Особые заслуги - Хмелевская Иоанна - Страница 53

— Я так считаю, — твёрдо заявил пан Роман, — главной медали достоин тот пограничник, который приволок чурбан к окну котельной!

— Да что там медали! — горячо поддержала мужа пани Кристина. — Повышения в должности достоин!

Пан Хабрович попросил разъяснений по ещё одному пункту.

— Вот вы сказали, — обратился он к поручику, — что наши дети подслушивали переговоры этих… этих злоумышленников, в том числе и того, из ФРГ. Так по какому же они… эээ… переговаривались?

— По-польски! — рассмеялся поручик. — Самое смешное — именно попольски! Все они прекрасно владеют польским. Американец не знает немецкого, а немец — английского, вернее, английский немного знал, но не мог понять его американского диалекта. И в результате всем им легче всего было общаться между собой по-польски. К тому же, дополнительный камуфляж на случай, если бы кто ненароком их разговор подслушал. Не догадался бы, что это иностранцы.

— А вот наш Хабр сразу догадался! — с гордостью сообщила Яночка.

— Ага, вот ещё о чём я хотел спросить, — подхватил её отец. — Потому что этого тоже никак не могу понять. Я знаю, разумеется, что наш Хабр потрясающе умён, но всё-таки сомневаюсь в том, что он знаком с Уголовным кодексом. Вот и ломаю голову, с чего это он заинтересовался кладбищем. Ведь если бы не он…

— Думаю, я догадался! — радостно вскричал поручик, опередив детей, которые хотели непременно что-то объяснить про их Хабра. — Я тоже над этим думал, и вот что мне кажется. Видите ли, я люблю собак и много имел с ними дела. Ваш пёс обладает фантастическим чутьём, чрезвычайно тонким, необычным даже для охотничьей собаки. И очень привязан к своим хозяевам. Любит их, живёт с ними под одной крышей и научился чувствовать их настроение, эмоции — в общем, состояние чувств. А тот американский поляк… ну тот, которого ваши дети окрестили рыжим Попрыгуном, обладает одной очень характерной и неприятной особенностью. Он жутко потеет. Потеет от всего на свете: от жары, от эмоций, от малейшего усилия. От страха и от радости. Буквально обливается потом от любой малости. Я его, конечно, не нюхал, но уверен — каждой собаке он бросается в глаза. То есть я хотел сказать — в нос. Вот и считаю, могло случиться так: он пошёл с кемпинга на кладбище а ваш Хабр, когда его отпустили погулять по приезде сюда, инстинктивно двинулся по его следам. А они привели его на кладбище. И с этого всё началось.

— А на кладбище встретился с Лысым, — добавила Яночка. — Помнишь, он тогда ещё хотел сразу же отправиться по следу Лысого, но у нас времени не было?

Павлик, разумеется, помнил. А пан Роман не понял, почему Хабру и второй выслеженный им человек показался достойным внимания.

— А потому что ваш гениальный Хабр безошибочно почувствовал, учуял… как бы это попонятнее выразиться? Каким-то особым чувством ощутил скопление, нагромождение в одном месте напряжённых человеческих эмоций. Думаю, псу было не важно, что это происходило на кладбище, оно как раз для него не играло роли. Главное, в этом месте он почуял скопление больших человеческих страстей. Вот как я это понимаю. Хотя не до конца. Почувствовать-то он почувствовал, но вот мне не приходилось слышать о том, чтобы собака по собственному почину помчалась к хозяевам извещать их об этих эмоциях.

— Вот это как раз для меня понятно, — произнёс довольный пан Хабрович. — Видите ли, мои дети выдрессировали Хабра — если в данном случае вообще позволительно применить это слово — именно в таком направлении. Я уже обратил внимание на тот факт, что пёс по собственному почину, как вы выразились, информирует нас обо всём, что, по его представлениям, не укладывается в норму. И знаете, они так хорошо понимают друг друга — я имею в виду дочку, сына и собаку, что словно относятся к одному и тому же виду… млекопитающих.

— Хабр очеловечился, а наши дети основательно особачились, — вздохнула пани Кристина.

