Сказки старого Арбата - Арбузов Алексей Николаевич - Страница 2

ХРИСТОФОР. Правильно! Но тебе уже шестьдесят, уходи на пенсию…

БАЛЯСНИКОВ (с ожесточением жует сыр). Никогда!

ХРИСТОФОР. Мы будем создавать куклы для нашего любимого театра… Ты по-прежнему станешь выдумывать свои замечательные игрушки… Но отправляться каждое утро на игрушечную фабрику, сидеть в кабинете, изображая какого-то там самого главного… Поверь, это безумное расточительство.

БАЛЯСНИКОВ. Немедленно замолчи, не то я сейчас же перестану завтракать! Гёте говорил, что под старость человек должен делать больше, нежели тогда, когда он был молод. Ты великолепно знаешь, что я не мыслю себя вне коллектива, я должен быть окружен людьми! Мне дороги все эти чудаки и фантасты, кукольники, виртуозы - люди с поистине детской фантазией, но такие беспомощные и наивные, когда им приходится сталкиваться с бюрократами и перестраховщиками… Я должен быть в гуще драки, должен проталкивать, советовать, помогать, я не мыслю своей жизни без этой дьявольской кутерьмы!…

ХРИСТОФОР. Федор Кузьмич, умерь свою прыть и лучше оглянись на прожитые годы.

БАЛЯСНИКОВ (засовывая в рот кусок калача). Никогда! Только будущее подвластно человеку - прошлое уже не в его власти. И хватит спорить, одно черное дело ты уже совершил - заставил меня взять отпуск… А ведь я вот уже пять лет не опускался до такой степени.

ХРИСТОФОР. Ты неразумный, но шумный человек, Федя. (Горестно вздыхая.) Ты даже представить себе не можешь, до какой степени я с тобою устаю.

БАЛЯСНИКОВ (восторженно). Так и надо! Человек рожден, чтобы уставать. Только усталость от безделья позорна! (Воодушевляясь.) Знаешь, что я придумал? Мы уже на пароходе начнем с тобой работать. Нашего маэстро осенила блестящая мысль - поставить в кукольном театре "Прекрасную Елену". Какой простор для фантазии, Блохин!… Парис, Менелай, Агамемнон… Какие характеры, какие маски!… А Прекрасная Елена? Все самое пленительное и волшебное, все, что ждал я от женщин, но так и не дождался, я вложу в эту куклу!

ХРИСТОФОР. Но ведь тебе еще не предложили договора… Наш божественный маэстро молчит на этот счет, Федя.

БАЛЯСНИКОВ. Но кому он может предложить эту работу? Будь рассудительным и не смеши меня, Блохин. (Вытирает рот салфеткой и встает из-за стола.)

ХРИСТОФОР (озабоченно). Надеюсь, что ты сыт, Федя?

БАЛЯСНИКОВ. Более того - несколько раз во время еды я был почти счастлив.

С лестницы доносится звонок.

Звонят…

ХРИСТОФОР (прислушиваясь). Несомненно.

БАЛЯСНИКОВ. Пойди открой… Но впускай только симпатичных.

ХРИСТОФОР. Я попробую. (Уходит.)

БАЛЯСНИКОВ (предаваясь рассуждениям). Сам по себе звонок радует - еще не забыли.

Но вскоре возникает мысль - тот ли человек пришел отнимать у тебя время.

ХРИСТОФОР (возвращается). Кузя явился…

В комнату вбегает Кузьма Балясников, молодой человек вполне современной

наружности, удивительно в то же время напоминающий Балясникова-старшего. Во всяком случае, темпераменты их схожи необычайно.

КУЗЬМА (агрессивно). Здравствуй.

БАЛЯСНИКОВ (осторожно). Привет. (Подождав.) Как себя чувствуешь?

КУЗЬМА (швыряет свой плащ в дальнее кресло). В норме!

БАЛЯСНИКОВ (заискивая). А не хочешь ли чайку?

КУЗЬМА (с интересом взглянув на продукты). Обойдусь. (Молча ходит по комнате.)

ХРИСТОФОР. Сядь в кресло, Кузя… Не ходи так долго и все время по комнате.

КУЗЬМА. Лучше объясни, как можно так долго и все время общаться с этим человеком!…

БАЛЯСНИКОВ. Кузьма, я призываю тебя соблюдать известные границы.

КУЗЬМА (яростно). Никогда! (Невзначай съедает достаточный кусок колбасы.) Лицемер!

БАЛЯСНИКОВ (неожиданно ласково). Попробуй ливерную.

КУЗЬМА. Ни за что! (Ударяет кулаком по столу, но крайне для себя неудачно). Черт возьми!

ХРИСТОФОР. Кузя, милый, чертыхаться теперь старомодно, я уже неоднократно говорил тебе это.

КУЗЬМА (дует на кулак). Но у меня что-то там треснуло.

БАЛЯСНИКОВ (ребячливо). Так тебе и надо.

