Невиновный - Гришем (Гришэм) Джон - Страница 30

Вскоре после ареста Уорда и Фонтено их история привлекла внимание уважаемого нью-йоркского журналиста Роберта Мейера, жившего тогда на юго-западе страны. Ее поведала ему женщина, с которой он в то время встречался; ее брат был женат на одной из сестер Томми Уорда.

Мейера заинтриговали эти «сонные признания» и то, к какой катастрофе они в конце концов привели. Зачем, недоумевал он, кому-то потребовалось признаваться в страшном преступлении, но при этом строить «признание» на явной лжи? Он отправился в Аду и начал собственное расследование странной истории. Пока тянулись долгие процедурные споры, а затем шел сам процесс, Мейер дотошно изучал город, его жителей, само преступление, полицию, обвинителей и особенно – Уорда и Фонтено.

Ада настороженно наблюдала за ним. Ее жителям было внове видеть в своей среде настоящего писателя, копающего, присматривающегося, готовящегося написать бог знает что. Правда, со временем Мейер завоевал доверие большинства «игроков». Он взял большое интервью у Билла Питерсона. Он присутствовал на совещаниях команд адвокатов. Проводил часы в обществе полицейских. Во время одного из совещаний Деннис Смит упомянул о том, какое давление испытывает полиция в таком маленьком городе, имея на своем счету два нераскрытых убийства. Он достал из стола фотографию Дебби Картер и показал ее Мейеру. «Мы знаем, что ее убил Рон Уильямсон, – сказал он, – просто пока не смогли это доказать».

Затевая свое предприятие, Мейер полагал, что вероятность виновности двух парней – пятьдесят на пятьдесят. Однако очень скоро методы Смита и Роджерса, равно как и суд над Уордом и Фонтено, возмутили его. Никаких улик, кроме «признаний» подсудимых, не существовало, и те, какими бы шокирующими они ни были, настолько изобиловали несоответствиями, что в них просто невозможно было поверить.

Тем не менее Мейер постарался дать сбалансированную картину преступления и суда. Его книга «Сны Ады» была выпущена издательством «Викинг» в апреле 1987 года и в городе встречена в высшей степени враждебно.

Реакция была мгновенной и предсказуемой. Некоторые не приняли книгу из-за дружеского расположения автора к семье Уильямсонов. Другие были уверены в виновности парней, потому что те «сами признались», и ничто не могло поколебать их в этой уверенности.

Широко было распространено, однако, и мнение, что полиция и обвинение состряпали дело, послали в тюрьму невинных людей, а настоящих убийц оставили на свободе.

Уязвленный критикой – прокурору из маленького городка редко выпадает «честь» стать героем книги, посвященной одному из его дел, притом весьма нелицеприятной книги, – Билл Питерсон с бешеной активностью принялся за дело Дебби Картер. Ему были необходимы доказательства.

Материалы следствия давно устарели – бедная девушка была мертва уже более четырех лет, – но в свете последних событий стало необходимо кого-нибудь по этому делу «прижать».

Все эти годы Питерсон и полиция были уверены, что убийца – Рон Уильямсон. Вероятно, причастен и Деннис Фриц, а может, и нет, но в том, что Уильямсон в ту ночь был в квартире Дебби Картер, они не сомневались. Доказательств у них не было – просто интуиция.

Рон вышел из тюрьмы и вернулся в Аду. Когда в 1985 году умирала его мать, он находился в тюрьме, ожидая постановления о недееспособности и имея впереди еще два года заключения. Аннет и Рини вынуждены были продать маленький домик, в котором они все трое выросли, поэтому, когда Рона отпустили из тюрьмы отбывать срок условно, жить ему было негде, он поселился у Аннет, имевшей мужа и сына, и несколько дней добросовестно старался приспособиться к их домашнему укладу. Но старые привычки дали о себе знать: он ел по ночам, с грохотом готовя себе еду, все ночи напролет смотрел телевизор, включив звук на полную мощность, беспрерывно курил, пил, а днем беспробудно спал на диване. Спустя месяц или около того нервы у Аннет сдали, у остальных членов ее семьи тоже иссякало последнее терпение, и она попросила брата съехать.

