Свистопляска - Хмелевская Иоанна - Страница 19

Я разозлилась жутко и высказала все, что по этому поводу думала. Нет, комендант не вышвырнул меня за дверь, даже, по-моему, не особенно рассердился. Глядя в потолок, он стал говорить о посторонних вещах. О том, например, что даже полицейские не работают по двадцать четыре часа в сутки. Отработал — и свободен. А в свободное от работы время полицейский может заниматься чем ему заблагорассудится. Один отправляется на рыбалку, второй — к знакомой девушке, третий пялится в телевизор, а четвёртый, к примеру, повышает квалификацию. Имеет право человек на такое невинное хобби? Взять хотя бы молодого сержанта Гжеляка, которого на летний период прислали из Эльблонга для усиления местных полицейских сил. Парень с головой и не откажется со мной пообщаться. А как я?

Я тоже не отказалась, а поскольку сержант Гжеляк как раз забежал в комендатуру за оставленными здесь ластами, чтобы немного поплавать — на дежурство ему заступать только в восемнадцать, — то мы сразу же и пообщались, не откладывая. Познакомив нас, комендант отправился по делам, предоставив свой кабинет в наше распоряжение.

— Я насчёт покойника на пляже, — начала я без обиняков.

— Пани может не продолжать, — перебил меня сержант. — Я в курсе, сам присутствовал при обнаружении тела и все знаю.

— И заключение патологоанатома?

— И заключение.

— Очень хорошо, а о паршивом аконитине пану что-нибудь известно?

— И даже довольно много, специальную литературу прочёл.

— Ну и что вы думаете по этому поводу? На этот вопрос сержант не дал ответа, только посмотрел на меня как-то странно. Думаю, я правильно поняла выражение его лица, но одного выражения лица мне было мало, хотелось полной ясности. В конце концов, если ценит помощь общественности, если его хобби — повышать свою профессиональную квалификацию, так пусть воспользуется представившейся ему счастливой возможностью пообщаться со мной, а для этого требуется полное доверие обеих сторон.

— Тюкнули его, пан сержант, и я даже понемногу начинаю догадываться — почему. Могу сказать. Хотите?

Сержант хотел.

— Покойный уже долгие годы занимался крупным бизнесом, настоящим, честным. Я знаю, мы знакомы лет тридцать. В своём деле разбирался прекрасно и безошибочно чувствовал малейшее жульничество. В последние годы, сами знаете, развелось у нас бизнесменов что собак нерезаных, в основном мошенников и прохиндеев. Гавел, как мог, воевал с ними, уж такой он борец по натуре, вот и сунул палку в муравейник. Подробности узнаю, когда поговорю с его сыном, он скоро приедет. А мне доводилось слышать о честных предпринимателях, пытающихся бороться с мафиозными структурами, и о том, как этим предпринимателям затыкали рты, просто-напросто их убивая. Гавел не первый, боюсь, и не последний. Я хочу найти сначала исполнителя, чтобы от него по ниточке добраться до заказчика убийства. Убийство заказное, это ясно.

Сержант внимательно выслушал меня, не перебивая, и взволнованно произнёс:

— И я об этом знаю, приходилось сталкиваться, да что толку? Несчастный случай или естественная кончина, и все тут. Сам сколько раз бывал свидетелем того, что расследование уже добиралось до преступника, но прокуратура неожиданно прекращала дело за отсутствием факта преступления. Более того, случалось — хватали преступников на месте преступления, арестовывали, а прокуратура приказывала их освободить «за недоказанностью»…

Туг сержант явно прикусил язык, полагая, что сказал больше, чем следовало, в конце концов, мы с ним только что познакомились. А может, полагал, что выдал служебную тайну? Так эта тайна была мне прекрасно известна. Я обрадовалась и не стала этого скрывать.

— И выходит…

— ..я с самого начала знал — это было убийство, и решил для себя — непременно займусь этим делом, чего бы мне это ни стоило. И даже уже начал, признаюсь пани.

— Знаю! — подхватила я. — Вы разговаривали со швейцаром «Пеликана».

— Разговаривал, — мрачно подтвердил сержант. — Сказал бы я, что мне дал этот разговор, да выражаться при даме не хочется.

