Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Заезд на выживание - Фрэнсис Феликс - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

— Мистер Мейсон, — строго повторил судья, и я сразу вернулся в жестокую реальность. — Я только что задал вам вопрос. Желает ли защита добавить что-либо перед вынесением приговора?

— Нет, ваша честь, — привстав, ответил я и тотчас опустился на свое место. Я не видел никаких смягчающих обстоятельств, которые можно было бы представить суду. Я не мог заявить, что молодой человек является жертвой трудного нищего детства или неполной семьи, не мог оправдать его поведение тем, что сам он в прошлом неоднократно подвергался жестокому обращению. Нет, родители любили его и друг друга, он получил образование в одной из лучших частных школ графства. И все у него складывалось благополучно, по крайней мере, до семнадцати лет, когда его исключили за систематическое запугивание и издевательства над учениками младших классов, а также за то, что он угрожал разбитой бутылкой учителю, когда тот отругал его за недостойное поведение.

— Заключенный, встать! — скомандовал секретарь суда.

Молодой человек медленно, с самым самодовольным видом поднялся на ноги. Я тоже встал.

—Джулиан Трент, — обратился к нему судья, — суд признает вас виновным в совершении жестокого нападения на ни вчем не повинную семью, а также в попытке умышленного убийства. Вы не высказали ни малейшего сожаления или раскаяния по поводу случившегося и, по моему мнению, представляете угрозу обществу. У вас и прежде отмечалась склонность к насилию, и вы не смогли или просто не захотели продемонстрировать никакого желания учиться на ошибках прошлого. И мой долг — защитить от вас общество. А потому я приговариваю вас к восьми годам тюремного заключения. Уведите его.

Джулиан Трент просто пожал плечами, и два могучего телосложения судебных исполнителя повели его вниз, от скамьи подсудимых в камеру. Миссис Трент разрыдалась, ее пытался утешить постоянно находившийся рядом муж. Интересно, подумал я, скажется ли неделя, проведенная за слушаньем удручающих свидетельств в этом деле, на их трепетном отношении к своему «херувимчику».

В глубине души я надеялся, что судья запрет Джулиана в тюрьме, назначив ему пожизненное, и выбросит ключ от его камеры. Я знал, что на деле восемь лет заключения обернутся вдвое меньшим сроком, а потом этот тип снова выйдет на улицы. И если представится случай, вновь изобьет бейсбольной битой какого-нибудь бедолагу, вставшего ему поперек дороги.

Но я никак не ожидал, что на самом деле пройдет гораздо меньше времени, чем четыре года, и что этим бедолагой окажусь я.

Часть первая УБИЙСТВО, АРЕСТ И ВОЗВРАЩЕНИЕ ПОД СТРАЖУ Ноябрь 2008

Глава 1

—Привет, Перри? Как дела?

—Прекрасно, спасибо, — ответил я и махнул рукой. Вообще-то звали меня не Перри, а Джеффри, но я уже давно оставил надежду, что жокеи станут называть меня именно так. Раз человек является адвокатом, тем более — барристером, и фамилия его Мейсон, чего еще можно ожидать?1. Это все равно что быть солдатом по фамилии Уайт, сослуживцы к этой фамилии будут неизбежно прибавлять прозвище Чоки2. (1 Перри Мейсон — герой романов Рекса Стаута.

2 Ч о к и (Chalky) — «меловой», в сочетании с фамилией Уайт («белый») получается «Белый как мел».)

Втайне я был доволен, что все эти профессионалы своего дела, с которыми я встречался лишь время от времени, называют меня именно так, по-свойски. Сами они постоянно работали вместе, дни напролет, принимали участие во многих скачках по всей стране, я же участвовал лишь в дюжине или около того за год, и почти всегда — на собственной лошади. К наезднику-любителю, так официально определялся мой статус, отношение было терпимое ровно до тех пор, пока он знал свое место. А мое место в раздевалке находилось рядом со входом, было самым холодным, одежду и полотенца постоянно топтали жокеи, которых вызывали на паддок.

В более старых раздевалках имелись небольшие дровяные печурки, они располагались обычно в уголке и обеспечивали комфорт, когда на улице было сыро и холодно. И будь трижды проклят тот молодой любитель, который посмеет занять место у этой печурки, пусть даже и явился он на ипподром раньше всех. Такую привилегию надо было заслужить, и доставалась она обычно жокеям-профи.

