Дожди-пистолеты - Зверь Рома - Страница 2

А Леха еще до моего отъезда стал ухаживать за Юлей, которая жила в поселке Горький. Мы вдвоем ходили в гости к ней. И я стал своим у них в районе. Как-то мы выпили у меня на Металлургов. Не то праздник был, не то день рождения у кого-то. А! Мы стипендию получили. Потом взяли шампанского, как джентльмены, и поехали к Юле. У Юли была подружка. Женька звали ее. И чего-то мы вчетвером тусили.

А потом мы с Лехой легли на рельсы. Там проходило железнодорожное полотно. Металлургический завод недалеко от этого поселка был. Ходили составы, возили руду, хрень всякую… И мы лежали на рельсах, девки визжали: «Дураки! Вставайте немедленно! У нас сейчас разрыв сердца будет!!!»

А мы лежали на рельсах и бухали шампанское. Нам это нравилось, что за нас переживают. А мы герои такие. Мы были абсолютно счастливы… ну, мы сами, конечно, вставали. Но нам хотелось, чтобы нас подняли. Потому что мы не боимся ничего. Мы смелые ребята…

Вот так мы с Лехой дружили, закончили девять классов средней школы. Потом я поступил в строительное училище там же, в Мариуполе, где отучился первый курс. А Леха пошел учиться в музыкальное училище по классу трубы. Но даже когда мы поступили в разные училища, мы по-прежнему дружили. Мы все равно встречались, выпивали, играли на гитарах, приезжали к нему в район, там пацаны были. Он мне рассказывал какие-то истории, как они там дрались. Поселок на поселок.

В Мариуполе мы тогда с ним не замутили группу. Во-первых, не с кем было. Он чего-то предлагал, у него же в музучилище много было знакомых. Но нам не до этого было. Мы просто песни играли. Даже это еще тогда плохо получалось. Гуляли, пили, учились. Мы к тому моменту еще не осмыслили, что можно группу делать. Тут хотя бы, чтобы две гитары вместе звучали, а уж группу… Да и сочинять я не пробовал тогда.

И вот мы уехали в Таганрог, Леха очень обижался на меня. Ради того, чтобы учиться со мной в одном училище, он, профессиональный трубач, перевелся из музыкального в строительное! «Я к тебе перешел, чтоб с тобой учиться. А ты уехал!» Но дружить мы так и не перестали. Никогда.

АМАЗОНКИ

Дали мне гитару. Мол, покажи, как ты умеешь. Стали петь песни. Не помню, какие, честно тебе скажу. Дворовые, какие же еще? Они посмотрели, послушали. Говорят, нечего тебе на басу играть, будешь на гитаре! А Иван в конечном итоге стал играть на бас-гитаре. Вот так началось наше творчество…

В доме, где жил Иван, по Итальянскому переулку, был чердак. Там мы и сделали место для репетиций. Была какая-то стойка с тарелкой, барабан. Две акустические гитары — такие старые! В этой берлоге мы и сидели, репетировали, пили пиво. Тусили…

Мы репетировали больше для себя. Песен у нас своих не было, нам интересно было понять, как это все делается. Мы брали какие-то известные песни, начиная с «Кино», заканчивая «Алисой», и пытались воспроизвести: кто соло выучит, кто ритм подберет. Вот так и учились играть.

Учеба в училище — параллельная жизнь «чердачному» творчеству. Ты представляешь себе, что такое училище? Нет? В Мариуполе я поступил на первый курс строительного ПТУ. Специальность — отделочник-строитель или плиточник-отделочник, что-то типа того. В Таганроге перевелся в местное училище аналогичного профиля. Мы пришли с мамой, сдали документы в ПТУ № 23, куда меня и приняли на второй курс.

Первое сентября. Я опоздал на торжественную линейку, на все эти праздничные дела. Прихожу в училище, занятия уже начались. Мне сказали, что я буду учиться в третьей группе. Стучусь в кабинет, открываю дверь, спрашиваю преподавателя: «Это третья группа?» Мне женщина отвечает: «Да, третья». Я смотрю на людей в аудитории и не вижу ни одного мальчика. Я растерялся. Закрыл дверь. Стою, думаю, вот глупость-то какая! Подошел к вахтеру, спрашиваю: «Это пятнадцатый кабинет?» — «Пятнадцатый». Снова стучу, захожу: «Третья группа?» — «Да, третья». И уже, знаешь, все на меня с любопытством поглядывают, говорят: «Ты новенький, да?» — «Да», — говорю и опять закрываю дверь. Я ничего не понимаю, я вижу в аудитории одних девушек!

