнка. А вот марки…

Мы оба с отцом предались страшной алчности и вели себя поистине скандально. Отец останавливал министров в коридорах своей организации, заигрывал с уборщицами, подмазывался к секретаршам. Я же изводила знакомых и чужих людей, редакторов издательств, вырывая у них из рук корреспонденцию.

Где случилось то, о чем я хочу рассказать, не помню — на радио, в телестудии, возможно, в архитектурно-проектной мастерской или в редакции какой-нибудь газеты. Во всяком случае, прилетела я туда к знакомой даме за марками. Знакомая отлучилась по каким-то делам и бродила по зданию, а я высмотрела в приоткрытом ящике письменного стола конверт с вожделенным богатством. Желание украсть расцвело во мне сей же момент, но из-за свойственного мне «таланта» к воровству, вместо того чтобы протянуть руку и схватить добычу, я помчалась искать знакомую. Нашла её, получила разрешение присвоить сокровище, вернулась к приоткрытому ящику — ясное дело, конверта уже не оказалось, стащил кто-то более предприимчивый.

Моя мать и Люцина прочитали тысячи писем радиослушателей и тысячи ответов в конкурсах для детей исключительно ради того, чтобы получать марки с конвертов.

Не представляю, куда пристроить историю с филателистическим пинцетом. Пожалуй, расскажу здесь, потому как началась она в то время. А посему очередной скачок в будущее.

Не намереваюсь вдаваться в метафизику, спиритизм и загробную жизнь, но нечто подобное коснулось меня в связи с отцом. Когда началось увлечение марками, я купила два одинаковых пинцета: один отцу, второй себе, и мы постоянно ими пользовались. Отец свою коллекцию держал у меня. Приходил, приносил трофеи, я заводилась и тоже демонстрировала, какую серию мне удалось пополнить. Марки со штемпелем добывались хищной охотой, позором было бы их покупать. К примеру, болгарская серия овощей и фруктов стоимостью, по прейскуранту, в четыре злотых пятьдесят грошей, снятая с конвертов, доставляла нам ни с чем не сравнимое удовлетворение.

Как-то, зайдя ко мне, отец случайно прихватил мой пинцет. Попользовался им, машинально положил в карман и ушёл. Я разнервничалась — без пинцета как без рук, помчалась на Аллею Независимости, забрала своё сокровище, но решила на всякий случай купить запасной. Отправилась в магазин, где выяснилось — таких, как у нас, пинцетов больше не производят. Есть другие, чуть похуже. Наши старые сделаны из какой-то необыкновенно упругой стали, да и формы очень удобной — вобщем идеальные. Эти тоже неплохие, но все-таки не идеал. Пришлось купить похуже. Путешествуя по всему миру, я из любопытства при случае интересовалась пинцетами, и таких идеальных, как наши первые, не нашлось нигде — ни в Вене, ни в Копенгагене, ни в Париже, ни в Берлине. Лет через пятнадцать отец перенёс инсульт — умолчу о том, как докторша из поликлиники поставила диагноз «ангина». Позже пришёл настоящий врач, поставил правильный диагноз и дал направление в больницу. Отца подлечили, он вернулся домой, но бурных увлечений уже не переживал. Марками почти не занимался и пинцетом не пользовался, я поменяла его накупленный запасной — отцу было безразлично. Таким образом у меня дома оказалось два одинаковых пинцета.

Однажды пришли ко мне гости, в сущности чужие люди, посидели, напились кофе и ушли. После их ухода один пинцет пропал. Вот черт, неужели украли?! Несомненно, люди они честные, но ведь могло получиться, как с отцом: повертели в руках и машинально сунули в карман. Я расстроилась, обыскала весь дом, особенно там, где хранились марки, сантиметр за сантиметром. Бриллианта так не искала бы, ибо уже знала, что купить такое чудо не удастся. Снимала подушки с дивана и ощупывала все складки, ничего не поделаешь, священный предмет исчез.

Через два года отец умер. Накануне похорон я сидела в кресле за низеньким столиком, напротив меня, на диване — трое взрослых, совершеннолетних, трезвых людей. Сидели мы именно в той части квартиры, которую я так старательно перерыла, обсуждали разные семейно-организационные проблемы, и вдруг подо мной на полу что-то звякнуло. Я наклонилась, смотрю — пинцет. Подняла его, положила на стол и онемела. На столе лежали два пинцета.

Решительно заверяю: мой отец, человек золотого сердца, столь безгранично жаждавший, чтобы в семье царили мир и согласие, с того света переправил мне пропавший пинцет. Остальным вольно думать на эту тему, что им заблагорассудится.

А теперь, возвращаясь к хронологии, я вижу, что все происходило одновременно. Я собирала марки. Собирала сухие цветы и травы. Искала нечто «маленькое и с дном». Систематически наведывалась на служевецкий ипподром. Играла в бридж и покер. Писала книгу. И ко всему прочему начала собирать янтарь на морском берегу.