Опасный возраст - Хмелевская Иоанна - Страница 63

— Да, я понимаю, — сказал господин Йерсиль. — Но откуда вы это знаете?

Да ниоткуда не знаю, Боже мой, к нему пришла узнать! Я разнервничалась, начала рассказ снова, господин Йерсиль терпеливо выслушал.

— Все это хорошо, — настаивал он. — Но откуда вы знаете?

После долгих лингвистических мытарств я поняла, что самым обыкновенным образом и по чистой случайности попала в яблочко. Изобретенные мной ситуации имели место в жизни, оптовая и в розницу торговля наркотиками действительно производилась во время заездов. И несколько других мелочей тоже попало в цель. Подозрение, будто я участница событий, а теперь доношу на подельников, мне удалось рассеять, от господина Йерсиля получила информацию драгоценную, и, в конце концов, он уже просто оказался человеком приятным, поскольку писал ко мне письма, начинавшиеся с «Chиre Mademoiselle».

Воодушевленная успехом в полиции, я решила использовать нашу Палату загранторговли. По моему требованию Иоанна-Анита извлекла из Палаты якобы умнейшего человека и договорилась о моем визите.

— Слушай, нашла в самом деле наиумнейшего, — сообщила она по телефону. — Не объясняла ему, в чем дело, встреча завтра…

Я поехала, представилась, мы уселись за круглым столиком с типом весьма солидных габаритов, и я начала без вступления:

— Хочу получить у вас совет — надо контрабандой переправлять в Данию наркотики, лучше всего в продуктах — ветчина в банках или еще что-нибудь в таком роде. Не знаю, как все эти операции осуществляются. Помогите.

Тип отодвинулся от меня вместе с креслом.

— Но, пани, о чем вы… Это запрещено!

— Разумеется, — согласилась я. — Именно поэтому приносит большие барыши.

Тип отодвинулся еще дальше, испуганно взглянул на телефон. Находись мы в Польше, он уже звонил бы в милицию, в Дании не знал, куда звонить, а телефон господина Йерсиля имела я, а не он. Я спохватилась — не объяснила: об этих преступлениях пишу книгу, а не совершаю их. Дала паспорт, удостоверение авторского объединения «ЗАИКС» и удостоверение Союза польских архитекторов, даже водительские права. Ничего не помогло. Залопотал, он-де занимается промышленными товарами, а в проблемах торговли продуктами не ориентируется, к тому же страшно занят. Вскочил с кресла и сбежал.

На следующий день позвонил Иоанне-Аните с жуткими упреками: посылает к нему каких-то провокаторш, он решительно отказывается, не желает иметь ничего общего и так далее. Наиумнейший работник нашей заграничной торговли!.. Неудивительно, что с этой торговлей мы все время остаемся на бобах…

Сразу об этом же дальше. Вскоре после возвращения в Польшу, все еще занимаясь «Крокодилом»,в любимое рабочее время — в половине второго ночи — я позвонила в Главное управление милиции и попросила соединить меня с дежурным офицером, и не любым, а спецом по контрабанде. Пожалуйста, соединили.

— Добрый день, — начат я опять без всяких вступлений, — я хотела бы провезти контрабандой через границу труп, надеюсь, вы мне поможете.

— Охотно помогу, уважаемая пани, — галантно ответствовал хмырь с другого конца провода. — Проблема одна: в каком состоянии труп — свежий или так себе, малость подпорченный?

— Какое там подпорченный, свеженький, как живой! — заверила я.

Мы пробеседовали в таком духе довольно долго, он дал мне кучу драгоценных советов и подробностей. Лишь в конце разговора я призналась, что пишу книгу.

— Так об этом, уважаемая пани, я с самого начала догадался, — сообщил с явной ухмылкой пан дежурный офицер.

Ну и как вам это нравится? Там официальный представитель страны, а здесь обычный милиционер. Так кого же мне любить?

Жилье у фру Скифтер имело дополнительную привлекательность, а именно за счет своего местоположения. С работы я, как правило, уходила поздно, часто последней, по трем причинам: во-первых, приходила тоже последней, во-вторых, работала много, в-третьих, вкалывала с удовольствием и охотно оставалась дольше, потому что хотела заработать. Продовольствие закупала раз в неделю по пятницам, в остальные дни магазины закрывались слишком рано. Райскую жизнь зато имела с весны до осени, когда в Тиволи работали допоздна, ибо, как уже говорила, жила как раз напротив бокового выхода, по другую сторону улицы.

