Крокодил из страны Шарлотты - Хмелевская Иоанна - Страница 21

– Почему вы мне сразу… – напустилась я на Дьявола и тут же осеклась: и тот и другой прямо-таки лучились воодушевлением. Лица у обоих экстатически сияли, казалось, еще секунда, и они падут ниц с благодарственными песнопениями. Ничего такого, увы, я не дождалась.

– Читай дальше! – нетерпеливо скомандовал Дьявол, как если бы я прервала на середине чтение душещипательного романа. Он обежал стол и склонился над листом, в который майор что-то записывал.

Я и без его понуканий уже с головой ушла в работу, все исправней оперируя грамматическими правилами.

– «Идет», – сообщила я им. – «Магазина». Так и есть, в родительном падеже. «Роза», минутку, должно быть прилагательное. Скорей всего, «розовая». Погодите, тут еще кое-что есть.

Рядом с этой «розой», которой в английском словаре соответствовал «козел», снабженный пометкой, что ему полагается быть женского рода, стояла какая-то неразборчивая запись, что-то вроде «gade». По-датски это означает «улица». Такую же «гаде», только более вразумительную, я нашла возле «сада».

– Нигде больше нету «гаде»… – пожаловалась я.

– Ищи дальше! – прикрикнул на меня Дьявол.

Я вздохнула и долистала словарь до конца. Нашла еще «до», «на», «собираюсь» и «хмель», которому следовало быть прилагательным. Майор с Дьяволом начали составлять фразы, но я в таких грамматических упражнениях проявила гораздо большую сноровку, и они охотно приняли меня в свою компанию. Втроем мы неплохо справлялись, вот только эта непутевая розовая «сад» оказалась не у дел, да еще «хмель» неприкаянно путался без всякого толку.

Получились кое-какие фразы, не вызывающие сомнений: «Контрабанда идет почтой», «Производят героин» и «Собираюсь сбежать». Мы исключили контрабанду в кухне и лабораторию в жратве, а поскольку больше существительных не нашлось, решили, что логичнее всего будет допустить следующее: «Контрабанда идет почтой в жратве для магазина. Производят героин в кухне. Новая лаборатория. Собираюсь сбежать». Выражение «Лаборатория идет» как-то ни с чем не увязывалось, а «на» просилось пристегнуть его к указанию какого-нибудь места.

Мрачно вглядывалась я в текст. Так, значит, Алиция собиралась смыться – хотела избежать опасности самым простым способом. Оставить инструкцию для меня и где-нибудь пересидеть до лучших времен. Собиралась – и не успела…

– А как насчет «сада»? – нетерпеливо спросил майор, отрывая меня от невеселых дум. – Вы уверены, что тут должен быть женский род? Да еще этот «хмель»…

– Я как раз собиралась сказать, но вы не даете мне рта раскрыть. Если здесь не ошибка, то Алиция, скорей всего, хотела это место особо выделить. Эта «гаде» слишком нагло мозолит глаза. Сама по себе она женского рода, можно предположить, что Алиция дословно перевела датское название улицы.

– А ты можешь перевести обратно? – предложил Дьявол.

– Надо подумать. Алиция знала, что я в датском не смыслю, мы с нею там все переводили как попало. Розовая сад? На французском? Jardin… Ничего такого в Копенгагене нет. На аглийском – garden. Garden? Есть! Розенгарден!

Розенгарден… Старая улочка в центре города. Я хорошо ее знаю, ходила по ней много раз. Там стоял дом, предназначенный на снос, его уже не заселяли. В нем ютились наши приятели, помнится, какую-то странную историю я от них слышала, не там ли она произошла?..

– Теперь один «хмель» остался, – сказал майор. – К чему его можно пристроить?

– К Хмельной, – с ходу выпалила я, обретя после разгадки «розовой сада» как бы второе дыхание. – Существительное женского рода, больше тут ничего не придумаешь.

– К Хмельной? – усомнился Дьявол. – Там ничего подходящего нет.

– Откуда ты знаешь? Это не варшавская Хмельная.

– Вы о чем? – заинтересовался майор.