—Есть какие любопытные делишки, Перри? — донесся чей-то голос из дальнего конца раздевалки.

Я поднял голову. Стив Митчелл принадлежал к элите спорта, на протяжении последних нескольких сезонов постоянно вел спор за звание чемпиона в стипль-чезе с еще двумя такими же крутыми парнями. В настоящий момент чемпионом являлся он, выиграв за предыдущий год больше скачек, чем кто-либо еще.

— Да все как обычно, — ответил я. — Киднеппинг, изнасилование и убийство.

— Не представляю, как ты со всем этим справляешься, — заметил Стив, натягивая через голову белый свитер с высоким воротником.

— Работа… она и есть работа, — сказал я. — Во всяком случае, уж куда безопасней твоей. Да, наверное. Но ведь от тебя зависит жизнь другого человека. — Теперь он натягивал бриджи.

— Убийц у нас больше не вешают, сам знаешь, — сказал я. Что очень прискорбно, особенно если учесть, какие среди них попадаются выродки.

— Да, — кивнул Стив. — Но ведь если ты облажаешься, то и нормальный человек может угодить за решетку на много лет.

— В подавляющем большинстве случаев за решетку попадают именно те, кто того заслуживает, — возразил ему я. — Как бы я там ни старался

— Тогда, выходит, ты у нас неудачник? — заметил он и принялся застегивать бело-голубую жокейскую куртку с капюшоном.

— Ха! — усмехнулся я. — Когда выигрываю дело, честь мне и хвала. А если проигрываю, всегда можно сказать, что правосудие восторжествовало.

— У меня все иначе, — смеясь, заметил Стив и взмахнул руками. — Когда выигрываю, забираю всю славу и честь себе, а когда проигрываю, говорю, что лошадь подвела.

— Или тренер виноват, — подсказал кто-то.

Все дружно расхохотались. Такая вот пустая болтовня в раздевалке служила своего рода противоядием, лекарством от страха. Ведь пять-шесть раз на дню эти ребята ставили свои жизни на кон, скакали на лошади весом до полутонны со скоростью тридцать миль в час, перескакивали через препятствия высотой пять футов, и при этом без всяких там ремней и подушек безопасности, почти без всякой страховки.

— Пока сам ее не остановишь. — В голосе слышался ярко выраженный шотландский акцент.

Смех тотчас стих. Скот Барлоу, как бы это поаккуратней выразиться, был не самым популярным завсегдатаем жокейской раздевалки. Если б этот комментарий последовал от кого-то другого, он вызвал бы новый обмен шутками и колкостями, но от Скота Барлоу мог исходить только негатив.

Как и Стив Митчелл, Барлоу был одним из троицы сильнейших и периодически выигрывал то одно, то другое соревнование. Но причина, по которой он не пользовался популярностью у коллег, заключалась вовсе не в том, что ему сопутствовал успех. А в том, что у него была дурная репутация. Заслуженно или нет, но жокеи считали, что именно он доносит начальству на своих товарищей, если кто-то из них нарушал правила. Как предупредил меня однажды Рено Клеменс, третий из «большой» тройки, «Барлоу — стукач и гнида, так что при нем лучше держать язык за зубами. И не показывать ему квитки по ставкам».

Профессиональным жокеям не разрешается делать ставки на своих лошадей. Это прописано отдельным пунктом среди прочих условий и правил в их лицензиях. Но кое-кто, разумеется, иногда нарушал этот пункт, и мне дали понять, что Барлоу не брезгует шарить по карманам своих товарищей жокеев в поисках незаконных корешков от платежных чеков по ставкам, чтоб потом передать их распорядителю скачек. Занимался он этим или нет, не знаю, во всяком случае, за руку его еще ни разу не ловили. И не было никаких доказательств, чтоб передать дело в суд, хотя все верили в подлость Барлоу твердо и безоговорочно.

Сколь ни покажется странным, но мне, жокею-любителю, разрешалось делать ставки, чем я регулярно и занимался, но ставил при этом всегда только на свою лошадь. Таким уж был оптимистом.