Не говоря о фейерверках, которыми могла любоваться трижды в неделю, в Тиволи работали до полуночи, и, возвращаясь из мастерской, я имела шансы перекусить. Входила в главные ворота, пересекала всю территорию, покупала полцыпленка или персик размером с дыню, задерживалась у автоматов, и жизнь казалась прекрасной. Дома никто не ждал, не спрашивал, где была, не нервничал из-за моего опоздания, не пилил из-за поздних возвращений, не скандалил, вообще не морочил голову…

Мало в жизни более прекрасных минут, когда сознаешь — тебя никто не ждет, ты свободен и волен делать что хочешь…

Да, забыла сообщить, что очередные пироги от матери и колбасу я получила еще летом, когда пришел «Баторий». На «Баторие» отправилась в Канаду мать Эльжбеты, жены Стефана, моего кузена. Соответственно раньше моя мать получила письмо с беззаботным сообщением: пани Марыся собирается в Канаду на два месяца, но уже не вернется.

— Ну ясно, — констатировала я тогда меланхолически. — Хоть раз будет понятно, почему у человека отобрали заграничный паспорт!

Но пани Марыся поехала-таки, что служило неопровержимым доказательством небрежности нашей цензуры. Подтвердилось мое личное мнение — читают; однако не все, а лишь выборочно.

Я встретилась с пани Марысей в порту, она сошла с парохода, да и все пассажиры тоже, никто их не ограничивал, могли делать что угодно, посмотреть, например, город. Я отвыкла от своих соотечественников, и они, понятно, меня ошарашили. В транзитном зале, где я утрамбовывала любимое пропитание, к нам подлетела баба в шубе, лихорадочно допытывалась, где ближайшие магазины — ей необходим свитер, ужасно мерзнет, совсем закоченела. Primo, стояло лето, secundo, на ней была меховая шуба, и от сообщения, как она страдает от холода, я малость обалдела. Объяснила — до магазинов далеко, да и без разницы, в пять все равно все закрыто. Она выглядела так, словно я ее совсем добила.

Когда я вышла, подъехало такси с водительшей, я собралась взять машину, мне вовсе не улыбалось лететь в Эстерпорт пешком, с другой стороны к машине бросился какой-то мужик.

— Сколько стоит доехать до города? — судорожно допытывался он. — Пани, я вас спрашиваю, почему вы не отвечаете?

Я не выдержала.

— Эта пани не отвечает, ибо не говорит по-польски. — ядовито объяснила я поверх машины.

— Как это не говорит?! Почему?!

— Потому что тут Дания, и эта пани говорит по-датски.

— Вы же говорите по-польски… — упрекнул он меня подозрительно и с обидой.

— А я из Польши и говорю по-польски с рождения.

Мужик смирился и оставил проблему языков в покое.

— Скажите, пожалуйста, где здесь какие-нибудь магазины? И что можно купить?

— Нигде и ничего нельзя, — разозлилась я. — Все закрыто, разве что на вокзале, но там все очень дорого.

Я села в машину и уехала. Что за безумие всех их одолело, до сих пор не пойму, зачем так кидались за покупками в Дании, ведь плыли в Канаду, там снабжение тоже неплохое. Со всех сторон только и слышалось: где магазины? А как раз в ту пору дело с магазинами обстояло не наилучшим образом, датчане в порту как-то не предусмотрели покупок. Эх, наше дорогое общество…

Пришла и мне пора возвращаться. Жила я в Дании уже год и три месяца, ностальгия помаленьку и меня начинала одолевать. До сих пор ощущение счастья оттого, что нахожусь здесь одна, преобладало, отдаление от моего семейства само по себе было неимоверным блаженством. А вот теперь мне уже хотелось побывать у них, хорошо бы недельку-другую, так ведь нет — приеду и засяду надолго, правда, я предусмотрительно оформила себе возможность снова приехать в Данию на работу.

За второй подержанной машиной я опять поехала в Гамбург; памятуя о предыдущем путешествии, не морочила себе голову спальным вагоном, все равно не спать, так хоть платить за это не стану. Взяла обычный первый класс, удобный, с мягкими креслами.