Причем в группе мариупольского училища, где я учился, были одни пацаны, и специальность наша называлась «плиточник-отделочник». А это что такое?! Как выяснилось потом, в Таганроге это называлось «плиточник-отделочник широкого профиля»: и маляр, и штукатур. То есть подразумевалась и отделка, и поклейка обоев. И оказалось, что по этой специальности в Таганрожском училище учатся одни девушки!

Третий раз, когда я хлопнул дверью… Стою и думаю, что теперь делать. И вдруг дверь открывается, выбегает весь этот класс, вся группа девок, и затаскивает меня в аудиторию. Они кричат: «Ты к нам, ты к нам!» Я такой: «Извините, я ничего не знаю…» — «Да, к нам, к нам!» Преподаватель пытается их успокоить. А они его просто посылают: «Да иди ты! Мы щас сами во всем разберемся!» Я такой: «Да я в третью группу…» — «Это к нам! Круто, садись! Ты откуда попал?»

Я сажусь за парту. Сижу и ничего не могу понять — почему одни девушки?! Я в принципе потом смирился. Правда, еще неделю не понимал, как я буду ходить по училищу. Как на меня будут смотреть пацаны? Мне это сначала не то что не понравилось, я просто был шокирован. Я то учился среди парней, а тут одни девушки! Полная глупость, правда? Как такое может быть?

Я стеснялся всего: то, что я один среди девушек, что все училище практически смеется надо мной. Там учились, допустим, на сварщиков — на такие мужские профессии. А я же не могу им всем объяснить, что в Мариуполе со мной только пацаны учились. Как я это всему училищу мог объяснить? Никак. У меня была тридцать одна девушка в группе. А я один…

Когда они стали недели через две-три при мне на переменах рассказывать разные женские штуки, что с ними происходит, я поначалу не знал, куда деться. Они просто меня не замечали, стали ко мне относиться не как к мужчине, а как к одному из этого большого женского коллектива. Меня это шокировало. Не то что мне было обидно. Я все время очень удивлялся. Как они могут при мне говорить разные вещи? О месячных, например, как это все у них происходит. Об их пацанах, кто как с кем. Да какие там советы спрашивали! Они ведь поначалу меня практически не замечали. Они между собой общались, а меня не брали в расчет. Не то чтобы они меня игнорировали, нет. Но они не относились ко мне как к мужчине. Просто член коллектива, и как бы не девочка, но из-за этого они не стеснялись при мне говорить о своих женских проблемах и тайнах.

Это потом уже, через год учебы, я ходил по коридорам училища, вокруг меня все время было человек десять девушек из моей группы. И я уже был буквально как принц какой-нибудь или султан турецкий. Сначала все смеялись, что я учусь среди одних девчонок, а потом все начали мне завидовать. Я шел в столовую — а вокруг одни девки!

Попробую тебе их описать. Они были разные. Как в любом коллективе, были боевые. Очень боевых было штук пять, таких оторв. Они курили, пили, с пацанами тусили, в драках участвовали. Боевые были детдомовские девушки. Другие были такие, как сейчас называют, немного гламурные. Такие фифы из достаточно состоятельных семей. Они все время были очень сильно накрашены. Туши-помады. Какие-то юбочки, кофточки. Все время какие-то шмоточки, лаки для ногтей. В общем, типа ухоженные. Были еще совсем обычные девушки, как это и бывает. Такие незаметные серые мышки. И еще было несколько таких, которые переходили из одной тусовки в другую. Ни то ни се. Вот такой у нас был состав разношерстный.

Через год я уже ко всему этому привык. Так что они потом начали делиться со мной. Я стал для них какой-то подружкой в мужском обличье, мы дружили. С их стороны возникали какие-то там симпатии ко мне. Но дело в том, что, когда их тридцать, какой-то особой конкуренции быть не могло. Потому что для них для всех я был Рома. И если одна пыталась как-то заигрывать со мной, пыталась завязать серьезные отношения, то в коллективе это сразу пресекалось. Они не заигрывали. Да, они целовались со мной. Но так чтобы я был для кого-то отдельно кем-то, такого не было. У нас был коллектив. Может, кто-то что-то и хотел, но я этого не видел. Это была подростковая дружба. Где все было можно. Где по дружбе можно было и полапаться, и заниматься сексом. Да, по дружбе. По дружбе! По-другому и быть не могло. Потому что коллектив был достаточно мужской, как ни странно. Это были амазонки. У меня больше такого опыта не было в жизни никогда. Они были настоящей стаей из шестнадцатилетних девчонок. Очень безумная стая. Их боялись. И меня никто не мог обидеть. Там было много очень красивых девушек, и если какие-то ребята из училища пытались как-то пошутить или еще чего, да? Эти девушки могли без проблем расцарапать лицо. У них парни — таганрожские дворовые авторитеты. То есть когда их пять человек и один парень начинал возмущаться по какому-то поводу, они его запросто могли порвать. И за это им ничего бы не было.