Слепое счастье - Хмелевская Иоанна - Страница 27

Тереска проанализировала ситуацию.

— А ключи от квартиры у вас? — спросила она.

— Ключи у меня…

— Ну, так зачем же так огорчаться. Я вам помогу. Поймаю такси и провожу вас, вот только дождусь ответа.

Жена идиота горестно вздохнула.

— Но у меня же совсем нет денег! Кое-что мне здесь покупали, эта телеграмма… вот и кончились! Я же не знала. И дома ни гроша, только на книжке, но не помчусь же я с новорождённым стоять очередь в сберкассе!.. О Боже, что этот кретин натворил! И угораздило же его в этих Мослах!.. Не мог хоть где-нибудь поближе…

Тереска быстро подсчитала про себя имевшуюся наличность.

— Не расстраивайтесь, я вам одолжу. На такси хватит, и кое-что на первое время… В магазин, к сожалению, я сходить не смогу, у меня у самой такие дела…

— В магазин я соседку попрошу, — сразу ожила жена идиота и снова заплакала, теперь уже от радости. — Как я вам благодарна! Спасибо огромное! Вы себе представить не можете, что значит выйти с ребёнком на руках из роддома, совсем одной, да ещё без денег! Вы — просто чудо!

— То ещё чудо, — скромно заметила Тереска. — Все будет хорошо, только мне надо дождаться записки от пани Беднарской…

Ответ наконец пришёл. В записке был долгожданный адрес и тысяча вопросов, которые Тереска проигнорировала. Заходя в лифт с младенцем на руках вслед за своей новой знакомой, девчонка подумала, что этот год в её жизни исключительно урожайный на детей и если так пойдёт дальше, то страшно подумать, чем оно может кончиться. Она оставила в комнате крепко спящего малыша и двести злотых и побежала по своим делам, провожаемая словами благодарности и слезами.

— Надо издать закон, запрещающий командировки мужьям, чьи жены собираются рожать, — категорически заявила Шпулька поздним вечером. — Это же надо, ломать руку в каких-то Мослах… Буду выходить замуж, обязательно впишу в брачный контракт. Слава Богу, что эта их мать успела на последний автобус, а то до утра я бы точно спятила!

— У тебя же в запасе было отделение милиции, — напомнила Тереска. — Теперь-то как, мы уже свободны?

Шпулька оглянулась на соседскую квартиру, из которой обе только что вышли, и где энергичная мать соседки занялась внуками, и облегчённо вздохнула.

— Вот именно — свободны. Я себя чувствую будто вышла из тюрьмы, или, ещё лучше, с каторги вернулась. Ну, теперь можешь все мне рассказать о вожде и о Робине, ведь я-то прекрасно понимаю, что ты из-за них угодила в этот ад…

3. Привидение

Над раскрытой гробницей скифского вождя сверкали вспышки фотоаппаратов и стрекотали видеокамеры. Доцент Вишневский, от возбуждения ещё более суетливый, чем обычно, оказывался во всех местах сразу. Он пригласил первооткрывателей захоронения на торжественную презентацию и теперь играл роль как бы хозяина дома. Тереску, Янушека и Шпульку отпустили из школы, Зигмунту не надо было отпрашиваться, у него учебный год начинался позже. Сейчас он стоял рядом с сестрой, слегка разочарованный, так как ожидал чего-то вроде гробницы фараонов, а увиденное показалось ему слишком скромным: ни золотого трона, ни саркофага из чистого золота с инкрустациями…

В погребальной камере несомненно находился вождь. Правда, вид у него был не особо презентабельный: рассыпавшийся на кусочки скелет. Зато богатое убранство однозначно свидетельствовало, что здесь похоронена высокопоставленная особа. К сожалению, не все вещи оказались золотыми, и Зигмунт почувствовал себя обманутым. Зато доцент Вишневский был на седьмом небе от счастья. Время от времени он разражался достаточно бессвязными восклицаниями на тему эпохального открытия, дирижируя при этом двумя загнанными фотографами и требуя от них увековечения всех мельчайших фрагментов находки. По его мнению, они жутко копались и работали небрежно, спустя рукава, а необходимо было запечатлеть абсолютно все и именно в том виде, как оно сохранилось в течение этих двух с половиной тысяч лет!

