Бабский мотив [Киллер в сиреневой юбке] - Хмелевская Иоанна - Страница 27

— А та, третья?

— Крупная тёмная шатенка, полноватая, но красивая… Глаза карие, отличные зубы, лицо чуть угловатое, нос как нос, должно быть, пропорциональный, потому что в глаза не бросался.

Элегантная.

Бежан молча прикончил гамбургер и отпустил оперативника, от души поблагодарив. Гурский со своей порцией разделался раньше. Они посмотрели друг на друга и глубоко вздохнули.

— Ну вот, хоть кое-что, — удовлетворённо сказал Бежан. — Давай-ка все упорядочим. Без эмоций, спокойно, все с самого начала. Приступай.

Гурский придвинул к себе папку с материалами.

— Покойная; Бальбина Фелиция Борковская, проживавшая на Дольной, в гражданском браке с Веславом Выдуем…

— Оставь Выдуя, у нас его пока нет. Валяй дальше.

— Доставляет окружающим массу хлопот.

Явная тяга к развлечениям. Многочисленные… как бы это выразиться., сцены в местах общественного питания. Упорно представляется Барбарой Борковской, бывшим прокурором и журналисткой, а на самом деле нигде не работающая девица с панели. Единственная приятельница, которая могла бы про неё рассказать, это некая Улька. Наверняка Уршуля, но с тем же успехом может оказаться Кордулей или.., нет, лучше взять святцы, я не помню всех имён, которые заканчиваются на «уля». Каким-то образом и по непонятной причине выдавала себя за Барбару Борковскую — это я о застреленной говорю, — и подруга её удерживала. Вот же черт, как эту подругу найти?

— Подождём Выдуя, — буркнул Бежан.

— Транспортная фирма, но никто не сказал какая. Можно было бы их спросить, когда ожидают возвращения дальнобойщиков…

— Разве угадаешь, сколько времени их продержат на границе? Кто эта подружка, интересно?

— Если наша Феля на самом деле выдавала себя за Барбару Борковскую, то есть за живую, а на это очень похоже, живая Борковская должна была об этом что-нибудь да слышать, правда?

Может, ей это жизнь отравляло? Особенно если она вылетела из прокуратуры, вот тебе и мотив.

Хотя это все уже дело прошлое, потому что убили-то не её, а Бальбину. Может, и убили её как раз вот за такие глупости? Районная, окружная прокуратура! Надо всех допросить!

Бежан задумчиво покачал головой:

— Мало. Прокуратура прокуратурой и розыгрыши розыгрышами, но вокруг покойницы какие-то люди должны были крутиться. Я не соседей имею в виду, с соседями она ругалась, они только про это пристрастие к скандалам и знают.

Но ведь человек знаком не с одними соседями.

Кто-нибудь может знать больше, особенно если участвовал в этих её забавах. У нас два пути: спросить живую Борковскую, что ей об этом известно, и дальше искать в окружении Борковской убитой. Ведь эта мадам не в пустыне жизнь прожила! Где её личные знакомые, где, черт побери, семья?

— Родилась она в Варшаве, — осторожно начал Роберт. — Если бы в какой-нибудь деревне…

— В деревне родилась разве что её бабка! — сердито перебил Бежан.

— Но ведь не до войны! — рассердился в свою очередь Роберт. — Она то есть, не бабка!

Отследить всю её биографию…

— Это уже сделано. Родители, Чеслав и Хелена, умерли. Имелся ещё старший брат, он пропал, сбежал из дома шестнадцать лет назад. Неизвестно, стоит ли его искать. Жили они где-то на Секерках, в бараках. Бараков давно нет. Компания, с которой она хороводилась в юности на Полеской, давно потеряла её из виду. Известно только то, что дамочка любила развлечения и что у неё был сожитель. И это все. Кроме адреса, конечно.

Никто никого не знает, хоть ты об стену головой бейся! Этих оглохших соседей надо проверить на всякий случай. Может, кто-нибудь из них постарался так радикально прекратить ночные концерты.

— Мать честная! Проверить алиби у жителей ста сорока шести квартир?!

— Дети и паралитики отпадают. Ничего не поделаешь, давай работать.

— И ты собираешься все спокойненько бросить? — возмущалась по телефону Мартуся. — На твоей собственной помойке лежит труп, а ты ничего?!

— Уже не лежит, вывезли. На твоих глазах.

— Но лежал! А ты и пальцем не шевельнёшь!

— И что ты хочешь, чтобы я сделала? — Я была весьма раздосадована, потому что вообще-то история эта отвлекала от куда более насущных дел. — Сама разлеглась вместо неё на помойке? Я уже побеседовала с полицией, в приватном порядке.

— И что?

— И ничего. Делом занялись столичные власти. Теперь я должна поймать одного-единственного, который к нам заезжал, того, что помладше, потому что его я знаю лично, может, он что новенькое скажет. Я ему намекну, что кое-что знаю, и он сам ко мне примчится.

— А что ты знаешь?

— Не скажу, потому что не буду выражаться. Но соврать я могу, правильно? Или выдумаю чего. Случается же, что глупой бабе что-нибудь в голову стукнет.

— Когда?

— Что — когда?

— Когда тебе в голову стукнет?

— Как только найду свободную минутку.

— А что ты делаешь?

— Дерьмо.

— Ты же обещала не выражаться!

— Я совершенно не выражаюсь, я тебе честно отвечаю, что я сейчас делаю: варю дерьмо в бельевом баке. Мне надо сходить за хвощом, крапиву я уже привезла, а ромашка растёт у меня в саду. Пойти да нарвать.

Мартуся на том конце провода стала слегка заикаться.

— И.., и у тебя на самом деле из всего этого получится дерьмо в бельевом баке?

— В чем хочешь получится, но в бельевом баке — лучше всего, — назидательно изрекла я. — Хвощ с крапивой в равных частях и немножечко ромашки…

— Слушай, это что, кулинарный рецепт?!

— Нет, удобрение. В пищу такое не годится.

Залить водой и подождать пару недель, воняет просто нечеловечески. Мне надо поторопиться, чтобы все это до зимы созрело.

— Погоди, ты меня совсем сбила с толку.

Я-то думала, что ты работаешь!

— Не могу. В настоящий момент я занята поисками секретного пин-кода к моей кредитной карте. Я его так надёжно спрятала, что теперь никак не могу найти. Страшная каторга, уж лучше хвощ пойду дёргать.

— Ну хорошо, я просто хотела сказать, что опять нагряну к тебе в понедельник. Ты это выдержишь?

— Без проблем. Может, мы с тобой наконец поймаем эту кошку.

На том мы и порешили. Мартусе я сказала чистую правду, поиски пин-кода меня до смерти измотали, и я с искренним удовольствием бросила это гнусное занятие и отправилась в экспедицию за хвощом.

В отличие от крапивы, за которой мне надо было ехать три километра, хвощ уродился прямо за околицей. Самый лучший рос у соседского забора: пышный куст, который с лихвой удовлетворял мои потребности. Ещё недавно дом соседа пустовал, там вовсю шли ремонтные работы, а владельцы появлялись редко, но тут вдруг выяснилось, что они уже живут там поживают. Я спокойно вырывала их хвощ, когда соседка вышла на крыльцо.

— Добрый день, — поздоровалась она. — Вы, должно быть, живёте в третьем доме отсюда?

Я подтвердила и сконфуженно извинилась, что ворую их растительность.

— Ничего страшного, — доброжелательно ответила соседка. — На кой мне этот сорняк, его везде полно. Здесь и так автомобили все уничтожают, вот, посмотрите сами, просто ирония судьбы: я хотела высадить снаружи маленькую тую, сделать такой узенький бордюрчик за воротами, осенью специально привезла саженцы.

И что? Хвощ нетронутый, а тую мне какая-то идиотка переехала всеми колёсами! Зла я на неё как сто чертей. Взгляните, что эта бестолочь натворила.

Я взглянула. Действительно, ряд маленьких кустиков был наполовину раздавлен, на земле отчётливо виднелись следы автомобильных шин.

Причём следы двойные, словно кто-то разворачивался, неловко пятясь задом.

— Странно, что она вам сетку не сорвала, — заметила я сочувственно. — Разворачивалась в самом узком месте, словно больше негде, вот дура! А откуда вы знаете, что это баба? Строители тоже по этой дороге ездят.

— Я её видела. Как раз привезла кой-какие вещи. Вы правы, она едва не впечаталась в сетку.

Я как раз занавеску вешала и не могла спрыгнуть со стремянки, а то бы сказала ей пару ласковых!