Два года заключения ничуть не способствовали укреплению душевного здоровья Рона. Он кочевал из одной государственной больницы в другую, где разные доктора испытывали на нем разные сочетания препаратов. Зачастую случались периоды, когда он вовсе не принимал никаких лекарств. Некоторое время он жил в гуще тюремного народца, потом кто-нибудь замечал-таки странности его поведения, и его в очередной раз направляли в психиатрическое отделение.

Накануне освобождения Департамент исправительных учреждений организовал его встречу с социальным работником городской Службы психического здоровья. 15 октября Рон впервые был на приеме у Нормы Уокер, которая отметила в своих записях, что он принимает литий, наван и артан. Она нашла его вполне приятным в общении, способным контролировать себя, хотя и немного странным, «порой не менее минуты молча глядящим в одну точку отсутствующим взглядом». Рон собирался поступить в Библейский колледж и, возможно, стать священником. Или основать собственную строительную компанию. Большие планы, пожалуй, чересчур грандиозные, подумала Уокер.

В течение двух недель, продолжая курс медикаментозной терапии, он приходил на такие встречи в очень приличном состоянии. Следующие две недели пропустил, а когда объявился 9 декабря, потребовал консультации с доктором Мэри Сноу. Он прекратил принимать лекарства, потому что познакомился с девушкой, которая в них не верила. Доктор Сноу пыталась убедить его вернуться к приему таблеток, но он заявил, что Бог велел ему завязать и с выпивкой, и с любыми таблетками.

18 декабря и 14 января он прием пропустил. 16 февраля Аннет позвонила Норме Уокер и сообщила, что брат стал неуправляем. Она описала его поведение как «психически ненормальное» и сказала, что он время от времени грозит застрелиться из пистолета. На следующий день он явился очень нервный, но с проблесками здравого смысла, и потребовал, чтобы ему изменили курс лечения. Еще три дня спустя Уокер позвонили из часовни Макколла: Рон устроил там дикую сцену – громко кричал, требуя, чтобы ему предоставили работу. Уокер посоветовала быть с ним предельно осторожными, а в случае необходимости вызвать полицию. В тот вечер Аннет с мужем все же удалось доставить его к ней на прием. Они были страшно расстроены и отчаянно молили о помощи.

Уокер отметила, что Рон, не находясь под защитой медикаментов, дезориентирован, подвержен маниям, оторван от реальности и совершенно не способен позаботиться о себе. Она сомневалась, что он сможет жить один, даже если снова начнет принимать лекарства, и рекомендовала «длительное пребывание в стационаре, необходимость чего вызвана снижением его интеллектуальных способностей и неуправляемостью поведения».

Вся троица вышла из кабинета, не имея ни плана действий, ни лекарств. Рон слонялся по Аде и наконец пропал. Однажды вечером, когда Гэри Симмонс сидел у себя дома, в Чикасе, с двумя друзьями, в дверь позвонили. Он открыл – в дом ворвался его зять и рухнул на пол в гостиной.

– Мне нужна помощь, – без конца повторял Рон. – Я сумасшедший, и мне нужна помощь. – Небритый, грязный, со спутанными волосами, он даже не понимал толком, где находится. – Я больше так не могу, – жаловался он.

Гости Гэри не знали Рона и были шокированы его появлением и его отчаянием. Один тут же ушел, другой остался. В конце концов Рон затих и впал в подобие летаргии. Гэри пообещал Рону, что придумает, как ему помочь, и они с другом посадили его в машину. Первую остановку Гэри сделал возле ближайшей больницы, откуда их направили в Центр психического здоровья. Оттуда их послали в Норман, в Центральную клинику штата. По дороге Рон почти впал в ступор, в какой-то момент он лишь выдавил из себя, что умирает от голода. Гэри знал местечко, славившееся тем, что там подавали огромные порции свиных ребрышек, но когда они подъехали к нему и остановились, Рон спросил:

– Где мы?

– Мы собираемся здесь поесть, – ответил Гэри. Рон поклялся, что совершенно не голоден, поэтому они поехали дальше, в Норман.