Свистопляска - Хмелевская Иоанна - Страница 23

Затем я разыскала сержанта и вручила ему похищенное.

Инструкция, с которой я ознакомилась в положенное время, оказалась длинной и сложной. Видимо, Болек сокращённо переписал её для себя, а мне оставил оригинал. Оригинал очень хорошо сохранился и, похоже, не собирался исчезать. По форме это было школьное сочинение, написанное детским, ещё не устоявшимся почерком. Ни начала, ни конца, вроде как фрагмент сочинения. Вот он:

«…сразу отправился к лодке и забрал сестренкину игрушку. Потом пошёл домой, закутал игрушку в купальную простыню и опять принёс на пляж, хотел сделать сестрёнке приятный сюрприз. На пляже подождал, пока не пришёл папа, весь полосатый, и положил игрушку на песок рядом с папой, а сам пошёл купаться и сделал вид, что забыл об игрушке. Папе пришлось игрушку забрать самому. А потом он вернулся домой, взял сумку и отправился на автовокзал, потому что собирался на автобусе съездить на полдня в Эльблонг. А на автовокзале ошибка вышла. Он поставил свою сумку рядом с точно такой же сумкой какого-то бородатого мужчины, и они перепутали сумки. И поэтому он никуда не поехал, а вернулся домой».

На этом кончался листок в клеточку, вырванный из школьной тетради, и можно было подумать, что сочинение не закончено. Ничего не скажешь, идея неплохая! Потерялся листок какого-то школьного сочинения, никто не подумает, что такую чушь писал взрослый, и в то же время инструкции ясные и понятные.

Мужчина в полосочку явился на пляж перед самым обедом и лёг загорать на видном месте, на склоне дюны. Полоски просто бросались в глаза: полосатые плавки, полосатая рубашка, полосатая подстилка, на которой разлёгся этот тип, и ко всему прочему ещё и огромный мяч в полосочку, который этот тип принялся лёжа демонстративно подбрасывать, привлекая к себе внимание. Лицо типа разглядеть не удалось, оно было густо намазано то ли кремом от загара, то ли мазью от прыщей, к тому же на глаза надвинута кепка, разумеется, тоже полосатая. Так я и не поняла, тот ли это, что на рассвете бросал в море камешки, или кто другой.

Передача ему свёртка с медведем прошла без осложнений. Болек случайно проходил мимо, случайно уронил рядом с полосатым большую сумку и, не оглядываясь, проследовал прямиком в море. Обилие полосок исключало ошибку.

Я рискнула забежать домой, чтобы смыть с себя морскую соль, да и сигареты все вышли. В обеденное время Зигмусь мне не угрожал, а вот сержант мог заглянуть по делу.

Принимая душ, вытираясь, одеваясь в чистое, я все время раздумывала сразу над десятью проблемами. Ну, например, кому нужна эта идиотская конспирация, которая так осложняет жизнь? И что мне будет за украденное из «Пеликана» имущество? Разумеется, я не насовсем украла, только на время позаимствовала, но прекрасно отдавала себе отчёт в том, как могла прокуратура расценить этот заём.

Ведь у нас как бывает? Украли «мерседес», разбили в лепёшку, милиция передала документы в прокуратуру, и та с ходу прекращает дело «по причине его незначительного общественного вреда». А вот факт похищения мною стакана, подносика и двух щёток наверняка будет расценён прокурором как преступление, подрывающее устои государственной экономики.

И вот как раз в тот момент, когда я решала, сколько же лет получу и есть ли у меня шансы отделаться условным наказанием, явился Яцек. И сразу быка за рога:

— Надо поговорить, а я не знал, как лучше организовать. Писать письма — долго идут, телефон — не все скажешь, да и нет уверенности, что застану здесь пани и непременно одну. Вот я и решил приехать. Вечером должен вернуться. Вам удалось что-нибудь узнать?

— Немедленно выходим! — крикнула я в ответ. — Скоро два, того и гляди Зигмусь появится.

— Что такое Зигмусь?

— Мой кузен. На редкость въедливая личность. Ага, на всякий случай предупреждаю — он считает, что Болек — это ты.

— О Езус! Кто такой Болек?

— Так, один человек. Зигмусь мечтает обделать с тобой дельце.

Яцек рефлекторно взял у меня из рук пляжную сумку и нахмурился.

— А откуда он вообще знает обо мне? Я виновато вздохнула.

— Несчастный случай. Пошли, все тебе расскажу. Тут и без того такая пошла свистопляска, черт ногу сломит, а уж Зигмусь делает мою жизнь и вовсе невыносимой. Мне приятнее встретиться с гремучей змеёй, чем с ним. Скорей, бежим, Зигмусю жутко везёт на встречи со мной, как я ни стараюсь — заловит непременно.

— Мне бы поесть…

— Сейчас найдём какое-нибудь тихое местечко.

Тихим местечком оказалась «Межея». Нам повезло, освободился столик внутри, на террасе я бы не решилась сидеть, слишком на виду, соколиный глаз Зигмуся непременно засёк бы меня. Мы поотдавали лишние стулья многодетным семействам и остались за столиком вдвоём с гарантией, что к нам никто не подсядет.

Начала я с того, что рассказала Яцеку о Болеке, покаялась и попросила прощения за совершённую глупость.

Яцек не зациклился на моей глупости, деловой человек, он сразу уловил суть случившегося с Болеком.

— Кретин ваш Болек, — безжалостно заявил он. — И влип в очень нехорошую историю. Надо будет подумать… Ладно, постараюсь не забыть, что он — это я. Так удалось пани что-нибудь узнать для меня?

С облегчением вздохнув — меня все-таки грызла совесть, — я доложила о последних своих достижениях и сообщила, что к нашему расследованию подключился сержант Гжеляк. Яцек слушал внимательно, нахмурившись по своему обыкновению. Привычка, перешедшая к нему от Гавела. И опять горестно сжалось сердце.

— А пани уверена в этом полицейском? — спросил Яцек. — Не могли его нам подсунуть, чтобы сбить с толку?

— Вряд ли кто мог знать, что у меня кончится весь арабский порошок и я побегу к знакомому крыницкому коменданту. Да нет, я уверена — сержант честный человек, и не только нам помогает, но и ему самому давно претит вся эта коррумпированность полиции и мафиозных структур, как у нас в газетах выражаются. А что, у тебя есть основания полагать, что полицейские чины от мала до велика будут швырять нам камни под ноги?

— Вот именно! — отрезал Яцек и опять нахмурился. — Ведь я вроде бы не новичок, знаю, что у нас происходит, но когда вот так конкретно на каждом шагу сталкиваешься с пакостами, волосы встают дыбом. Сплошное смердящее болото. И хотя уверен, вам это будет не в новинку, все-таки послушайте.

И я послушала. В угрюмом молчании, не прерывая, узнавала я о расправах с людьми, осмелившимися вывести на чистую воду махинации заправил чёрного бизнеса, их подозрительные валютные операции, об необоснованном предоставлении кредитов крупнейшими банками страны, о полнейшей безнаказанности преступлений и финансовых и уголовных, о пренебрежении всеми законами, процветании наркобизнеса и автомобильных мафий, коррумпированности властей и органов правопорядка, роскошной жизни представителей недавней номенклатуры. Зная обо всех этих преступлениях, Гавел постепенно добрался до самой верхушки мафиозных структур, у него были свои методы и свои возможности. И он решил не только информировать кого следует об известных ему махинациях, но и представить документированные доказательства. И не успел…

— У меня получается, — продолжал Яцек, — что отец больше всего был опасен преступникам в этом их последнем предприятии. Ну, «последнем» чисто условно, оно давно подготавливается. Сейчас у меня на примете восемь человек, непосредственно замешанных в этом деле и достаточно влиятельных, которые могли дать распоряжение заткнуть отцу рот.

— А что за последнее мероприятие? — поинтересовалась я. — С чем оно связано?

— Алмазное, — ответил Яцек. — Ну что вы на меня так смотрите? Алмазное в буквальном смысле, не переносном. Русские похищают их у себя на алмазодобывающих предприятиях, производят огранку, нелегальную, но на уровне мировых стандартов, и переправляют нам, от нас же бриллианты отправляются дальше, на Запад. Этим уже наши занимаются. Механизм взаимодействия отлажен тоже на уровне мировых стандартов, дисциплина железная, с людьми обходятся круто, прибыли же баснословные. С деталями этого грандиозного предприятия я знакомлюсь постепенно. К сожалению, отец не оставил никаких записей, все держал в голове.