ХРИСТОФОР. Федя, помолчи… (Кузьме.) И ты утихомирься. По отдельности с каждым из вас еще можно иметь дело, но для одной комнаты вас двоих слишком много.

БАЛЯСНИКОВ (Кузьме). Что, в конце концов, случилось?

КУЗЬМА (агрессивно). Сегодня утром Николаев вызывает меня на "Мультфильм" и предлагает работу в его рисованном фильме. Я, естественно, соглашаюсь, однако меня охватывают сомнения, и я спрашиваю, почему его выбор пал на меня, всего лишь студента четвертого курса?… И тогда этот тип заявляет: рекомендации вашего отца - закон, а он рекомендовал вас весьма настойчиво. Каково! Мало того, что ты рекомендовал меня, но ты еще осмелился рекомендовать меня весьма настойчиво! (Машинально съедает немалый кусок ветчины, очень напомнив этим жестом старшего Балясникова.) А вчера получаю телеграфный перевод… (Вдруг радостно улыбнулся.) Пятьдесят рублей, черт возьми! Я, закономерно, интересуюсь, кто же отправитель, читаю обратный адрес… "Серебряный бор. Робинзон Крузо"! (Христофору.) Ну скажи, кто дал ему право издеваться и разыгрывать благодетеля? Кто он такой, в конце концов?

БАЛЯСНИКОВ. Я твой отец, Кузьма.

КУЗЬМА. Ты? Какое самомнение.

БАЛЯСНИКОВ. Во всяком случае… в какой-то мере.

КУЗЬМА. Превосходно сказано - в какой-то мере! Моя тетка, которую я горячо люблю, была отчаянно права, когда после смерти матери отвергла все твои посягательства и не отдала меня тебе. Всю жизнь ты прожил, насмешничая и потешаясь над людьми, которые тебя окружали. Что значат все твои звонки, выдумки, розыгрыши? Ты и мою сестру не хочешь оставить в покое!… И почему, черт возьми, ты добиваешься общения с людьми, которых ты сам когда-то оставил, бросил…

БАЛЯСНИКОВ. Кузьма, клянусь, ты по-прежнему не в курсе! Все мои жены сами оставляли меня.

КУЗЬМА. Но до этого их доводил ты - своим невниманием, легкомыслием, шутовством… Хорошо, хоть в последнее время несколько поутих и перестал

влюблять в себя этих бедных неразумных созданий. (С возрастающей отчаянностью.)

Тебе никогда никто не был нужен - твои куклы заменили тебе живых людей!… Или ты людей перепутал с куклами и теперь играешь ими.

БАЛЯСНИКОВ (разозлился). Отлично, я никуда не гожусь, а ты сам-то кто такой? Даже на то, чтобы выбрать профессию, фантазии не хватило! Рабски пошел по моим следам… Жалкий подражатель.

КУЗЬМА. А вот и нет! Просто я с детства мечтал об одном - превзойти тебя! Всем доказать!… И знаешь почему? Потому что ты никогда не любил меня…

ХРИСТОФОР. Кузя, сейчас же замолчи. Я этого просто не вынесу.

КУЗЬМА (яростно). Только одним обязан я этому человеку - он убедил маму назвать меня Кузьмой, повергнув этим в изумление всех моих будущих знакомых.

БАЛЯСНИКОВ (негодуя). Стыдись! Я назвал тебя Кузьмой в честь твоего деда Кузьмы Балясникова, величайшего в Подмосковье мастера дудок и свирелей! Неужели ты хотел бы зваться каким-нибудь жалким Валерием или злосчастным Эдиком, которых нынче полно, как собак нерезаных.

КУЗЬМА (не остывая). Всю жизнь ты стремился к одному - повергать всех в изумление. Но вот тебе уже шестьдесят, а по-настоящему ты так никого и не изумил.

БАЛЯСНИКОВ. Это от чьего имени ты заявляешь? Золотушное поколение! Фокусники без гроша за душой. Уйдем мы - и никого не останется!

КУЗЬМА. А что ты о нас знаешь? Так любовался собственным великолепием, что и заметить не успел, как время твое кончилось. Финита! Даже в кукольном театре собираются отказаться от твоих услуг.

БАЛЯСНИКОВ. Что ты врешь? (Тревожно.) О чем ты?

КУЗЬМА. Во всяком случае, делать куклы для "Прекрасной Елены" они приглашают… приглашают Лепешкина.

БАЛЯСНИКОВ. Вранье! (Помолчав.) Кто тебе сказал?

КУЗЬМА. В театре все об этом знают.

БАЛЯСНИКОВ (не сразу). Ну и что же? Вполне естественно. Балясников слишком хорош, чтобы заниматься всякими там канканами. Кто, как не я, в конце концов пестовал этого Лепешкина! Ты думаешь, мне было легко склонить театр пригласить именно его?

КУЗЬМА (долго смотрит на него). Мне жаль тебя папа. (Идет к двери, обернулся.) А пятьдесят рублей Робинзону Крузо вернут по почте.