Невиновный - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 65

Накануне казни Коулмена «загон» охранялся строже обычного и в нем царила тишина. Цирк происходил за воротами тюрьмы, где журналисты отсчитывали минуты, словно ожидали наступления нового года. Грег наблюдал все это в камере по телевизору. Сразу после полуночи пришло известие: Чарлз Трой Коулмен мертв.

Несколько заключенных захлопали в ладоши и издали радостные крики, большинство же тихо сидели по своим камерам. Кое-кто молился.

Реакция Грега оказалась совершенно непредсказуемой. Его до глубины души возмутили те, кто обрадовался сообщению о свершившейся казни. Его друг умер. Да, мир стал чуточку безопаснее. Но это не остановит ни одного будущего убийцу; он знал убийц и понимал, что ими руководит. Если казнь принесла удовлетворение семье жертвы, значит, дискуссия далеко еще не завершена. Грег принадлежал к методистской церкви и ежедневно читал Библию. Разве Христос не учил прощать? Если убийство – зло, то почему штат официально позволяет убивать? Кто имеет право санкционировать смерть? Ему и раньше приходили в голову эти аргументы, но сейчас они получили импульс из другого источника.

Смерть Чарлза Коулмена подтолкнула Грега к драматическому откровению. В этот момент он словно бы развернулся на 180 градусов и никогда больше не исповедовал принцип «око за око».

Позднее он поделился этими мыслями с Роном, который признался, что во многом их разделяет. Однако уже на следующий день Рон снова был горячим приверженцем смертной казни, поскольку страстно желал, чтобы Рики Джо Симмонса схватили и расстреляли на месте.

15 мая 1991 года Оклахомский апелляционный уголовный суд единогласно подтвердил прежний смертный приговор Рона Уильямсона. В постановлении, вынесенном судьей Гэри Лампкином, говорилось, что в ходе суда над ним действительно было допущено несколько процессуальных ошибок, однако «неопровержимые доказательства» вины подсудимого с лихвой перевешивают все пустячные ошибки, совершенные Барни, полицейскими, Питерсоном и судьей Джонсом. Суд не потрудился уделить сколько-нибудь значительное время рассмотрению сути того, что же это за «неопровержимые доказательства», которые были представлены на процессе.

Билл Лукер сообщил Рону плохую новость по телефону. Рон принял ее довольно спокойно. Он был знаком с кратким письменным изложением дела и много раз обсуждал его с Биллом, который постарался заранее предостеречь его от чрезмерного оптимизма.

В тот же день Деннис Фриц получил такое же известие из того же суда. Блюстители закона и здесь признали наличие некоторых ошибок, допущенных в ходе процесса, но, видимо, были так же ошеломлены «неопровержимыми доказательствами» вины Денниса.

Деннис был недоволен тем, как подготовил апелляцию его адвокат, и не удивился, узнав, что его приговор оставили в силе. Проведя три года в тюремной библиотеке, он не сомневался, что знает своды законов и прецеденты лучше своего защитника.

Деннис был разочарован, но не собирался сдаваться. Как и Рон, он располагал аргументами, которые собирался предъявить в последующих судах. О том, чтобы поднять руки вверх, не могло быть и речи. Однако в отличие от Рона Деннис был теперь предоставлен самому себе. Поскольку над ним не тяготел смертный приговор, бесплатные адвокаты ему не полагались.

Впрочем, Апелляционный уголовный суд не всегда просто штамповал решения прокуратуры. К большому удовольствию Марка Барретта, 16 апреля 1991 года ему сообщили, что дело Грега Уилхойта подлежит пересмотру. Суд счел невозможным оставить без внимания тот факт, что Джордж Бриггс очень плохо выполнил свою работу в качестве адвоката Грега, и вынес решение: в ходе первого суда подсудимый не получил адекватной юридической помощи.

Когда вам грозит смертный приговор, следует нанимать либо самого хорошего, либо самого плохого адвоката. Грег нанял худшего, и теперь ему предстоял новый суд.

