Заезд на выживание - Фрэнсис Феликс - Страница 34

Глава 9

Но, увы. Мне не было суждено провести с Элеонор ни тот вечер, ни ночь.

Я вообще провел с ней крайне мало времени. Ее «пищалка» вдруг включилась, и она выбежала из ложи в поисках тихого места, откуда можно позвонить. Потом вернулась на секунду и сказала мне, что ей срочно надо в Лэмбурн. В больнице возникла какая-то срочность, и связано это было с призовым жеребцом и заворотом кишок.

— Приедешь завтра? — крикнул я вслед.

— Надеюсь, — ответила Элеонор. — Позвони мне на мобильный, завтра, прямо с утра.

И она исчезла. А я удивился своему разочарованию. Неужели наконец «созрел» после семи с половиной лет? Ладно, не пори горячку, не делай поспешных выводов, сказал я себе.

Большую часть дня я провел, блуждая между ложей наверху и парадным кругом. Я твердо вознамерился использовать свободное время и ознакомиться с обстановкой, звуками и запахами ипподрома, пытаясь мысленно подготовиться к предстоящим завтра соревнованиям. Но вместо этого больше думал об Элеонор и Анжеле. Они были совсем не похожи, и в то же время было между ними много общего. Элеонор — блондинка с синими глазами, волосы у Анжелы были каштановые, глаза темные, но обеим было присуще здоровое чувство юмора и любовь к жизни во всех ее проявлениях.

—Ну, за какую будете болеть?

Я посмотрел на мужчину, стоявшего рядом, это он заговорил со мной. Какой-то незнакомец.

—Простите, не понял?..

— За какую будете болеть? — повторил он вопрос и кивком указал на лошадей. Стояли мы у ограждения парадного круга, где водили лошадей, участвующих в следующем забеге.

— О, — наконец сообразил я. — Честно говоря, даже не знаю, кто бежит.

Он тотчас потерял ко мне всякий интерес и продолжил изучать лошадей, которых водили перед ним. Видно, прикидывал, на какую из них сделать ставку.

Я поднялся обратно в ложу, приказал себе выбросить из головы все романтические глупости и обратить внимание на скачки.

— Ну, как он? — шепнула мне на ухо Франческа Дейси. Мы стояли рядом и вместе наблюдали за забегом с балкона.

— Сыт по горло, — шепнул я в ответ. — А во всем остальном о'кей.

— Передай от меня привет, если выпадет такая возможность, — шепнула она прежде, чем отойти, и заговорила с другим гостем.

Сегодняшние скачки с препятствиями для профессионалов на трехмильную дистанцию предназначались, по всей видимости, для лошадей, испытывающих стойкое отвращение к долгим забегам, особенно если учесть, что на финише их поджидала горка со скользкой мартовской грязью. И бедняжки в конце совсем выдохлись. Четыре лошади преодолели последнее, препятствие «нос в нос», после чего точно так же и финишировали, толпа возбужденно ревела, результат мог определить только главный судья и фотографии.

Зрители не унимались и после того, как лошади пролетели мимо финишного столба, в жилах бушевал адреналин, сердца готовы были вырваться из груди, дыхание у всех учащенное — такой возбуждающий эффект произвел этот редкостный, практически одновременный финиш. Лучшие в мире лошади, управляемые лучшими на свете жокеями, дружно стремились к победе. Победа для них — это все. Сладкое чувство победы витало в воздухе.

— Первым пришел номер семь! — провозгласил в микрофон комментатор, что вызвало восторженный рев одних и стон, преисполненный горечи, у других. Рено Клеменс на лошади под номером семь привстал в стременах и победно вскинул кулак, приветствуя публику, — та ответила новым взрывом криков и аплодисментами. Как же я мечтал повторить его достижение в завтрашних скачках!..

Большинство гостей устремились вниз посмотреть на победителя и его лошадь уже в круге почета, куда он и выехал, приветствуемый новой волной криков и оваций. Я же решил остаться. Устал от бессмысленных блужданий по ипподрому, и Элеонор не было рядом, чтоб разделить компанию.

Прямоугольный стол сдвинули к стене, теперь он был заставлен большими подносами с сандвичами и пирожными. Скоро подадут чай. Я с вожделением посматривал на эклер с шоколадным кремом, но выбрал вместо него самый маленький сандвич с огурцом.

—Слышала, вы адвокат, — раздался женский голос.

Я обернулся и увидел Дебору Рэдклифф. С чего это я чуть раньше вообразил, что ей не нравятся адвокаты? Может, потому, что она смотрела на меня свысока? Большинство людей терпеть не могут адвокатов, но лишь до того момента, пока не попадут в неприятности. И тогда адвокат становится их лучшим и, возможно, даже единственным другом.

—Верно, — сказал я в ответ и улыбнулся. — Я барристер.

—А парик носите? — спросила она.

— Только в суде, — ответил я. — Но большая часть моей работы проходит вне зала суда. Я представляю людей на профессиональных дисциплинарных слушаниях и прочее.

— О, — протянула она со скучающим видом. — И еще вы представляете жокеев в разных расследованиях?

— Представлял, — ответил я. — Впрочем, нечасто.

Казалось, она потеряла ко мне всякий интерес.

—Как поживает Перешеек? — спросил я.

—Насколько я знаю, прекрасно, — ответила она. — В данный момент находится в Ирландии, на племенном заводе в Рашморе. Его первый сезон.

Иными словами, выведен на пенсию в возрасте всего трех лет. И всю оставшуюся жизнь проведет, как король, пощипывая свежую травку, отсыпаясь в стойлах и покрывая кобылиц. Не жизнь, а настоящий рай для лошади.

— Но сам он появился на свет не в Рашморе? — спросил я.

— О, нет, — ответила она. — Мы вырастили его дома.

— И где же этот дом, позвольте узнать?

— Неподалеку от Аффингтона, в южном Оксфордшире, — ответила она.

— Там, где Белая Лошадь? — Изображение белой лошади, стилизованное под бронзовый век, было вырезано в дерне до глубины известняковых пород в Аффингтоне, графство Беркшир, в нескольких милях к северу от Лэмбурна.

— Совершенно верно, — кивнула она и стала проявлять ко мне больший интерес. — У нас из окна на кухне почти виден этот холм с Белой Лошадью.

— А вот я ее так ни разу и не видел, — заметил я. — Только на снимках.

— Трудно увидеть, разве что с высоты, — сказала она. — К нам то и дело обращаются туристы, просят показать, где она. Ну, покажешь им холм, а они разочарованы. Потому как Лошадь на самом верху, и ее толком не разглядеть, если туда не подняться. Как ее вообще там соорудили, ума не приложу.

— Возможно, сам факт, что ее нельзя как следует рассмотреть, делает ее несколько зловещей, что ли, — заметил я.

— Пожалуй.

— Помните Милли Барлоу? Она была там, когда родился Перешеек? — спросил я.

— Кого?

— Милли Барлоу, — повторил я. — Она принимала роды у кобылицы.

— Нет, что-то не припоминаю, — ответила Дебора. — У нас все время рождаются жеребята. Прямо-таки лошадиный родильный дом. Привозят отовсюду, лишь бы они разродились у нас, особенно если покрывал их местный жеребец.

— А мне казалось, вы должны помнить Перешейка, — заметил я.

— Почему? Ведь в то время, когда жеребенок появляется на свет, мы еще не знаем, хорош он или плох. И родословная может быть великолепная, а он получается самый обычный. Нам просто повезло.

Определенный смысл в этом был. Каждому известно, что Уильям Шекспир умер 23 апреля 1616 года, но до сих пор доподлинно неизвестно, где и когда он родился. Точно известно только одно: крестили его 26 апреля 1564 года, о чем оставлена запись в церковной книге.

— А почему вас так интересует эта ветеринарша? — спросила Дебора.

— Просто в прошлом июне она покончила с собой. Вот я и подумал, может, вы помните ее в связи с рождением Перешейка.

— А это случайно не та, которая убила себя во время вечеринки? — спросила Дебора.

Я кивнул.

— Помню, какой это вызвало переполох, — сказала она. — Но что она имела отношение к рождению Перешейка… нет, не знала.

— Значит, вы не видели снимок, на котором она с новорожденным Перешейком?

— Нет, — решительно ответила она. — Да и почему, собственно, я должна его помнить?

— Просто этот снимок пропал, — сказал я.