Тайна - Хмелевская Иоанна - Страница 17

Я рассказала все, исповедуясь перед будущей жертвой. Коротко, но все. Наркотики, Прага, автоматы, приятель недоумка, серия исчезновений, наконец, и сам недоумок, и моя собственная глупая выходка. Гутюша слушал внимательно, потом заключил:

— Ну, пропал обед. У него носки рёбрышками.

В первый момент я испугалась, не свихнулся ли из-за всех этих передряг.

— У кого?

— У того шепталыцика. Остальное все обычное, только носки больно шикарные.

Мне удалось кое-как отделить рёбрышки от пропажи обеда.

Носки, по-видимому, были в полоску. Гутюша, судя по всему, заблудился между зеброй и рёбрами.

— Цветные?

— Ясное дело. Красные и голубые.

У нас за спиной взревела сирена «скорой». Я посмотрела на часы: семь минут. Специально на мокрую работу надел такие носки — отлично бросались в глаза, отвлекая внимание от остального.

Снять их — одна минута, и Гутюша его не узнает. Интересно, заберёт ли недоумка «скорая»… Если заберут, значит, ещё жив и постараются спасти, если оставят — конец, «скорая» мёртвых не возит. Надо проверить…

Гутюша что-то говорил, но я не слышала, развернулась и выехала на Пулавскую. Мне удалось прорваться в противоположную сторону и припарковаться на прохожей части прямо перед Олесинской. Стоящую около «Мозаики» машину было видно прекрасно. Гутюша последовал моему примеру и размышлял вслух, обсуждал кандидатуры возможных шепталыциков. Он желал снять с себя всякие подозрения и тем самым снимал их с меня. Очень даже похвально.

Медики вышли из кафе, сели в машину, недоумка не вынесли. Значит, все…

— Ну, я пошёл, — сказал Гутюша. — Это, как его, такими колечками, цепляются друг за друга и звенят…

— Цепь.

— Вот именно. Здесь ждать нечего, я хочу поймать тут одного, пускай поглядит, где пса с цепи раскапывают. Если что надыбаю, сообщу.

Я согласилась. Сама тоже отправилась домой. Шутки кончились, необходимо серьёзно поразмышлять…

Разного рода маний и заскоков касательно прослушивания телефона у меня не наблюдалось, но был период, когда со связью и вправду творилось нечто фантастическое. Набрав наполовину номер, я вклинивалась в чужой разговор, однажды дала какой-то пани медицинский совет, случалось, подняв трубку, соединялась с кем-нибудь намертво, в мои разговоры врывался кто-то посторонний, сумасшедший дом, одним словом!

Я почти привыкла к этому: с минуту могла слушать чужой разговор исключительно из любопытства, сколь долго люди могут трепаться. Благодаря телефону однажды узнала, где можно купить импортные перчатки, чешские, с длинным манжетом, в другой раз поняла, каким способом сопровождающий спёр половину перевозимой арматуры для ванной, а как-то раз услышала нечто, оставшееся в моей памяти навеки.

— ..могильщику из-под лопаты, — сказал какой-то тип.

— Думаешь?.. — сомневался второй.

— Не будь кретином.

— Вот именно, мне тоже так показалось, хотя, по видимости, случайность…

— Какая там случайность, кокнут тебя, идиот, с твоим холерным рвением, тоже мне законник нашёлся! Да отвали ты от этого, откажись!

— И что, дать письменный отказ? Сидеть на заднице и ждать, что им в башку стрельнет?

Оба голоса занервничали. Я слушала не переводя дыхания.

— Ты усвой, — предостерегал первый. — Это не наш старик решает, а выше. На него тоже давят. Откуда звонишь?

— Из будки.

— Ладно, тогда чисто. Тебе просто подфартило. Уверяю тебя. Открестись от этого дела, и конец. Переведись, сиди тихо, а после уйди из фирмы по здоровью и займись чем другим. Я диву даюсь, что ты ещё в живых ходишь!

— Благодаря кошке. Пожалел я кошку… С трубкой, прижатой к уху, я застыла как гранитный памятник самой себе. Дышать вообще перестала. К этому второму тотчас же почувствовала живейшую симпатию: исключительно красивый голос, к тому же ещё любит кошек. Честный тип. В самом разговоре ощущалась какая-то особая атмосфера, притягательные интонации, манящая, жутко интригующая неопределённость. Почему-то я была глубоко уверена: беседуют не преступные элементы, а так называемые законопослушные граждане, и таинственная угроза второму есть результат служебных пертурбаций, а не страшная месть и преследование. Про сопровождающего с арматурой я уже давно слышала, и он как-то невольно связался у меня с тем, что звучало в трубке теперь: этот, с кошками, старается противостоять махинаторам и начальству его сопротивление не по нутру. Приятель ему талдычит, как мужик корове на меже…

— У меня улики, целый ворох, не придерёшься! — мрачно сообщил тот, с кошками.