Мне, напротив, уже давно ни один разговор не доставлял такого удовлетворения. Я даже успокоилась, ярость мою как рукой сняло.

— Тогда, пан сержант, послушайте меня. Я от швейцара кое-что все-таки узнала, да и кроме этого…

И я рассказала сержанту обо всем, что узнала в ходе своего частного расследования. Сержант слушал внимательно и с некоторыми моими выводами согласился. Например, что размашистый недоумок и в самом деле является подозреваемым номер один и его непременно следует искать. Одобрил также мою эпопею с отпечатками пальцев, осудив одновременно её техническое несовершенство. Тут же извлёк из шкафа чемоданчик, видимо, непременную принадлежность следователя, раскрыл, и я с величайшим удовлетворением констатировала наличие в чемоданчике большого количества специального порошка для закрепления и снятия отпечатков пальцев.

Напоследок я преподнесла сержанту ещё один сюрприз.

— Если вы думаете, что это все, то глубоко ошибаетесь, — заявила я, не поднимаясь с места и заставив и сержанта сесть. — Тут такое дело… Вторая афёра. Сейчас я пана с ней познакомлю, и только тогда вы поймёте, какая же каша здесь заварилась…

С нетерпением поджидала я Болека на автовокзале. Время шло, а его не было видно. Но вот подъехал автобус из Песков, из автобуса выскочил Болек и сразу увидел меня. Молодец, не задерживаясь развернулся и целеустремлённо направился к почте. Под мышкой он нёс мой матрас, надеюсь, с подушкой в середине.

Вздохнув с облегчением — до встречи с сержантом оставалось совсем немного времени, — я двинулась вслед за Болеком.

Надо признать, сержант оказался хорошим помощником, и ещё до ужина я смогла подбросить обратно похищенные из столовой «Пеликана» предметы сервировки. Вдобавок были профессионально обработаны три стула из той же столовой-ресторана, так что в настоящий момент ничто не мешало целиком переключиться на Болека с его наркотиками.

Ни с того ни с сего я вдруг изменила мнение относительно необходимости соблюдать конспирацию — думаю, просто терпения не хватило, ну не могла я ждать, пока мы с ним доберёмся до почты!

— Эй, проше пана! — заорала я на всю улицу, высунувшись из окошечка автомашины.

Мужчины на улице все, как один человек, обернулись в мою сторону, в том числе и Болек. Я энергично принялась махать ему рукой, продолжая кричать:

— Проше пана, я за матрасом! Он у пана, большое спасибо, теперь я могу его взять!

Болек остановился, немного поколебался и неуверенно направился ко мне. Остальные, поняв, что мои крики к ним не относятся, отправились по своим делам, происшествие не было из ряда вон выходящим. А я продолжала орать на всю улицу — на всякий случай, кто знает?..

— Спасибо, огромное спасибо, я так пану признательна! Могу подбросить вас, куда надо! Не стесняйтесь, прошу, прошу!

Мои вопли гремели по всей округе и наверняка неслись по водной глади залива до государственной границы. Болек понял, что следует подчиниться. Деревянным шагом, не сгибая коленей, он перешёл мостовую и влез в машину со своей ношей.

— Так и помереть недолго, — убеждённо заявил он, — вон как сердце колотится! Не хотелось бы обижать вас, но, честно признаюсь, я подумал, уж не спятила ли пани. И не знал, что делать — притвориться глухим или бежать куда глаза глядят.

— А что, по-твоему, плохо получилось?

— Нет, не очень плохо, средне…

— А почему? Я плохо притворилась? Хотела, чтобы все поняли — мы незнакомы.

— Думаю, все так и поняли, что я у незнакомой дамы свистнул матрас, а она за мной на машине погналась. Уж и не знаю, как лучше…

— Неважно, главное, побыстрее нам пообщаться. Ты почему приехал на автобусе? Ездил в Лесничувку?

— Нет, просто сел в автобус и ездил до Песков и обратно, чтобы они не могли меня поймать, ведь пани сама велела, а ничего лучшего мне не пришло в голову. И видите, в самом деле не поймали.

— А как тебе удалось отвязаться от Зигмуся? — спросила я с любопытством, испытывая лёгкие угрызения совести: ведь бросила парня на съедение этому зануде кузену.