– Есть в Копенгагене такая пешеходная улочка, сплошь застроенная магазинами, – объяснила я. – Называется Строгет, но нам она напоминала кусочек нашей Хмельной между Брацкой и Новым Святом. Похожа точь-в-точь, разве немного шире и витрины поинтереснее. Мы всегда называли это место «Хмельная»… Много чего переиначивали на варшавский лад. Например, район Амагер мы называли Прагой, потому что очень уж этот район напоминал нашу Прагу, да и расположен так же – на другом берегу, по ту сторону канала. Раз Алиция переделала Розенгарден, то могла поменять для простоты и Строгет, превратив ее в «хмель».

Тут я вдруг запнулась – что-то забрезжило в голове. «Контрабанда идет почтой в жратве для магазина». В жратве для магазина. Хмельная. Строгет.

В голове-то у меня забрезжило, зато на голове волосы зашевелились, вот-вот встанут дыбом. Магазин со жратвой на Хмельной!.. На Строгет! Странный такой магазин, со всяким любопытным товаром, я его хорошо знаю… И хозяина тоже!.. Стоп, ведь за Алицией ездил человек с перебитым носом! А я, идиотка, боюсь этих славных, милых ребят из контрразведки! О ужас, что делать?!

– Хочу в Копенгаген! – завопила я.

Майор и Дьявол, вдумчиво изучавшие листок с записями, чуть со стульев не свалились.

– Одну минуточку, – машинально вырвалось у майора. – Может, пока кофе?

– Да, все сходится, – хладнокровно сказал Дьявол, возвращаясь к своему листку. – Наконец-то!

Я сидела мрачная, злая и смертельно напуганная. Теперь ясно, и даже слишком ясно, где собака зарыта. Я пробыла в Дании достаточно долго, чтобы понять – дело тут не шуточное. Проблема номер один, и не только из-за ситуации на внутреннем рынке и наркомании среди молодежи, но и в связи с тем, что через Копенгаген контрабандный товар идет в Швецию и Соединенные Штаты. А в Данию – через Польшу, какими-то неисповедимыми путями… Героин производят из сырья именно в Дании. Прежде этим занимались во Франции, теперь поумнели – ведь там законом предусмотрен двадцатилетний срок заключения, в Дании же – до двух лет, всего ничего. А поскольку легче и безопасней героин переправлять, есть прямая выгода производить его из сырья прямо в Польше, ведь даже кухня для подобного производства сойдет. Благо наша таможенная служба в делах с наркотиками еще не очень набила руку. Наверняка все у этой банды блестяще отлажено в международном масштабе, и угораздило же Алицию попасть в такую передрягу!

А меня?!

Дьявол и майор наконец оторвали свои упоенные взоры от записей и словарей. Вид у обоих был до того триумфальный, что казалось, от полноты чувств они вот-вот кинутся друг другу в объятия. Зато меня обуревали совсем иные чувства.

– Требую объяснений, – сурово поставила я вопрос ребром. – Я тоже не лыком шита, кое-что знаю, но еще подумаю, поделиться с вами или не стоит. Не нравитесь вы мне, вот что. А знаю я немало, поэтому прошу отнестись ко мне с должным вниманием, поберечь мои нервы.

– О чем речь! – засуетился майор. – Мы как раз прикидываем, не ввести ли вас в курс дела. В принципе не следовало бы, вы лицо частное, но без вашей помощи нам не обойтись. Мы бы и раньше вас подключили, если бы… гм… не ваше странное поведение.

– Этой фаршированной колбасой для Михала ты себя окончательно дискредитировала, – добавил Дьявол. – Я выяснил на почте, кому она отправлена, но перехватить не успел. Интересно, что ты там написала.

– Вы с самого начала знали, что убийство Алиции как-то связано с наркотиками?

– Подозревали. Полной уверенности не было. Только ты могла пролить какой-то свет, но вместо этого все карты нам смешала.

– Ничего не понимаю. Вы что, работаете в одной упряжке?

– Отныне да. Я над этим делом бьюсь уже несколько месяцев, майору же досталось убийство, которое неплохо вписывается в эту аферу, и пара преступлений помельче, возможно, из той же оперы. Надеюсь, все наконец сдвинется с мертвой точки.

Ну вот теперь понятно почему, стоило им только взглянуть на меня, как оба дружно впадали в такую глубокую задумчивость, что становились похожими, как близнецы! С самого начала их терзала одна и та же дума. Нет, все-таки Дьяволу не откажешь в ясновидении.

– Вернемся к вопросу о нашем сотрудничестве, – сказал майор. – А вот и кофе. Так что же вы знаете?