— Все побросай в болотце, — посоветовал приятель. — Они в курсе насчёт улик?

— Черт их разберёт. Возможно, догадываются.

— Так вот, слушай: я похорон не люблю. Брось ты все это! Где они у тебя, эти улики?

— Не дома же. Ладно, ты прав, убедил, я отваливаю.

— Послушай-ка! Передай все Рысеку. То есть передай, что надо, только так, вроде это и все, а больше ничего нету. Сечёшь?

— Может, и в самом деле в последнее время одурел, да не до такой же степени. Итак, дальше мы с тобой не знакомы?

— Через пару лет познакомимся. Когда будешь вкалывать в кооперативе «Паяц» или ещё где. Или когда и я полечу.

— Нет, тебе не стоит. Постарайся остаться.

— Да уж как выдержу. Не поверишь, но у меня тоже много кое-чего в печёнках сидит. Долго говорим, привет.

— Привет. Бог тебе в помощь…

Они разъединились, и я наконец задышала свободно. Запомнила каждое слово, поскольку каждое слово рождало живые картинки. Передо мной вовсе не стоял мой книжный шкаф, а бежала вереница образов: могильщик с лопатой, какая-то государственная бумага, телефонная будка, кошка, болотце, похоронная процессия под дождём на кладбище, таинственная улика в виде ножа, пачки фотографий большого формата, масса документов в картонной папке и, наконец, отвратительный паяц в клетку. Моя память, как правило, удерживала навсегда подобную серию картинок.

И как раз теперь услужливая память подкинула кое-что из своего запаса. Я неожиданно поняла весь смысл и словно бы сделалась свидетелем продолжения. Кто-то что-то расследовал, настаивал, добивался своего: Павел, приятель недоумка, сам недоумок… Вдруг от страха за Павла сдавило горло. Он тоже говорил со мной по телефону, а ведь подслушали же недоумка. Кто стоял у него за спиной или попросту держал параллельную трубку?

Вдруг очередь за мной, ведь так или иначе я вляпалась в эту историю! И я применила единственный метод, который мог дать результат: извлекла большой лист в клеточку и принялась рассуждать на бумаге.

Определённо и ясно обозначилось место действия. Все сходилось на Праге: логово перенесли на Прагу, мальчик пропал на Праге, хиппи тоже, недоумок узнал нечто конкретное о махинациях на Праге и тут же был убит. Даже Божидарова ложь касалась подвалов на Праге…

Возможно, я бы трижды подумала, лезть или не лезть в заваруху, если бы не вспомнила о Божидаре. Неприятностей вообще-то и так предостаточно: недоумок на моей совести, терзаюсь из-за Павла, опасаюсь за Гутюшу, неужели ещё и столь желанную связь придётся порвать. Словом, с ума я спрыгнула окончательно, а бунтарское, агрессивное, ослиное упрямство подгоняло вопреки всем доводам разума: назло что-нибудь да разузнаю!

Через пятнадцать минут была уже на Праге.

Остатки благоразумия, видимо, ещё сохранила — машину оставила довольно далеко и во двор пробралась пешком с задов. Было ещё светло, сумерки едва надвигались. Проходя в глубь двора, я подумала, что следовало бы захватить рулетку. Какую-нибудь, хоть маленькую, двухметровую — у меня была такая дома — или хоть обычный сантиметр. Черт знает зачем я сюда приехала, а так могла сделать вид, проверяю, мол, обмеры — мы, кстати говоря, забыли о высоте двух ступеней при входе. Но увы, поздно спохватилась.

А вдруг?..

Я прошла четыре шага, размышляя о маленькой рулетке и портновских сантиметрах. Все это валялось где-то дома, правда, рулетка давно не попадалась, хотя всегда лежала в углу на полочке; а как я измеряла ширину полки в магазине, не на глазок же? В сумочке не наводила порядок целые века. На пятом шагу я оказалась как раз около щебневого развала, шестого не сделала. Присела на корточки, поставила сумку на обломок бетона и начала выгребать содержимое.