Шпулька не обращала внимания ни на восклицания доцента, ни на ворчание брата. Глядя на кое-где поблёскивающую золотом могилу, она млела от счастья, с чувством глубокого удовлетворения вспоминая те ужасы, что ей пришлось пережить во время рачьей эпопеи.

— Извините, пожалуйста, вы не могли бы подвинуться, я должен с этого места… — обратился к девчонке один из фотографов, высокий и худой, с длинной шеей и огромным кадыком. Шпулька отошла в сторону. Фотограф сделал несколько снимков и начал устанавливать штатив. Рядом с ним возник один из сотрудников доцента и принялся на чем-то настаивать.

— Я же тебе сказал, не могу, — слегка раздражённо ответил фотограф. — Почти весь ноябрь проторчу в этих Мослах, раз уж обещал. Теперь неудобно отказываться.

— Ну, ты бы мог оттуда вырваться на денёк-другой, — убеждал его учёный. — Со штатива не получится, если уж сверху, то с лестницы.

— С лестницы я уже сделал.

— Так как? Подъедешь?

— Не выйдет. Если бы хоть поближе, а то эти чёртовы Мослы во-о-н где…

Шпульке показалось, будто она слышит какое-то знакомое слово. Ага, Мослы. Тереска рассказывала о муже, который переломал себе мослы… Нет, не так, который что-то себе сломал в Мослах..

Девчонка поискала глазами подругу и обнаружила её по другую сторону захоронения. Тереска сияла гораздо ярче, чем золото из гробницы, так как рядом с ней стоял Робин, в которого она, разумеется, ни чуточки не была влюблена… Шпулька с пониманием покачала головой и снова погрузилась в созерцание могилы.

Доцент Вишневский пригласил всех на торжественный обед, состоявший в основном из раков Зигмунт первым отреагировал на приглашение, потянул за руку погруженную в блаженный транс сестру и позвал Тереску. Ребята подошли к Янушеку, сидевшему на большом камне.

— Я сижу на двух с половиной тысячах лет, — гордо заявил тот.

— А я-то думала — на заднице, — буркнула Тереска.

— Без разницы. Это ритуальный камень из захоронения. Так сказали. Разрешили на нем посидеть, только чтобы номер не стёрся. Гляньте, все камни пронумерованы и сфотографированы каждый с двух сторон. Это вам не просто булыжники!…

— Кончай трепаться, пошли на пир, — оборвал его Зигмунт.

Янушек категорически отказался Не от пира, а от того, чтобы слезть с камня Он твёрдо постановил досидеть на нем до конца, до самого отъезда — другого такого случая не представится. А посему мальчишка решил использовать этот единственный, выпавший ему раз в жизни, и уж насидеться всласть на двух с половиной тысячах лет! Кому из его приятелей такое удавалось!

Шпульке вдруг стало завидно, и она выпросила у доцента позволение посидеть на другом камне, тоже с номером. В результате пир прошёл довольно оригинально, так как все блюда приходилось таскать к двум «сидельцам». Правда, все отнеслись к этому с пониманием, а в середине ужина к ним присоединился фотограф с кадыком, сбежавший от настойчивых уговоров учёного. Они с Янушеком тут же углубились в страшно увлекательную беседу об электропроводке. Абсолютно не разбиравшаяся в этом Шпулька даже не силилась понять, в чем суть дела.

После длительного и профессионального обмена мнениями Янушек поинтересовался, откуда это фотограф так хорошо разбирается в электричестве.

— А я вовсе не фотограф, — ответил тот. — Я по профессии электрик и работаю в проектном бюро, а фотография — моё хобби. Специализируюсь на съёмке произведений искусства, архитектурных памятников, фрагментов интерьеров и т. п. Это мне и в работе помогает…

— А что вы в Мослах будете делать? — вырвалось у Шпульки.

— В каких-таких мослах? — неуверенно спросил Янушек и кивнул в сторону захоронения. — В тех, что здесь?

— Нет, это посёлок так называется, — пояснил фотограф-электрик. — Мослы. Там у меня двойная работа. Надо провести инвентаризацию электрохозяйства и сделать фотографии некоторых архитектурных деталей. В замке. А что, вам эти Мослы знакомы?

— Нет, я только о них слышала. Случайно. Там один тип руку сломал.

— Это вы серьёзно? — фотограф почему-то разволновался. — Руку, говорите, сломал? В Мослах? Вы уверены ?