Когда заключенного выводили из камеры и увозили, никому ничего не объясняли. Надзиратели просто являлись и велели быстро одеться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Грег знал, что выиграл апелляцию, и, когда надзиратели подошли к решетке его камеры, счел, что настал Большой день. «Собирай свои пожитки», – скомандовал ему один из охранников. Не прошло и двух минут, как Грег запихал все свое имущество в картонную коробку и вышел в сопровождении эскорта. Рона к тому времени перевели в дальний конец коридора, так что им не удалось даже попрощаться. Покидая Макалестер, Грег думал об оставшемся там друге.

По прибытии Грега в тюрьму округа Осейдж Марк Барретт быстро организовал слушания об освобождении под залог. С еще висящим над ним смертным приговором и неназначенной датой нового суда Грег, разумеется, не мог чувствовать себя свободным человеком. Вместо обычной в таких случаях заоблачной суммы судья определил залог в пятьдесят тысяч долларов, которые родители и сестры Грега быстро собрали общими усилиями.

После пяти лет, проведенных в тюрьме, в том числе четырех – в камере смертника, Грег вышел на свободу, чтобы больше никогда не вернуться в застенок.

Строительство блока H началось в 1990 году. Практически все сооружалось из бетона – полы, стены, потолки, даже нары и книжные полки. Чтобы исключить возможность изготовления заточек, металл в строительстве вообще не использовался. В здании имелось, конечно, множество балок и стеклянных панелей, но не в камерах. Здесь все было бетонным.

Когда сооружение было завершено, котлован засыпали грунтом. В качестве официальной причины назывались требования организационно-технического характера. Естественные освещение и вентиляция исчезли навсегда.

В честь открытия блока H – нового, современного дома смерти – в ноябре 1991 года администрация тюрьмы устраивала торжественный прием. Были приглашены большие шишки. Разрезались ленточки. Тюремному оркестру пришлось разучить новые мелодии. По блоку водили экскурсии, но будущие его обитатели пока находились в Большом доме, в четверти мили от новостройки. Гостям предоставлялась возможность за определенную плату провести ночь на принципиально новых бетонных нарах в любой камере.

По завершении торжеств, чтобы окончательно довести дело до ума, в блок перевели первую партию не самых опасных заключенных и стали внимательно наблюдать, каких можно ждать от них неприятностей. Когда выяснилось, что система работает надежно, вполне функциональна и застрахована от побегов, настало время водворить сюда и плохих парней из блока F.

Жалобы и нарекания начались сразу же. Нет окон, никакой возможности увидеть дневной свет и глотнуть свежего воздуха. В камерах двойные потолки, и сами они слишком малы для двоих. Бетонные нары слишком жесткие и узкие – всего тридцать шесть дюймов в ширину. Комбинированные туалеты из нержавеющей стали втиснуты прямо между ними, так что работа кишечника каждого заключенного становится общим делом обоих. Перегородки такие массивные, что разговоры между соседями – ежедневный источник энергии для узника – невозможны. Как «бесконтактное» помещение блок H был спроектирован так, чтобы изолировать не только надзирателей от заключенных, но и заключенных друг от друга. Еда – еще хуже, чем в блоке F. Двор – пространство, которым узники дорожили больше всего, – здесь не более чем бетонный мешок размером меньше теннисного корта со стенами восемнадцатифутовой высоты, накрытый густой решеткой, не пропускающей даже того скудного солнечного света, который пробивался сквозь находившийся над ней купол. О том, чтобы увидеть где-нибудь пучок зеленой травы, не могло быть и речи.

Бетон ничем не был облицован или хотя бы покрашен. Повсюду лежала цементная пыль, скапливаясь в углах камер. Она оседала на стенах, на полу, висела в воздухе и, конечно, попадала в легкие. Адвокаты, посещавшие своих клиентов, зачастую уходили, кашляя и сипя от этой пыли.

Современная система вентиляции была «замкнутой», то есть никакого выхода на поверхность не имела. Это было терпимо, пока не прекращалась подача энергии, что случалось каждый раз, когда какой-нибудь узел выходил из строя.