Крёстный отец Кремля Борис Березовский, или история разграбления России - Хлебников Павел - Страница 20

Довольно внятным показателем того, как драматично проходил переход России к рынку, является неумолимое падение рубля по отношению к доллару. Дни, когда один рубль в горбачевской России примерно был равен одному доллару, канули в прошлое — к концу 1992 года один доллар стоил 415 рублей. А к концу эры Ельцина за один доллар уже давали около 28 000 (старых) рублей. Правительство Ельцина не захотело вводить временный валютный контроль, как это успешно сделал Китай в годы экономического бума в 80-е и 90-е годы. Американский экономист и бывший советник Рональда Рейгана Джуд Ванниски в то время замечал: «Деньги — это беспроцентный долг государства перед своими гражданами, и к этому долгу государство должно относиться с уважением».

По мнению Григория Явлинского, правительство Гайдара совершило колоссальную ошибку, освободив цены в одночасье. Насущной нужды капитулировать перед инфляцией не было, замечает Явлинский. «Да, была определенная истерия, но, с моей точки зрения, угрозы голода тогда не было, — говорит он. — Полки были пусты, но они были пусты все последние годы».

Мер по защите пожилых, малоимущих и больных от растущих цен принято не было, и гиперинфляция 1992 года решительным образом сказалась на средней продолжительности жизни россиян, но альтернативе своей политике Гайдар не видел. Позднее он сказал мне, что не мог приватизировать квартиры и садовые участки за наличные, потому что против этого был коммунистический парламент; не имело смысла приватизировать и магазины, утверждал он, до освобождения цен; не помогли бы и государственные облигации, потому что в гарантии правительства население не верило.

Итак, ценовая реформа несла страшные разрушения, при этом не воплощались в жизнь другие аспекты демократических реформ. «Они абсолютно игнорировали всю социальную сферу, все, что касается государственного строительства, все, что касается конституционности, законности, парламента, — говорит Явлинский. — Иначе говоря, они абсолютно игнорировали вопросы гражданского общества, чтобы на его основе вести экономическую деятельность. Даже вопросы экономической политики, напрямую не связанные с необходимостью отпустить цены были отодвинуты далеко в сторону: промышленная политика, институциональные изменения, демонополизация, все вопросы, связанные с конкуренцией с рынками, с введением ясных правил игры».

Отсутствие институциональной реформы внесло свой вклад в крах гайдаровской программы. Советская промышленность строилась на «рациональной» основе, среди промышленных предприятий не было почти никакой конкуренции или дублирования. Когда все предприятия принадлежали государству и подчинялись диктату Госплана, конкурентные структуры, возможно, и не требовались. По многим группам товаров: автомобили, тампоны, авиационные двигатели, стиральные порошки — весь советский рынок обслуживали один или два больших завода. Стоило этим предприятиям освободиться от контроля правительства, они превратились в хищнические монополии, теперь они диктовали условия и клиентам, и поставщикам.

«Ключевой вопрос 1992 года заключался в том, какой путь выбрать: освободить старые советские монополии или освободить общество от старых советских монополий? — говорит Явлинский. — Надо ли полностью освободить коммунистическую номенклатуру от всякого контроля, сказать директорам-коммунистам и коммунистической номенклатуре: вы свободны, делайте, что хотите?»

«Алиса»

Когда Егор Гайдар разрушил плановую экономику, отпустил цены и отменил Госплан, следствием стал хаос. Промышленные предприятия не знали, куда отправлять продукцию, как за нее получать деньги, где брать поставки. В этом хаосе важную роль на российском рынке оптовых и экспортных продаж взяли на себя торговые компании, подобные «ЛогоВАЗу» Березовского.

В марте 1992 года я оказался в «Алисе», одной из ведущих новых торговых компаний. Она находилась в неприметном большом здании на Ленинском проспекте, дом 45. «Алиса» скрывалась за бесхитростной стальной дверью в углу здания. Внутри два вооруженных хмурых человека в камуфляжной одежде проверили мои документы. Куда-то позвонив, один из охранников повел меня в подвальное помещение. Мы прошли мимо нескольких комнатенок, это был подземный лабиринт с тускло освещенными коридорами и линолеумными полами.

Наконец мы вошли в какую-то каморку без окон. Над круглым столом, окруженным старыми креслами и диванами, висела лампа с зеленым абажуром. На столе — полная окурков пепельница. В углу стояло охотничье ружье. Скорее, эта была комната для игры в покер, а не для проведения переговоров.

Вскоре появился хозяин: Герман Стерлигов, двадцатипятилетний худосочный парень с нечесаными волосами и грязными ногтями. Как соучредитель «Алисы», он был одним из самых богатых людей в России. Он хвастался своими подвигами и наслаждался своей скандальной репутацией. Он показал на две дырки в стене, объяснив, что это следы от пуль — пару месяцев назад по ним стреляли.

«Потом мы их достали, — сказал Стерлигов. — У нас сейчас, как Чикаго в 20-е годы. — Он закурил и надел широкополую шляпу — пародия на Джеймса Кэгни. — Показать, как работает моя служба безопасности?»

Он нажал под столом кнопку. Тишина. Потом по коридору раздался топот ног, послышались крики. Тягостная секунда ожидания — и в комнату, грохнув дверью, ворвались три молодца в камуфляжной одежде. Закричав что-то невразумительное, они направили на меня дула пистолетов. Я замер. Они огляделись по сторонам. «Все в порядке?» — спросил один.

Стерлигов кивнул, и парни ушли, хлопнув за собой дверью. «Будь это боевая тревога, вас бы швырнули на землю, а уж потом стали спрашивать, кто и что, — пояснил Стерлигов. — Вдруг у вас под столом пистолет?»

Стерлигов рассказал, что его охранное агентство называется «Алиса Х» и насчитывает шестьдесят человек, включая бойцов КГБ, которые участвовали в нападении на президентский дворец в начале афганской войны.

«Алиса» встроилась в новый рынок, продавая стратегическое сырье — спецметаллы, которые Советский Союз держал про запас на случай ядерной войны. От других московских коммерсантов мне было известно, что два номинальных владельца «Алисы», Герман Стерлигов и его старший брат Дмитрий, были племянниками Александра Стерлигова, генерал-майора КГБ, недавно прославившегося своими гневными просталинскими декларациями. Я спросил Германа Стерлигова о родственных связях. «Брехня и сплетни», — буркнул он (целый год он постоянно отрицал какую бы то ни было связь с генералом КГБ, но в итоге признался, что все это время работал на своего дядю).

Стерлигов даже не доучился в школе, он отслужил в армии и годы перестройки прошатался по стране. Работал на московском автозаводе, это ему надоело, он отправился на Дальний Восток, на БАМ, потом его занесло в Казахстан, где он был конюхом у какого-то чеченского предпринимателя. В 1989 году съездил в Никарагуа, побывал на Кубе и в Доминиканской республике (где, по его утверждению, он за одну ночь в казино Санто-Доминго выиграл и тут же просадил 28 000 долларов).

Когда в начале 1990 года Стерлигов вернулся в Москву, он с некоторыми из своих старых друзей пошел работать к Артему Тарасову, советскому предпринимателю, сколотившему состояние на торговле сырьем и импорте персональных компьютеров; у Тарасова также были партнерские отношения с беглым американским коммерсантом Марком Ричем.

Я познакомился с Тарасовым и Стерлиговым в маленькой конторе, которую «Алиса» арендовала в Нью-Йорке, на углу Бродвея и Уолл-стрит. Никакого официального положения в «Алисе» Тарасов не занимал; он утверждал, что этой компанией владеют исключительно братья Стерлиговы, но было ясно — старший здесь он. Он контролировал ход беседы, как мудрый дядюшка, на трудные вопросы отвечал сам и мягко поправлял Стерлигова, когда тот делал чересчур импульсивные заявления.

Тарасов рассказал, что познакомился с братьями Стерлиговыми летом 1990 года, когда они обратились к нему с предложением: создать торговую компанию для продажи строительных материалов. Новая компания «Алиса», названная в честь овчарки Германа Стерлигова, была зарегистрирована в ноябре 1990 года, кредит в 3 миллиона долларов дал недавно открывшийся коммерческий банк «Столичный». «Моя роль здесь очень маленькая — я порекомендовал банку выделить этот кредит, — скромно сказал Тарасов. — Александр Смоленский (президент банка „Столичный“) давно работал с „Истоком“ (торговая компания Тарасова), он „Истоку“ доверял, открывал для нас кредитные линии».