Особые заслуги - Хмелевская Иоанна - Страница 7

И в самом деле, перед сеткой оказался проход через дюны. Очень удобный, широкий, покрытый отпечатками множества следов. Вот она, реальная возможность пройти в лес и вернуться по первоначально запланированной дороге, а не месить горячий песок под раскалённым солнцем. Дети приободрились, в них словно вступили новые силы. Яночка свистнула, подзывая собаку, а Павлик положил пакет с хлебом на бетонное основание приграничного столба и удовлетворённо заявил:

— А вот теперь я наконец спокойно искупаюсь, а то все в нервах.

— Гляди! — вскрикнула Яночка. — Хабр что-то тащит!

Уже шагнувший в воду Павлик обернулся. Хабр со всех ног мчался к ним, а в зубах нёс что-то большое. И наверняка тяжёлое, потому что пёс время от времени ронял свою ношу на песок, чтобы передохнуть и удобнее подхватить с другого боку. Радостный и счастливый, он дотащил наконец свою тяжесть и с торжеством сложил её к ногам маленькой хозяйки.

— Спятить можно! — только и выговорил Павлик.

Хабр сел, поводя боками, тяжело дыша, высунув язык и подметая хвостом песок. У него были все основания гордиться собой, ведь он принёс обожаемой хозяйке добычу экстракласса и теперь ожидал похвалы.

Хозяйка оказалась, как всегда, на высоте. Пережив потрясение, Яночка взяла себя в руки и, хоть и дрожащим голосом, похвалила собаку:

— Молодец… умный пёсик, хороший… Павлик, не знаешь, что это такое?

Трофей Хабра испускал жуткую и какую-то знакомую вроде бы вонь. Яночка невольно попятилась, а отважный Павлик, наоборот, шагнул вперёд и нагнулся над даром Хабра.

— Голова! — заявил он, внимательно осмотрев дар. — Чтоб мне лопнуть, это рыбья голова!

— Да ты никак спятил! — не поверила сестра. — Такая громадная. Китовая, что ли?

— Говорю тебе, рыбья! Наверное, не китовая… Погоди-ка… Скорее всего, треска… Да, точно, голова огромной трески! Интерес к феномену переборол отвращение, и девочка тоже заставила себя нагнуться над находкой Хабра, стараясь при этом не дышать. Мальчик палкой перевернул добычу собаки на другую сторону. Это и в самом деле была голова гигантской трески. Причём таких чудовищных размеров, что невольно вызывала восхищение, хотя и находилась далеко не в свежем состоянии. Нет, её просто невозможно было проигнорировать. Оставить её валяться на пляже или бросить в воду — нет, такое не могло прийти в голову ни брату, ни сестре. Стали думать, что же с ней делать. Сразу вспомнилось нечто похожее, виденное раньше. Ассоциации появились сами собой.

— Такое висело у лесничего на стене, помнишь, на Мазурах? — поделился Павлик воспоминанием с сестрой. — Всякие такие скелеты. Вспоминаешь?

Яночка возразила:

— У лесничего на стене рога висели! Помню очень хорошо!

— И рыбья голова тоже. Ну вспомни, щучья морда, со всеми своими зубьями! Тоже большая, да куда ей до этой!

— Но там был только скелет, одни кости, а на этой вон ещё сколько мяса.

— Скажешь тоже, мясо… На его щуке наверняка сначала тоже было… это самое, да лесничий с ним что-то сделал. О, вспомнил! Лесничий говорил — чтобы получить чистый скелет, рыбу надо положить на муравейник и муравьи начисто обглодают её. Ничегошеньки не оставят! Лучше муравьёв никто скелета не очистит. Так он говорил. Слова Павлика не совсем убедили Яночку.

— Муравьи… Ты хочешь сказать, муравьи едят мясо? И даже такое?!

— Такое? Вот уж не знаю… Но в принципе…Слушай, я где-то читал, что дикие племена привязывают своих врагов у муравейников и муравьи лопают этих врагов, аж за ушами трещит, и от людей тоже один скелет остаётся..

— А зачем им скелет?

— Не знаю, вроде бы муравьям скелет ни к чему…

— Да нет же, людям! Диким племенам!

