Просёлочные дороги [Окольные дороги] - Хмелевская Иоанна - Страница 41

— Да ведь это же Тоньча! — с изумлением произнесла мамуля. — Там точно такие дороги, одна прямиком упирается во дворец Радзивиллов, а вторая — в хату нашей бабки…

Мы молча смотрели на мамулю, не оценив ещё во всей полноте значение открытия.

— И часовенка там есть, — все больше оживлялась мамуля, — тут же за парком, такая маленькая, побелённая. А те дороги, что в одну сливаются, я прекрасно помню, всегда в этом месте стояла большая лужа, меня ещё в неё кабанчик сбросил, когда я ехала на нем. В белом платье!

Мы по-прежнему молчали.

Наконец тётя Ядя слабым голосом поинтересовалась:

— А зачем ты ездила на кабанчике?

— Меня на него посадил Петрусь, младший мамочкин брат. Мне тогда было лет пять, ему не намного больше. Кабанчик страшно перепутался, выскочил за ворота и сбросил меня прямо в ту лужу. Ну и досталось же нам с ним тогда!

— Кабанчик не виноват, — вступилась Тереса за животное, но её перебила Люцина:

— Слушайте, она права! Это и в самом деле Тоньча. Я и ряд высоких деревьев помню. А с другой стороны забор подходит к самой хате. Так?

— Да, так, — ответил Марек. — Прошу ещё немного послушать, осталось совсем мало. У хаты, метрах в шести — колодец. Усадьба очень большая, участок вытянут в длину. Приблизительно посередине, ближе к забору, стоит какая-то сельскохозяйственная постройка, похожая на амбар…

— …а за ним хлев и коровник! — взволнованно подхватила Люцина.

— Километрах в восьми от этой деревни, название которой начинается на букву «Т»…

— …Тоньча, я же сказала! — воскликнула мамуля.

— …находятся земельные участки без построек, которые называют Волей.

— Точно, Воля! — обрадовалась Люцина. — Там ещё летом всегда устраивали лагеря для школьников.

Громкое раскатистое «прррр» прервало её воспоминания. Все вздрогнули, не исключая и отца, так громко и неожиданно оно прозвучало. Фырчала тётя Ядя. Фырчала раскатисто, самозабвенно.

— Что с тобой? — бросилась к подруге Тереса.

— «Прррр», не понимаете? На той карте стояло непонятное «пр». «П» и «Р», палац Радзивиллов! Дворец Радзивиллов!

— Все это прекрасно, — сказала Люцина после того, как нами окончательно и бесповоротно, хотя и с безграничным изумлением было установлено, что речь идёт действительно именно об этом кусочке нашего отечества, — все это прекрасно, но все равно никак не проясняет тайны. Только ещё больше её скрывает. Откуда вдруг этот человек знает Тоньчу времён нашего детства? Наверняка теперь там все по-другому.

— Не можете ли вы сказать, что стало с колодцем? — спросил Марек.

— С нашим колодцем? — удивилась мамуля. — Да ничего с ним не стало. Колодец был в порядке. Раз, правда, свалилась туда подушка из гусиного пера, но бабушка велела её достать. А так нормальный колодец. Мы из него брали воду.

— А когда вы последний раз были в Тоньче? Мамуля с Люциной принялись подсчитывать, и получилось, что более сорока лет назад. Тереса в подсчётах не принимала участия: она была слишком молода, чтобы помнить те отдалённые годы.

— Как бы мне хотелось съездить туда ещё разок! — вздохнула мамуля.

— Поедем! — не подумавши пообещала я, ибо понимала, что дело идёт к тому, но Марек так на меня взглянул, что я прикусила язык, а потом неуклюже попыталась исправить сказанное:

— Только не сразу. Ведь у нас столько дел накопилось! Надо бы вернуться в Варшаву, постирать, то да се…

— Постирать можно и здесь, — перебила полная энергии мамуля. — Найдётся здесь прачечная?

Я сидела слишком далеко от Лильки, чтобы толкнуть её в бок, и она, к моему отчаянию, ответила честно и бесхитростно:

— Конечно, найдётся. У нас здесь очень хорошая прачечная и химчистка тоже. Да и моя стиральная машина стирает замечательно. Никаких проблем!

— Значит, устраиваем стирку, а потом — в Тоньчу! — подхватила Тереса. — Мне тоже очень хочется там побывать.

Как я ни старалась, изменить решение семейного совета не удалось. От мамули услышала, что я «выродок какой-то, а не дочь», известно ведь, что в Варшаве мамуле придётся производить стирку собственноручно, а это всегда чревато ухудшением здоровья, здесь же, в прачечной или в Лилькиной стиральной машине, все произойдёт самым безболезненным образом.

Большинством голосов было решено — стирку устроить в Чешине.

— Кто тебя тянул за язык с этой поездкой в Тоньчу! — отчитывал меня Марек поздно вечером, когда мы остались одни — я отвозила его в Зебжидовице. — Теперь никакая сила не удержит их от поездки туда, а мне хотелось бы без помех кое-что проверить.

Ехали мы не торопясь, надо было многое обсудить, а до его поезда было ещё больше часа.

— Сама понимаю, глупость сделала, — призналась я. — А что тебе надо проверить?

— Мне бы хотелось выяснить, кто такая миссис Уолтерс. Может быть, все дело в ней? Потому что оба Доробека ничего интересного собой не представляют. Разве что одна деталь: старший Доробек стал отцом младшего в возрасте девятнадцати лет, но это законом не преследуется.

— И напрасно! Не огорчайся, что-нибудь с Лилькой придумаем. В крайнем случае, она устроит грандиозную сцену своим родичам за то, что обижают её, покидая так скоро.

— Те на своём «пежо» преследуют вас с самого начала, с Сопота. В Свебодзицах нашли бумажку с вашим адресом, вы её, наверное, потеряли? Охотятся за Тересой упорно и настойчиво. Боюсь, могут её и… могут сделать с ней что-нибудь нехорошее, потому что сильно нервничают. Это любители, а именно непрофессионалы способны на такие ошибки. Нехорошо делается при одной мысли о них.

— Ясно, любители, — ехидно заметила я. — Ты бы, например, уже давно Тересу подстерёг!

— Ясное дело, ничего трудного…

Тут только до меня дошёл смысл сказанного им, и чуть не заехала в кювет. Боже милостивый, ведь, по его словам, Тересу собираются убить!

— Убить Тересу? Ты это хотел сказать?

— Вот именно. И удивляюсь, что до сих пор им это никак не удаётся. Они считают, что Тереса для них опасна. Они так думают, значит, в панике могут и глупость сделать. Следует позаботиться о ней.

Я слушала молча. Сказанное Мареком не укладывалось в голове. Он не шутил, значит, и правда, Тересе грозит опасность вплоть до… Может и жизни лишиться. А из нас до сих пор никто всерьёз не принимал того, что происходит, мы смеялись, шутили, собирались сами устроить нападение на злоумышленников.

Все мои попытки добиться от Марека ясного ответа, в чем же все-таки дело, закончились ничем. Марек отвечал, что и сам толком пока не знает, тоненькая ниточка, за которую удалось ухватиться, ведёт в пашу Тоньчу. Он должен там побывать, разведать и Христом Богом заклинает удержать родичей от немедленного приезда туда. Тогда пиши пропало, с ними ничего не разведаешь.

— Доробеки не замечены ни в каком подозрительном деле, кроме вот этого излишне настырного интереса к Тересе, — задумчиво произнёс Марек. — Никаких афёр, никаких сомнительных делишек, просто ездят по стране, путешествуют, ничего не делают. Большой глупостью с их стороны было похитить Тересу, усыпить её, увезти и запереть в сарае. Если бы она сообщила в милицию, им бы пришлось несладко…

— Она ни за что милиции не пожалуется.

— И, думаю, они это знают, поэтому и позволяют себе. Интересно, откуда знают? Послушай, ты тоже уверена, что на карте именно Тоньча?

— Судя по рассказам, которые я слышу с детства, именно она. Поедешь, проверь: за колодцем должна стоять лавочка, а возле неё растёт большая старая груша. Сколько раз я слышала от Люцины: сидя на дереве, она сбрасывала груши на панаму ухажёра нашей молодой тётушки. Тётушка с ухажёром как раз сидели на той лавочке, а ухажёр почему-то очень не нравился Люцине. Иногда груши попадали и на тётушку. Ты понимаешь, конечно, Люцина тогда была совсем маленькой. Возможно, груши уже пет.

— Так ты говоришь — груша? — с интересом спросил Марек. — За колодцем? Кажется, именно в этом месте поставлен на карте крестик. Сделай все от тебя зависящее, разбейся в лепёшку, но задержи своих в Чешине хотя бы на три дня!