— Ну и ладно! — воинственно произнёс Павлик. — Зато какие результаты! Или вы недовольны, пан поручик?

Поручик поспешил заверить, что, напротив, он в полном восторге.

— Я не смел и мечтать о столь блестящем раскрытии этой омерзительной афёры! — признался он. — И очень признателен вам, всем членам вашего семейства, — тут поручик с чувством особой признательности взглянул на мудрого Хабра. — Не исключено, что мне ещё придётся обратиться к вам за помощью или разъяснениями. А пока разрешите откланяться. И очень прошу пока никому не рассказывать об этом.

— Знаете что? — задумчиво произнесла пани Кристина, когда замолк стук каблуков представителя милиции на лестнице их дома. — Никак не могу отделаться от странного чувства… Неужели они и в самом деле раскапывали могилы только для того, чтобы облегчить работу нашей милиции?..

Солнце уже совсем низко висело над горизонтом, когда две человеческие фигурки и одна собачья забрались под куст на склоне кладбищенского холма и притаились там.

— Спятить можно! — тихонько кипятился Павлик. — Оцепили кладбище так, будто здесь сидит американский президент! Невозможно подобраться ближе!

Яночка тоже выразила своё недовольство.

— Понятия не имею, что там ещё можно сторожить! — сердито прошептала она. — Говорила тебе — крутит чего-то наш поручик! Далеко не обо всём нам рассказал.

— Теперь и я убедился — действительно не обо всём.

— Надо найти лазейку в их оцеплении.

— Так Хабр же сказал — засели плотно, не проберёшься сквозь их цепь.

— Зато у них нет собак. Давай-ка ещё попытаемся вон через те буераки пробраться, где они вчера драпали.

Три фигурки, все на четвереньках, осторожно выбрались из-под куста и тихонько стали спускаться вниз по склону оврага.

До самого обеда дети вынуждены были отвечать на вопросы родителей. Те ни на шаг их не отпускали от себя. И только после обеда, когда мама заговорила о покупке для неё янтарного кулона и между родителями началась дискуссия по этому вопросу, дети наконец получили свободу и возможность заняться своими делами. И они не замедлили ими воспользоваться.

Кладбище притягивало к себе, очень хотелось собственными глазами увидеть, что там сейчас после того, как задержали злоумышленников. Яночка всю дорогу твердила об одном: она уверена, поручик не все им рассказал, умолчал о чём-то чрезвычайно важном, причём это важное обстоятельство так или иначе связано с кладбищем. Да и Павлик никак не мог расстаться со ставшей привычной мыслью о тайных штабных документах времён последней войны.

Вот почему, обретя свободу передвижения, дети направились прямиком на кладбище.

И вот оказывается, на кладбище им и не пробраться! Уже на опушке леса их перехватил патруль пограничников. Вежливо, но непреклонно детям было заявлено, что на кладбище их не пропустят. Дети не стали вдаваться в бесполезную дискуссию с пограничными войсками и послушно повернули обратно. Разумеется, сделали вид, что повернули. Но когда они в другом месте предприняли вылазку в лес, их опять перехватили. На сей раз наряд милиции. Он тоже проявил вежливость и непреклонность.

Больше дети не подвергались опасности перехвата. Хабр все понял и уже издали делал стойку на патрули. Однако проскользнуть между ними не представлялось возможным.

— Как с цепи сорвались! — бурчал Павлик, продираясь сквозь поросшие колючим кустарником — буераки на южном склоне холма. — Ходили на кладбище, когда хотели, а тут вдруг нельзя!

— Значит, что-то готовится, — пыхтела в ответ сестра. — Поручик!

— Что «поручик»?

— Хабр говорит — поручик здесь!

И в самом деле Хабр явно давал понять, что учуял ещё одну дичь, симпатичную и приятную. Так приветливо он встречал только пана Джонатана и поручика. Поскольку дети собственными глазами видели, как пан Джонатан вышел в море, оставался только поручик. И находился где-то ниже по склону, наверное, на дороге.

Дети недолго колебались. В конце концов, надо же выяснить, что здесь происходит! И перестав соблюдать тишину и осторожность, оба с треском съехали вниз на дорогу.