— Откуда мне знать, может, тоже вешают на стенку? Но сама подумай: ведь в человеке прорва мяса, пока муравьишки с ним управятся, оно десять раз успеет протухнуть, а им хоть бы хны, все равно лопают. Может, даже с аппетитом…

Последнее соображение решило дело. Постановили: дотащить рыбью голову к знакомому муравейнику, пусть муравьишки питаются не отходя от дома. Вот только как дотащить? Транспортировка такой тяжести — дело непростое. К тому же муравьиный деликатес вонял отчаянно. Нагрузить этим смердящим лакомством Хабра? Ни Павлику, ни Яночке такая идея не пришлась по вкусу. Павлику потому, что Хабр ухватив голову зубами, мог в ней чтонибудь сломать. Яночке потому, что было жалко собаку — тащить такую тяжесть, к тому же вонючую. И хотя Хабр испытывал к своему трофею явную симпатию, справедливо полагая, что ничего подобного ему ещё не доводилось дарить хозяйке, та решила: нести сувенир будут они с Павликом.

Нашли прочную палку, продели её сквозь отверстия и понесли, взявшись за оба конца. Ох, похоже, обратный путь будет ничуть не легче. Лишь оказавшись в лесу, дети поняли, какую совершили ошибку, оставив сандалии в грайдоле. Сначала, по песочку, ещё можно было идти безболезненно, потом же стали докучать сосновые иглы, шишки и колючие корни деревьев. А тут ещё эта неимоверная тяжесть.

— Больше ни в жизнь ничего не понесу! — пыхтя ворчал Павлик. — Хоть золото попадётся! Хоть брильянты! Хоть даже гранаты! Не возьму, и все тут!

Получив приказ вести к дому, Хабр воспринял его по-своему. Иногда бежал по тропинке, потом круто сворачивал в лес и вёл напрямки, по бездорожью, продираясь сквозь заросли и перескакивая через ямы и упавшие стволы деревьев. Пёс наверняка шёл по азимуту, выбирая кратчайший путь, вот и пришлось бедным его хозяевам преодолевать всевозможные препятствия сильно пересечённой местности. Дети совсем обессилели и обрадовались, встретив на пути другой большой муравейник. Не всё ли равно, где оставить угощение для муравьёв? Увы, оказалось, к муравейнику не пробиться: он рос в окружении густых зарослей шиповника, сквозь которые босиком и без верхней одежды не продерёшься. Пришлось тащить гигантскую голову дальше.

Во время отдыха на очередном привале Яночка печально заметила:

— И зачем мы велели ему вести нас домой?

Павлик чуть ли не с ужасом взглянул на сестру.

— А куда же?

— Конечно домой, но не сразу, а потом. Сначала кабаны и скелет. А потом можно и домой бежать.

— Ох, и в самом деле. Ведь нам же не разрешат сразу после обеда опять уйти из дому.

— Ты хочешь сказать — после ужина? — грустно поправила брата Яночка. — Обед давно прошёл. А хлеб мы им куда подложим?

— Ты же слышала — в чащу! Так ведь?

— В чащу-то в чащу, да в какую? Здесь сплошные чащи. Думаю, приручать кабанов надо там куда они чаще всего ходят. Значит, в тростниках!

— Правильно, в тростнике у залива. А потом отправимся к муравьям. Муравьи ближе к дому.

— Вот и хорошо. А Хабр запомнит место. И вечером мы придём посмотреть на кабанов. Затаимся, как пан Любанский советовал.

— Уж и не знаю, — вздохнул Павлик, пытаясь по солнцу определить, намного ли они опоздали к обеду. — Наверняка дома ждёт нас буря. Бури, однако, не было. Родители ожидали детей на пляже. А когда, не дождавшись, пани Кристина решилась, оставив на посту мужа, вернуться домой, благовоспитанные дети уже ожидали её там. Не очень, правда, ожидали, мыли в ванной ноги. А о том, что они только что вернулись, пани Кристина не могла знать, они же её не просветили на этот счёт, так что за опоздание к обеду мама обвинила себя. Бедняги, вернулись и ждут, ждут, умирают с голоду… За отцом на пляж послали Хабра, он и вернулся с ним, а вместе с собакой в комнату ворвалась невыносимая вонь, так что после обеда Хабра пришлось купать.

А потом появилась девочка, о которой пани Кристина предупредила детей ещё утром, и пришлось ею заняться. Ведь обещали.

Новая подружка Яночке не понравилась. И не потому, что звали её Мизей. Мизя так Мизя, человек имеет право называться как угодно, но вот с некоторыми качествами Мизи трудно было примириться. Например, она боялась Хабра, что со всей очевидностью свидетельствовало о её безнадёжной тупости. Как они с Павликом намучились, уговаривая глупую девчонку дать псу себя обнюхать! Подняв руки вверх и неизвестно для чего встав на цыпочки, Мизя выкрикивала тоненьким отчаянным голоском: